Он действительно не смог бы. Он никогда не думал, что бывает так. Что бывает просто бесконечная белизна без единого ориентира, белое спереди, сзади, по бокам, снизу и сверху. Он привык вычленять важные детали из их окружающего изобилия, он всегда существовал в мире цветов и предметов, но здесь не было ничего. Он пытался найти ориентир, и несколько раз ему даже казалось, что находил, – но через несколько секунд оказывалось, что рядом с десяток таких же, да и тот, что он нашёл, уже исчез, потому что с другого ракурса он выглядит совершенно иначе. И ещё здесь не было целей, не было жертв, не было никого, достойного битвы. Да, чем-то это напоминало морское путешествие, но тогда битвы не намечалось, поскольку всё вокруг было правильным, налаженным, справедливым. Сендуха же дышала опасностью, страхом, беспокойством и при этом оставалась пустой и неподвижной. Когда он чуял опасность в своём мире, он просто реагировал на неё. В сендухе он чуял её не хуже – но было совершенно непонятно, что делать. Оставалось просто двигаться дальше.
Лидеру было проще. Он не раз бывал в сендухе и даже сам – с отрядом, конечно, – доходил до ближних поселений луораветланов. Там жили мирные люди, которые торговали с пришлыми – мехами, мясом, костью, но – не Стеклом. Не то чтобы Стекло считалось ими священным, оно скорее не имело ценности и, более того, принадлежало сендухе, а не им. В этом состояла их честь – не брать того, к созданию чего они не приложили усилий.
Но дальше их не пускали. Дальше были земли луораветланов, и оттуда никто не возвращался. Эти мирные, добрые люди, которые пели заунывные песни и с улыбками протягивали примитивные деревянные поделки, умели убивать как никто, без единого сомнения. Первый отряд погиб вообще по чистой глупости – тогда ещё никто не знал о враждебности луораветланов, и солдаты согласились провести ночь в одном из подснежных поселений. Их сытно накормили, а наутро никто не проснулся – в похлёбку просто добавили яд. Мертвецов навалили на повозку, впрягли в неё оленя и отправили его куда глаза глядят. Один из солдат умудрился выжить – то ли съел меньше прочих, то ли организм оказался стойким, он очнулся в качающейся повозке среди трупов, сориентировался по компасу и направил оленя плюс-минус в сторону Ктывы. Последние пару километров прошёл уже пешком, потому что олень испугался и развернулся. Солдат рассказал о том, что произошло, и в сендуху ушёл карательный отряд. Он вернулся через несколько дней – на такой же повозке, с таким же оленем, уже специально обученным идти в определённом направлении. Третий отряд не вернулся вообще.
Почему ты пошёл со мной, спросил он. Ты же ничего обо мне не знаешь. Я ведь мог убить тебя прямо там, в твоём кабинете. И сейчас могу.
Я всё о тебе знаю, даян. Не забывай, что я – Лидер, у меня есть глаза и уши в каждом городе, в каждом доме. Я узнал о твоём прибытии раньше, чем твоя нога ступила на мою землю. За тобой следили всю дорогу от Русова до Мараса. Ты красиво убил тех парней, очень красиво. Тебя даже засняли на видео.
Но теперь за мной не следят.
Теперь – нет. Теперь я вроде как в твоей власти. Только без меня ты не дойдёшь.
Ты знаешь, зачем я иду?
За Проводником.
А кто такой Проводник?
Лидер не ответил.
Ты тоже не знаешь. Никто не знает, кто такой Проводник. Никто не понимает, чего он хочет и куда идёт.
Но он не должен дойти, сказал Лидер.
Да, именно так.
Некоторое время Лидер думал, а потом спросил: а я имею право дойти? Да, ты имеешь. По крайне мере – пока.
Дальше они ехали молча. Это были обычные земли, Стекло не захлёстывало их, но до переходной территории оставалось совсем немного, а там снегоходы начнут кашлять и остановятся – топливо изменит консистенцию и перестанет гореть. И придётся идти пешком. Он не думал о грядущем, он пытался поймать момент, последний момент спокойствия перед бурей, как казалось ему, перед сражением, перед восстанием. Его мысли перетекали от окружающей пустоты к Проводнику – не ко встрече с ним в каком-то обозримом будущем, а к Проводнику как к человеку. Что он знал о нём, что он мог рассказать, спроси его кто-нибудь. Лишь то, что исходило от Ка: описание внешности, дата и время отъезда, количество спутников. И то, что исходило от Алярин: любовь, любовь, любовь. Но всё это не было даже внешней оболочкой: Проводник оставался в полной мере загадкой – человеком без цели, уходящим в смерть и при этом не должным её достичь.
Проводник был окружён кольцом безразличия. Те, от кого он скрывался, не то чтобы его не видели, просто не задумывались о его существовании, у них хватало других дел. Живой иллюстрацией этому служил Лидер, который знал абсолютно всё о даяне: откуда он прибыл, на каком корабле, как и с какой скоростью двигался, знал о его целях и разбирался в его средствах. Он следил за ним каждую минуту и легко взял в плен, сделав то, чего ранее не удавалось никому. И в то же самое время Лидер ничего не знал о Проводнике. Ни одна мышь не миновала границу без его ведома, ни один воробей не мог перелететь её, все становились объектами пристального внимания, все разговоры прослушивались, все шаги фиксировались. Но группа из тринадцати человек, миновавшая всю страну с юга на север и исчезнувшая в сендухе? Может ли такое быть? Лучшие люди пытались найти их следы, но те не высаживались в порту, не останавливались в гостиницах, не переходили границу. Тем не менее случайные свидетельства всё-таки всплыли: их видели прохожие, их зафиксировали камеры, расположенные в самых неожиданных местах, кто-то из них – поодиночке – покупал еду и предметы первой необходимости. По осколкам информации, по зеркальным отражениям шпионы Лидера собрали более или менее цельную картину – за два часа до того, как даян перерезал глотку человеку во дворе.
Зачем ты это сделал, спросил Лидер во время первого разговора. Затем что он заслужил, ответил он. Тогда почему ты пощадил остальных, спросил Лидер, и он отвёл глаза.
Впереди замаячили постройки. Последнее поселение до перехода, сказал Лидер. Враждебное? Они все враждебные, но здесь ещё можно торговать, и они накормят. Дальше всё, зима, они уже ушли в пещеры.
Они заехали прямо в поселение – хижины из палок и шкур, изукрашенные тотемы, первобытное общество. К ним вышел человек в мехах, лет сорока пяти, с ходу спросил: кто такие? Говорил он чисто, без акцента, точно на родном. Идём в зиму, сказал Лидер, хотим переночевать. Зачем идёте, спросил человек. Посмотреть на Источник. Человек махнул рукой, мол, ещё одни сумасшедшие, накормите их. Им дали похлёбки, вяленого мяса, ягод. Всё было пресным, здешние не знали специй и не пользовались солью – её заменял холод. А летом, спросил он. Летом, ответил Лидер, они выдалбливают яму до мерзлоты, там всегда холодно.
Их положили в большой яранге, в самом углу. Кроме них, там спало ещё несколько человек, и он не понял, в каких отношениях они состояли. Все мужчины и к одной семье явно не относились – возможно, ушедшие с территории Стекла, беженцы. Наутро они отправились в путь – снова на снегоходах. Ты же сказал, там они не заведутся. Там не заведутся, но пару километров ещё протянут, селение не на самой границе. Снегоходы действительно заглохли спустя пятнадцать минут, практически синхронно, зачихали и остановились. Они сняли притороченные лыжи, и оказалось, что ходить на них довольно сложно, хотя сперва он думал: встану и пойду. Они потратили полдня на обучение, Лидер шёл позади и комментировал ошибки. К концу дня более или менее разогнались.
Что чувствует коснувшийся, спросил Лидер. Ничего, ответил он. Никогда? Никогда. Всё как обычно: ты ешь, спишь, любишь, ненавидишь, ты не отличаешься от других, по крайней мере так тебе кажется, разницу видят только окружающие. Лидер задавал много вопросов, и он отвечал, хотя его это раздражало. Ещё Лидер шутил, и он не всегда понимал шутки. Он не хотел, чтобы Лидер иронизировал над его неумением ездить на лыжах, но Лидер не мог удержаться и постоянно его подкалывал, находил слабые места и точечно их раздражал. Такое повторилось один раз, и два, и двадцать, и тогда он повернулся и сказал: если ты пошутишь ещё раз, я просто тебя убью и пойду дальше один, как и планировал. Не потому, что ты достоин смерти, хотя ты её достоин, а просто потому, что ты – помеха. Больше Лидер глупостей не говорил.
Мне было двенадцать лет, сказал Лидер на привале, когда мать застрелилась. Я рос в обеспеченной семье, у моего отца был бизнес, связанный с торговлей стройматериалами, и он мог позволить себе всё что угодно. Поэтому он позволил себе мою мать, купив её с потрохами на местечковом конкурсе красоты – просто подошёл к ней после её победы и сказал: у меня есть столько-то денег, яхта и дом со слугами, я хочу тебя трахнуть. И она согласилась, что ей было терять, красивой девочке из провинции. Я родился шестью годами позже – у меня было три старших брата и младшая сестра, и это только от этого брака, всего у отца было двадцать четыре ребёнка, четырнадцать мальчиков и десять девочек. Он никого из нас не обижал, но при этом и не любил, скорее ухаживал за нами, как ухаживают за дорогой антикварной мебелью – оберегают, лакируют, стараются не ставить горячее. Так же он обращался и с матерью – ни в чём ей не отказывал, обеспечивал все нужды и не обращал внимания. И всё равно я не понимал, почему она решилась на такой шаг – она могла попросить у него развода, и он бы не отказал. Ему было не жалко, он просто дал бы ей откупных и женился бы снова на какой-нибудь из своих многочисленных любовниц. Но она решила так. Она купила пистолет в магазине подержанного барахла, шестизарядный допотопный револьвер, много лет провисевший в рамке под стеклом и, видимо, никогда не стрелявший. Она зарядила его, надела самое красивое платье, подошла к зеркалу и выстрелила в висок. Она умерла не сразу, врачи боролись за её жизнь ещё полтора месяца, хотя перспектив не было никаких, мозг необратимо пострадал, и бросили, когда отец сказал им: отключайте, хватит её мучить.