— Он же позвонит ей! — заорал он как бешеный. — Надо поскорее набрать ее номер!
— Кто — он? Кому — ей? О чем ты?
— Шандор позвонит Ибойе! Но если позвоним мы, ему не удастся… — Он схватил трубку, судорожно стал набирать номер.
Жужа спокойно нажала на рычаг, аппарат щелкнул.
— Да пусть звонит, если хочет. Только не будет он ей звонить.
— Он для того ведь и придумал все, — задыхаясь от волнения, толковал ей И́ван. — За коньяком, мол, пойдет!..
— Ну если и позвонит, что это изменит? — спросила Жужа. — Не будь же таким болваном!
— Отойди! Я позвоню ей!
— Нет! Не позволю тебе порушить все, что я только что хоть как-то наладила.
— Ты, ты… мозговой комбайн! — с ненавистью прошипел заправщик. — Хорошо же ты все наладила! И как это я такого дурака свалял, вот уж впутался, так впутался… Пусти, говорю!
— Если ты станешь звонить, я вырву шнур, — невозмутимо сказала Жужа.
— А я тебя… я убью тебя!
Долгий мелодичный смех был ему ответом.
— Ты никогда не сделаешь ничего такого, из-за чего можно оказаться в тесном контакте с милицией. Ты ведь неглупый парень. Просто ты дрянь бесхарактерная, гнида. Так что опустись на свой зад и жди!
И́ван угрюмо молчал.
— Да что ты, право, в бутылку лезешь? Что тут такого, если Шандор и поговорит с Ибике? Думаешь, от этого что-нибудь изменится?
— Сбегут они.
— Куда, недотепа?
— За границу укатят!
— Ах ты простофиля! Это Шандор-то? Который, кроме своих рандеву, ничего организовать не способен, посуду вымыть и то не сумеет? Да ведь ему чемодан документов пришлось бы с собою тащить, чтобы свои исследования там продолжить! Так что успокойся, Шандор останется, да и Ибике не покинет тебя ради того, кто в месяц две восемьсот зарабатывает, да еще на двух детей алименты должен выплачивать.
— Экая ты всегда разумная, — проворчал заправщик. — Так всегда рассчитаешь все, все вычислишь…
— А что? Я была не права?
Вернулся Шандор.
— Привет! — сказал он обоим. — Ну, наливать?
И́ван отодвинул свою чашку.
— Я пить не буду.
— Он у нас нынче не в духе, — сказала Жужа. — Оставим его в покое. Ну, будь здоров! — Они чокнулись. — Дали безо всякого?
— Конечно. Портье вынес. Я сунул ему десятку.
Шандор опять налил в два стакана. Жужа поглядела на темно-золотистую жидкость.
— Не тужи, дорогой, — улыбнулась она мужу, — не стоит того. У тебя ведь есть и другие дела.
— Есть, — согласился Шандор. — Иногда и подумать не грех, например.
— Кто ты такой? Философ? — спросила Жужа ласково. — Ты знай себе вычислениями занимайся да опыты ставь.
— Нет, Жу, иногда каждому подумать нужно, — покачал головой Шандор. — Тем, кто не философ, тоже. Ты-то вот не философ, а ведь думаешь… И за меня тоже думаешь. Да только нельзя жить так, чтобы за тебя думал кто-то другой, как бы ни было это удобно. Это ни для кого не проходит безнаказанно… Будь здорова! — Они опять чокнулись.
— Будь! — сказала Жужа. — А-ах! — Напиток обжег ей горло. — Что это ты принес?
— Кажется, бренди «Кабинет».
— Крепкая штука!.. Ну что ж, думай, дружок, если нравится. Додумай все до конца, и тогда поймешь, что никакой беды-то и нет.
— Ты, Жужа, славный человек, но мне кажется… беда есть, и немалая.
— Беда в том, что ты опять слишком расфилософствовался. Вот допьем, и езжай-ка домой, я вызову такси.
— Спасибо, я пойду пешком.
— Почему?
— У меня нет больше денег.
Жужа опустила руку в карман.
— Я дам тебе сотню.
— Это твои деньги, Жужа, и потом… я не поеду домой.
Рука Жужи замерла, так и оставшись в кармане. Она медленно подняла на мужа глаза. И́ван вскочил.
— Он позвонил ей! Я же сказал: он ей позвонит… Ведь звонил, паршивец несчастный?!
— Ибойе? Нет, не звонил. Даже в мыслях не было.
— Не ври!
Заправщик сгреб на груди двоюродного брата рубашку. Тот смотрел на него сверху вниз и видел, что на макушке у брата из-под редеющих волос просвечивает кожа. Заправщик выпятил грудь, стал на цыпочки, чтобы лица их оказались на одном уровне, — увы, напрасно. Младший брат, гибкий, мускулистый, элегантный, все равно высился над его головой.
— И́ван, да провались ты отсюда, видеть тебя не могу! — воскликнула Жужа.
— У меня больше прав быть здесь, чем у этого… этого… Если явится контролер, тебе не поздоровится!
Жужа брезгливо поморщилась. У нее не было настроения препираться.
— Выйдем на воздух! — сказала она мужу.
Они долго молча ходили взад-вперед по бетонной площадке. Светало. Жара спала, и с востока из-за домов появилась узкая серебристая полоска, пока еще совсем бледная, как будто предвещала восход луны. Но убывающий рожок луны висел на западном небосклоне, над горами. По проспекту в сторону депо прогромыхал служебный трамвай.
— Что тебе не так? — спросила Жужа.
— Пойми, Жужа, я ухожу. Ты сделала все… но я не могу жить с тобой. В этой теплице со всеми удобствами, которую ты выстроила вокруг меня, где ты управляешь даже моими мыслями, ставишь передо мною тарелку, подставляешь мне ночной горшок, подсовываешь мне женщин…
— Ну, это, пожалуй, преувеличение, — тихо вымолвила Жужа.
— Нет, не преувеличение. С Верой меня познакомила ты… потому что знала: она тебе не соперница… Я не могу так жить.
— Ах ты несчастный, да ведь, не подставь я тебе горшок, ты же обделаешься! Если на улице не оглянусь вместо тебя, ты попадешь под машину! У тебя есть все, ты можешь жить только своей работой, чего же тебе нужно?
Они остановились.
— Свободы, — сказал Шандор.
— Свободы?! О господи, романтический юнец! Ты же совсем как тот мальчишка, который бежит из дому, потому что ему велят в одиннадцать быть в постели, и поступает в Иностранный легион. Уж там-то он поймет, что такое свобода! Ты свободен, если у тебя есть деньги! Если можешь сесть в свою машину и через два часа быть там, где только пожелаешь! Свободен, если можешь расхохотаться своему начальнику в глаза, потому что не помрешь с голоду, если он тебя выставит! Свободен, если можешь взяться за ту работу, которая тебе по вкусу, если не нужно изо дня в день тянуть постылую лямку ради хлеба насущного и можно заниматься тем, что ты считаешь своим призванием… вот когда ты свободен!
— Ты только в деньги веришь? — внезапно спросил Шандор.
Жужа ответила не сразу. Медленно сделала шаг, другой, и они опять принялись ходить по бетонной площадке туда-сюда, от колонки к колонке.
— Это реальность, — проговорила она наконец. — Деньги — реальность. И это не вера. Это опыт.
— Жужа, твои деньги — это власть, а я не могу вынести твоей власти надо мной даже при том, что люблю тебя, а я тебя люблю, только это уже не имеет значения…
— Но до сих пор выносил ведь?!
— Да. Потому что иногда восставал и верил в то, что восстаю против тебя. Но сейчас я узнал, что и этими вспышками руководила ты, ты определяла их границы.
— На что ты будешь жить? — спросила Жужа.
— Почему ты так поступала? — в отчаянии воскликнул Шандор. — Зачем делилась мною? Зачем себя унижала?
— На что ты будешь жить? — повторила Жужа вопрос.
— И меня унижала… зачем?!
— Затем, что любила тебя. Ты об этом не думал?
— Нет, думал. И как раз поэтому не понимаю. Я, если кого-то люблю, не умею делиться им — ни с кем.
— Долго и я не могла… Ну да все равно. Я хотела сохранить тебя. Боялась, что придет срок, ты станешь знаменитостью, и тогда тебе мало будет моих… денег. Я хотела быть умной.
— Тебе это удалось. Даже слишком.
— На что ты станешь жить? — в третий раз спросила Жужа ровным, бесстрастным голосом.
— Живут же другие.
— Где будешь жить?
— Сниму комнату.
— Дурак! Ты приплетешься обратно, ко мне, но я прогоню тебя.
Шандор остановился. Остановилась и Жужа.
— Ну видишь. То, что я предавал тебя, ты можешь простить — Марту, Андреа, других… но того, что я в кои-то веки пытаюсь стать на собственные ноги, ты мне не прощаешь… Ты не способна измениться… вот это и есть самая большая беда. Потому я и ухожу.
— Ступай!
— Сейчас уйду…
— Так чего же ты ждешь?!
Шандор неуверенно шагнул к жене.
— Привет, Жу…
— Чувствительного прощания хочешь? От меня? Да катись же ты к черту, пока я не вцепилась тебе в физиономию.
Шандор остолбенел. Поглядел на жену. Она высокомерию, презрительно улыбалась.
Больше он ничего не сказал. Опустил голову. Потом медленно зашагал прочь, прошел под навесом на другую сторону бетонной площадки, миновал «симку», пересек дорогу. На тротуаре снял очки, опять надел их и пригладил волосы за уши. Его стройная фигура чуть сгорбилась, но шел он ровно, спокойным, твердым шагом. И больше не оглянулся.
— Шандор, — негромко позвала его Жужа. И повторила громче: — Шандор!
Он не остановился. Возможно, не слышал. Он был уже далеко.
Потускнел и западный небосклон, побледнела луна, лишь силуэты гор еще чернели на фоне неба. С востока поднимался над домами апельсинового цвета шар. Жужа пошла назад, в контору, ее каблуки звонко процокали по бетонке.
— Он ей звонил? — накинулся на нее заправщик.
— Вот телефон, спроси Ибойю, если тебе интересно.
— Ушел? — спросил И́ван.
— Да, — просто ответила Жужа. — Совсем.
— Что?! Но почему?
— Так.
— Ну и тип! — ухмыльнулся заправщик с откровенным злорадством. — Словом, закрыта лавочка.
— Могу я попросить тебя помолчать? — проговорила Жужа устало.
Она села. Пустыми глазами уставилась прямо перед собой. Было совсем тихо.
На лице заправщика злорадная ухмылка сменилась выражением злобы и подленькой угрозы. Он вдруг посмотрел на Жужу, прямо в глаза.
— Я тебя уничтожу, — прошипел он чуть слышно.
Жужа вздрогнула.
— Что?
— Что слышишь. Я тебя уничтожу. Ты загубила мне жизнь.
— Ну и что! — пожала плечами Жужа. Его жизнь ее не интересовала.
— Я донесу на тебя в Управление… что целую ночь здесь находилось постороннее лицо и вы с ним пили.