— Ну, прибыли! — сказал он и поглядел через стеклянную стенку. Внезапно он обернулся. — Жужа, это твой муж!
— Шандор?
— Разве это не ваша «симка»? Точно, она… Что случилось?
Машина остановилась, водитель вышел, захлопнул дверцу.
— Сейчас узнаем, — сказала Жужа медленно, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.
Она предчувствовала дурное, муж никогда не появлялся здесь в эту пору. Шандор был высокий стройный мужчина, одетый с изысканной элегантностью; он носил чуть затемненные очки в широкой оправе, войдя, нервным движением снял их. В ярком свете конторы он зажмурился, замигал и поспешно вновь надел окуляры. Словно продолжая то же движение, пригладил рукою волосы, отведя их за уши. Уши кумачово пылали.
— Привет, Шандор, что, не спится? — нарочито веселым тоном спросил заправщик.
Вошедший хотел было ответить ему в тон, но не получилось.
— Видимо, так… — выговорил он нескладно.
— Садись. Что случилось? — спросила Жужа. — Полчаса назад я тебе звонила, но тебя не было дома.
— Не было. Сегодня я еще не был дома, — сказал ее муж, стараясь, чтобы фраза прозвучала значительно. У Шандора было узкое интеллигентное лицо, движения мягки и гармоничны.
— Послушай, Жужа, я хочу поговорить с тобой…
— Сейчас?
— Сейчас.
— Это так важно?
— Да. Очень важно. Для нас всех.
— Ладно, ребятки, вы тут побеседуйте, — быстро сказал И́ван. — А я пойду наполню вам бак. — Он уже открыл было дверь.
— Нет-нет, останься, — задержал его Шандор, — будь добр… Это и тебя касается.
— Меня?!
Жужа свистнула.
— Ну и чертовщина!
— Да, тебя тоже касается. И близко. Я долго раздумывал, как мне сказать вам… и я думаю… я убежден… — Он то прятал руки в карманы, то вынимал их опять. Пальцы его дрожали. — Да, это можно только в открытую, прямо… Мне тоже нелегко, но для всех нас лучше как можно скорее пройти через это…
Жужа раздраженно прикрикнула:
— Да говори же ты наконец!
— Одним словом, Ибике и я… мы решили, что скажем вам… словом, что мы любим друг друга…
Выпалив эту фразу, он с облегчением перевел дух.
— Ну и что же? — спросила Жужа равнодушно.
— Мы хотим развестись, — быстро договорил ее муж. После того как первая фраза была произнесена, эта далась ему куда легче.
— Да что ты говоришь! — расхохоталась Жужа. — Вы, оказывается, женаты?!
Но Шандору положение вовсе не казалось столь забавным, от ее тона же он окончательно растерялся и сбился с роли.
— Жужа, ради бога! — замахал он дрожащими руками. — Не притворяйся циничной. По крайней мере сейчас! Мы любим друг друга и не можем жить так дальше, не хотим лгать и прятаться и не хотим обманывать вас. Неужели не понимаешь?!
— Не понимаю, — сказала Жужа.
Опустив глаза, с пылающими ушами, Шандор стоял посреди конторы. Он чувствовал, что смешон, что кажется выспренним, и ему было стыдно.
— Не будь ты мне двоюродный брат… младший брат, — шевельнулся в дверях И́ван, — я даже не знаю, что с тобой сделал бы… Выходит, нет в тебе ни чести, ни совести?!
Жужа тихо посмеивалась. От этого круглая потная физиономия заправщика вспыхнула возмущением.
— Такого в нашей семье не было! — заорал он. — Чтобы один у другого… Этого я от тебя не ожидал!
— Ты уж здесь трагического героя не разыгрывай! — оборвала Жужа его тираду. — Не твое амплуа.
Однако мужу презрительная ее сдержанность показалась страшнее актерства старшего брата.
— Жужа, почему ты не желаешь понять, что я говорю серьезно? Клянусь, я не способен был бы устраивать из этого дурацкие шутки. Та связь, что соединяет нас с тобой, в моих глазах слишком священна…
— В таком возвышенном стиле со мной говорить… что горохом об стену, — прервала его Жужа.
Муж проглотил конец фразы.
— Не сердись, знаю, что у меня нет чувства стиля, — проговорил он искренне. — И опыта в этом нет. Я еще никогда не объявлял, что хочу развестись, женщине, которую уважаю, которая мать моих детей и которой я стольким обязан, так благодарен…
Он замолчал. «Право же, звучит невыносимо смешно, — думал он. — Хотя все это чистая правда. Это правда, и как было бы хорошо ее высказать, но положение столь дурацкое, что решительно все выглядит лживо и смешно, кроме того, что я хочу развестись с ней».
— И ты выбрал именно эту форму для выражения благодарности? — спросила Жужа дружелюбно. — Классно! Что ты на это скажешь, И́ван? Тебе Ибойя тоже обязана благодарностью?
Но И́вана покинуло чувство юмора.
— Мне сейчас не до шуток, — проворчал он себе под нос.
— Ох ты миленький! У него тоже, оказывается, есть душа, как и у моего Шандора!
— У всякого человека есть душа, — взорвался заправщик, — только у тебя ее нет!
Жужа не ответила. Она повернулась к мужу.
— Это ты и хотел сообщить? — спросила она сухо.
— Да… это.
— И это было так срочно?
— Но Жужа, неужели ты не понимаешь?!
— Отчего же? Вы с Ибике где-то болтались до сих пор, и ты боялся, что до завтра твоя решимость испарится. Ну что ж. Теперь ты свое сказал, мы слышали, вот и возвращайся потихоньку домой, выспись как следует.
— Верно, — подхватил И́ван. — Сперва всем нам надо как следует выспаться.
Этого Шандор понять не мог.
— Да что вы за люди? — крикнул он, задыхаясь. — Или ты не слышал, что я сказал? Или не понял? Я сказал, что твоя жена вот уже несколько месяцев моя любовница, что она с тобой разведется и я женюсь на ней! И после всего этого ты хочешь спать?!
Вопли Шандора вдруг привели Жужу в ярость. С грохотом уронив стул, она вскочила на ноги.
— Мы здесь работаем! Это рабочее место, а не эспрессо, здесь не положено твои любовные делишки обсуждать. Кроме нас ведь некому деньги зарабатывать, некогда нам твои причитания слушать!
Шандор побледнел.
— Что ты хочешь этим сказать?..
— А то, что убирайся домой!
— Тихо, не вопите так, — сказал И́ван. — Мало ему, что заявился сюда со всем этим свинством…
— А ты заткнись, понял! — вызверилась на него Жужа. — Ну, чего стоишь здесь?! — повернулась она опять к мужу. — Что глаза вытаращил, будто сосунок-теленок? Домой отправляйся!
— Пока мы не обговорим все…
— Я ра-бо-та-ю, осел, слышишь, на тебя работаю, чтобы была у тебя еще одна пара туфель, еще один шведский свитер, мне недосуг в твоих дамских делах разбираться!
Перед бензоколонкой остановилась очередная машина.
— Я пошел, — сказал И́ван.
Он поднял упавший стул и вышел. По радио что-то сказали на незнакомом языке, потом опять затрещала, завыла пустота.
— Попрекаешь меня, что мало зарабатываю? — тихо выговорил Шандор.
Жужа вздрогнула, словно успела забыть о муже.
— О нет! — покачала она головой. — Об этом мы договорились, я же сама предложила. Сказала: деньги — не твоя забота… не годится пахать на призовом скакуне… я же надеюсь, твердо рассчитываю, что однажды ты станешь большим человеком, академиком, а я буду рядом с тобой, и не придется мне, жене академика, вкалывать, как сейчас, — только и будет дела, что в обществе с тобой появляться да в заграничные турне тебя сопровождать.
— Я тебе этого не обещал, никогда не говорил…
— Ничего, душа моя, другие говорили. И кто бы ни говорил, дела это не меняет. Не меняет того, что ты-то мог себе позволить шашни всякие да любовные сложности, мне же приходилось на это башли для тебя добывать.
— Вот я как раз и хочу изменить…
— Австриец тот, — от двери сказал И́ван.
— Иду, — отозвалась Жужа.
Мужчины остались одни. Заправщик откашлялся, прочищая горло, но ничего не сказал. Выключил бессмысленно хрипевшее радио. Тишину нарушил Шандор:
— Поверь, И́ван, мне поганей всех… что приходится с тобой… именно с тобой… вот так столкнуться…
— Я, понимаешь… я и не знаю, что тут сказать…
Заправщик сел, через стекло стал глядеть на Жужу. Она стояла, опершись на колонку с бензином «экстра», и разговаривала с австрийцем. Шандор не понимал поведения своего кузена, но чувствовал, что допытываться не вправе. В конце концов, здесь именно ему надлежит давать объяснения.
— Полюбил я ее, — сказал он. — Мы и сами не заметили как…
Он умолк. Уши опять запылали. Они были у него немного оттопыренные, и он знал, что с этими алыми парусами выглядит более чем смешно. Опять ему казалось, что каждое его слово нескладно, примитивно и, как ни странно, в сущности, лживо. А ведь он явился сюда, чтобы быть совершенно искренним.
— Пойми, раз уж так случилось, то честь в том и состоит, чтобы взглянуть всему прямо в глаза…
Ведь И́ван только что говорил о чести, вот Шандор и пытался теперь объясниться, оттолкнувшись отсюда же. Однако заправщика, по-видимому, больше интересовала практическая сторона дела.
— И как ты себе это представляешь? — спросил он.
— Н-ну… мы оба разведемся… а потом я женюсь на ней…
— Ничего из этого не выйдет, — решительно отрубил И́ван.
— Но ведь другого выхода нет, И́ван! — Шандор тоже сказал это решительным тоном.
Взгляд двоюродного брата тотчас растерянно заюлил.
— Никогда бы такое о тебе не подумал, — проговорил он с глубоким вздохом.
Шандор опять перестал его понимать.
Разговор оборвался, вернулась Жужа.
— Привез, — сказала она и притворила дверь.
— Сколько? — спросил И́ван.
Жужа бросила на стол пачку сотенных.
— Десять. Отсчитай себе пять тысяч.
— Что это за деньги? — испуганно спросил муж.
— Тебя не касается, — отрезала жена.
— Но… десять тысяч форинтов… это же огромные деньги! За что вы их получили? Что вы сделали за эти деньги?
— Тебе этого не понять. Это моя математика. А ты занимайся уж своими дифференциальными уравнениями.
— Жужа, неужели ты впуталась в какое-то темное дело?
Заправщик привычными пальцами отсчитал себе пять тысяч. Жужа села. Устало взглянула на мужа.
— Как ты думаешь, на что я содержу семью из четырех человек? Машину, квартиру? Из каких таких доходов тебе хватает еще и на баб твоих?.. Так что, папочка, ты уж предоставь это мне, ты же занимайся работой своей, одевайся красиво, чтобы нарядным был, чтобы девушки заглядывались на тебя, когда ты из машины выходишь… и чтоб мог говорить им вполне искренне, какой ты святой и чистый, что деньги тебя не интересуют, и живешь ты исключительно для науки, и жизнь свою целиком посвящаешь благу человечества. Девушки любят такой треп… а деньги не пахнут. И эти вот тоже!