— Жужа, если за себя не боишься, подумай о детях!
— Ох, какой ты вдруг стал заботливый отец! А когда ложился с Ибике — тоже о детях думал?!
Шандор резко, зло подался к ней.
— Да. Представь себе, да, я думал и мучился более чем достаточно…
Он не договорил. И это было правдой, но звучало сейчас постыдно фальшиво. Жужа подбородком оперлась на руки и насмешливо улыбалась ему через стол.
— Ах ты бедняжка! Пожалеть тебя? Ты ведь обожаешь, когда тебя жалеют, я-то тебя знаю. Словом, ты мучился. Ну, если так, то, я думаю, ты и детей захочешь с собой забрать.
И́ван, пересчитав деньги, сунул их в карман.
— Жужа, это все без толку, — сказал он. — Этому надо положить конец.
— Почему без толку? Имею же я право узнать, каковы намерения этого образцового папаши! — воскликнула Жужа. Она тоже смахнула свои деньги в ящик стола. Даже не взглянув на них.
— Не понимаю, к чему эти насмешки, Жужа. Зачем нам обострять положение до крайности? Мы должны расстаться так, чтобы иметь возможность встречаться и после!
— Зачем ты хочешь со мной встречаться?
— Затем, что у нас с тобой общие дети.
— Значит, прикрываясь детьми, и тут хочешь выплыть, не замочившись?
— Так мы ни к чему не придем. Шандор прав, — опять вмешался И́ван.
— Глядите-ка, и этот заговорил! Еще один храбрец! Ну, ты тоже надумал в переговоры вступить? Давай-давай, садитесь рядком и договаривайтесь… братцы двоюродные! Оба вы одного поля ягоды!
— Зря психуешь! Коли дело так обернулось, надо все обсудить спокойно, а не психовать… Вцепиться друг в дружку всегда успеем, это дело нехитрое. Пойду выпивку притащу.
— Незачем, Шандор все равно пить не будет.
— Это почему же не буду?
— Ты на машине.
— Машину я оставлю здесь. Она твоя.
Он сунул руку в карман и выложил на стол ключи. Жужа на них не взглянула, словно и не заметила.
— Уеду на такси.
— Твоей зарплаты, миленький, на такси не хватит, — предупредила Жужа с обворожительной улыбкой. — Или за такси я же буду платить?
— Трамваем уеду.
— Уж не собрался ли ты здесь сидеть до тех пор, пока трамваи пойдут?
— Что ж, могу и пешком. Словом, И́ван, неси что-нибудь выпить, по крайней мере поговорим спокойнее.
— Иду, — сказал заправщик. — А вы покуда постарайтесь не вцепиться друг другу в горло. Смысла нет.
В конторе сгустилась тишина. «Вот теперь и надо поговорить», — подумал Шандор. Но не произнес ни слова. Жужа внимательно на него смотрела. Постепенно взгляд ее смягчился, большие серые глаза дружелюбно засияли. В своем синем форменном комбинезоне, белокурая, смуглая, с приветливой, чуть-чуть озорной улыбкой на губах она была очень хороша. Шандор отвернулся, стараясь думать о другой.
Жужа рассмеялась.
— Ну, так что же, милостивый государь? — спросила она игриво. — Изволите всерьез надеяться просто так взять да и смыться? Считаете, меня можно просто отшвырнуть, и дело с концом? Нет, сударь, нет, об этом вам следовало раньше думать.
Шандор молчал, этот игривый тон совсем сбил его с толку. Вдруг он вскочил.
— Не шути, Жу! Я говорю серьезно!
— О, я тоже говорю серьезно. Ужасно серьезно, милостивый государь. Разве вы не заметили?
— Почему ты не хочешь отпустить меня?
Внезапно Жужа прекратила игру.
— Сядь, сейчас расскажу.
Шандор сел. Жужа заговорила спокойно, бесстрастным тоном:
— Во-первых, потому, что ухлопала на тебя восемь лет, кучу денег, энергии, веры… да, папочка, я в тебя верила, верила в способности твои, а это большое дело, верила в твою любовь, а уж это и того больше, и если я постилась около тебя целых восемь лет, если бросилась во все тяжкие, чтобы создать тебе условия, да на полную катушку, то уж теперь, когда ты наконец становишься кем-то, — теперь я тебя другой не отдам!.. Во-вторых…
— Жужа, я не забыл, что ты для меня сделала, — прервал ее Шандор. — Без тебя я даже университет не окончил бы. Если б не ты, я и не взялся бы за это мое исследование, не мог бы и на эту должностишку согласиться, единственное преимущество которой в том, что при этом можно, заниматься моей настоящей работой. Ты не подумай, будто я не знаю, чем тебе обязан…
Жужа выдвинула ящик стола, достала пачку сигарет. Сигареты были американские, какой-то иностранный автомобилист удружил. Она взяла себе сигарету, а пачку щелчком перебросила через стол мужу. Шандор вскочил, чтобы достать зажигалку из кармана брюк. Но зажигалка Жужи была у нее под рукой, и она опередила мужа. Сама дала ему огоньку. Оба молча курили.
— Ничего ты не знаешь, — мирно сказала Жужа. — Если кто и умеет пересчитывать на форинты разные вещи, то, уж поверь мне, это я. Я и в форинтах всему назову цену. Да только не можешь ты вернуть мне все то, что я в тебя вбухала; даже если выложишь, вот прямо сейчас, все денежки, какие я на тебя затратила, — и тогда это будет разве что половина затрат. Никогда ты не сможешь вернуть мне того, что восемь лет я тебя любила, восемь лет верила в тебя, восемь лет ради тебя крала, обманывала, лгала, надрывалась — этого вернуть мне ты нипочем не сумеешь, так что о долгах своих лучше молчи, меня ведь долги теоретические не интересуют. Да и я не могла бы вернуть тебе форинтами слова твои добрые, ласки твои и то, как ты прижимался ко мне, когда тебе было худо, и то, как прыгал от радости, если что-то вдруг удавалось… и то, что опору видел во мне, словно дитя малое… а мне нужно, чтобы кто-то видел во мне опору… мне это нравится… Нет, все это на деньги не пересчитаешь. Как и надежду… Восемь лет я надеялась, что однажды брошу проклятущую эту каторгу, что в один прекрасный день все наши труды, твои и мои, принесут плоды… и я буду наслаждаться ими вместе с тобой…
Наступило короткое молчание, потом Шандор проговорил хрипло:
— Ты делаешь мою задачу все труднее…
— А ты, видно, воображал, что я захочу еще и облегчить ее? — усмехнулась Жужа. — И может, уже представлял себе, как я буду свидетельницей на твоей свадьбе, а твоя дочь понесет фату Ибике?
— Но почему, — с отчаянием вскричал он, — почему тебе нужен такой тип, который любит другую?!
— Потому что я этому не верю. Я знаю тебя. Ибойя заморочила тебя в два счета. Ты и поддался. Ничего, протрезвеешь.
— Не думаю, Жу… Мы опоздали. Надо было нам внимательней присматриваться друг к другу.
Наступила тишина. Выждав, Жужа вдруг наклонилась к нему через стол.
— Иди сюда. Дай руку.
Он не пошевельнулся. Жужа взяла его руку. Опять помолчали.
— Я всегда боялся тебя, — проговорил наконец Шандор. — Так жить невозможно: постоянно бояться собственной жены.
— Чего ты боялся? В чем я была тебе помехой?
— Конкретно ни в чем, — немного подумав, ответил Шандор. — Но я все-таки постоянно чувствовал, что… что слишком многим тебе обязан…
— И эта задолженность тяготила тебя, правда, мой бедненький? Ты боялся, что настанет срок, и я все с тебя стребую. — Жужа ласково поглаживала руку мужа. — Видишь, никогда нельзя знать, как все обернется… не делаешь ли глупости, пусть даже с самыми добрыми намерениями… Люблю твои руки… Пальцы твои люблю, и эти тоненькие волосики на последних фалангах… Поцелуй меня!
Шандор испуганно отдернул руку.
— Не надо, Жу, я не хочу!
Жужа засмеялась.
— Да ты что, девица невинная? Ну, поцелуй же!
— Зачем ты так? Это же невыносимо… для нас обоих!
— Даже прощальным поцелуем не удостоишь? После восьми-то лет?
Жужа встала и обошла стол. Шандор, обомлев, смотрел на нее. Он не мог шевельнуться. Жужа села ему на колени и обвила его шею руками.
— Ну к чему это все? — пробормотал он, когда они выпустили друг друга из объятий.
— Чтобы и ты почувствовал: ты меня любишь, — сказала Жужа. Она так и не встала с его колен.
— Это подло! Ведь ты знаешь, что я люблю тебя, что мне дьявольски трудно…
— Ну-ну, только не заплачь… Ты меня любишь? Зачем же тогда хочешь уйти?
Шандор вскочил, почти сбросил жену с колен.
— Затем, что я боюсь! — крикнул он истерически. — Тебя боюсь!
Жена смотрела на него пристально, словно борец на своего противника. И вдруг, схватив за оба запястья, рванула его на себя. Шандор в ужасе оттолкнул ее. Они боролись.
— Ах ты глупышка… ах ты мой милый глупышка… дурачок, старый юнец… мой глупенький маленький гений… не бойся же… ну, отпусти руки…
Шандор опять почувствовал себя бесконечно смешным. И прекратил глупое сопротивление. Жена припала к нему, прижалась к его ребрам высокой грудью. Он думал о том, что их видно через стеклянную стену.
— Не надо… не надо, Жу… — простонал он наконец. — Я этого не вынесу.
Жужа его отпустила.
— Боишься? Боишься сказать себе, что любишь меня?
— Нет. Я тебя люблю. Но я все равно уйду. Я боюсь другого… того, что… что… Не хочу я, чтобы ты меня любила, не хочу причинять тебе боль!
— О ты, доброта! — Жужа отступила на шаг, теперь ее серые глаза сверкнули презреньем. — Ах ты святая душа! Надеюсь, ты все же не ждешь, что я расчувствуюсь? — Она подошла к стеклянной стене и уставилась на бетонную площадку. Долго стояла так, глядя на красные бензиновые колонки. Потом обернулась. — Хочешь все получить даром? Не смеешь даже на маленькие угрызения совести пойти ради любви твоей? Любишь ты Ибойю?
— Люблю! — воскликнул Шандор быстро и чуть-чуть слишком громко.
— Тогда сумей и убить за нее! Ох, какой же ты кисляк!
— Но если так, что ты любишь во мне?
У Жужи вдруг опять изменилось лицо. Оно уже не было ни насмешливым, ни влюбленным, ни ненавидящим. Только очень усталым.
— Почем я знаю…
Шандор немного пришел в себя. Сел. И вновь пустился в объяснения. Он чувствовал себя обязанным объяснить все. И самому себе тоже.
— Я потому был для тебя хорошим партнером, что ты могла неограниченно надо мною властвовать… даже мыслям моим направление указывать. И ты… право, я не хочу обидеть тебя, Жу, но ты сама меня вынудила… Ты любила во мне просто мечту свою — то, что когда-нибудь я стану знаменитым ученым… Но если так пойдет дальше, я вообще стану ничем. Я живу под к