Стеклянная княжна — страница 39 из 44

настойки до дна: он проник языком в мой рот и судорожно, утробно застонал. Боги, какая ужасная пошлость… но в тот же момент со мной происходило необъяснимое: все тело ослабло, задрожало, эмоции хлынули через край, словно им не хватало больше тела и они рвались из него во все стороны. Его губы были жесткими и ласковыми, а язык – настойчивым, не знающим границ и приличий. Зачем же это так невыносимо и ошеломительно?

Я слабо толкнула его в грудь, но дракон сошел с ума. Его ладонь была уже под моим капюшоном, разжигая прохладным касанием кожу шеи. Безумие Элвина парализовало сильнее, чем заклинание магов, и мне теперь тоже нестерпимо хотелось коснуться его кожи – умереть от восторга, когда мои пальцы ее коснутся. Но я все еще пыталась вспомнить о разуме, потому толкнула снова, а потом стряхнула с руки черный дым и попыталась хлестнуть им. Но сил моих не хватало даже на то, чтобы открыть глаза, потому демонская магия потекла вокруг нас, обвивая и притягивая еще ближе друг к другу.

Элвин сам заметил мои жалкие попытки освободиться – он с трудом оторвался от моего рта, но не от меня самой. Наши лбы оставались прижатыми, а дыхания – перемешанными.

– Не надо, – попросил он едва слышно. – Только сейчас не надо ни о чем думать.

Я во все горло выкрикнула, хотя отчего-то звук тоже вырвался тихим шепотом:

– Это бесчестие, милорд. Хинанда не заслуживает…

– Я знаю, – ответил он и снова поцеловал, но теперь не стал углублять поцелуй. Вновь оторвался, чтобы продолжить: – Уже очевидно, что нам с ней нужно поговорить… сразу же после ее возвращения. Это всем было очевидно. Я, кажется, один до последнего отрицал… Женщина дракона – всегда единственная, а это означает, что моя любовь к ней…

Он сбился и снова вернулся к поцелую. И на этот раз, когда наши языки соприкоснулись, позорно простонала уже я. Да зачем же эти ощущения созданы настолько немыслимыми? Я толкнула теперь резко, вскинула голову, посмотрела в желтые глаза, накручивая себя на ярость – только она могла нас обоих спасти:

– Нет, милорд! Ваши с ней отношения – это лишь ваше дело. Но пообещайте мне, что никогда не захотите расстаться с Хинандой из-за меня!

Элвин усмехнулся, хотя его улыбка выглядела кривой и вымученной.

– Я точно сейчас должен пообещать именно это? Княжна, остынь немного. Я пока сам не понимаю, каким образом и зачем мне вообще эти чувства, представления не имею, что с ними делать, но путей назад ведь уже нет. Неужели сама не видишь, что их нет?

Я вырвалась из теплых объятий, почти в беспамятстве залетела в помещение и пронеслась по коридору. Покои, к счастью, были не заперты, потому я уже через полминуты оказалась в нашей спальне, как будто дверь была моей абсолютной защитой от всех невзгод.

– Айса? – Марита, оказывается, уже забралась в постель и теперь из-под одеяла уставилась на меня. – Боги, что случилось? На тебе лица нет!

– Я просто забыла сегодня помолиться. Спи, а я прямо сейчас это сделаю.

– Ты хоть меховую накидку сними, – посоветовала она, успокаиваясь.

Но мне было плевать на неудобство и навалившуюся после мороза жару комнаты. Я рухнула на колени и сцепила руки, запела, иногда давясь накатывающими слезами. А потом повторила молитву еще раз, и еще. И наконец-то почувствовала, что богиня снова смотрит на меня – и, возможно, даже немного жалеет, настолько я удручающе выглядела в своем смятении. По крайней мере, нервы начали расслабляться, голова снова вставала на место, и от недавнего сумасшествия оставалась только память, но она освобождалась от эмоций.

Под тихое сопение Мариты я поднялась на затекшие ноги, медленно переоделась, подошла к зеркалу и причесалась. Потом села в кресло перед окном и наблюдала, как мир вокруг постепенно светлеет, как серый снег становится белым. Я сидела так часами в спокойном ожидании, когда подруга проснется.

И, когда это произошло, посмотрела прямо и сказала без малейших эмоций:

– Собирай вещи, Марита, мы с тобой вернемся в наше общежитие. Не думаю, что угроза все еще существует. Если она вообще когда-нибудь была.

– Что? – она потерла заспанные глаза. – Почему? Разве нам здесь жить не здорово?

– Потому что вчера я поняла, что у тебя ничего не случится – ни с Майером, ни с кем-то еще. Я вообще ошибалась, когда делала эту ставку. Аштар вернулся, и ты сразу забыла, что существуют другие мужчины.

Подруга густо покраснела, отвела глаза.

– Из-за меня, что ли?

– Не только. – Я встала с кресла. – Но у нас теперь нет ни одной причины здесь оставаться и продолжать злоупотреблять гостеприимством шелле. Мы и так нарушили все возможные нормы приличия.

Марита выглядела виноватой, она тотчас вскочила и побежала к шкафу с какими-то извинениями – мол, это она все разрушила, потому что слабая и глупая. И лучше бы Аштар уехал в родовой замок, она ведь почти его успела позабыть! Ей вот денечка-другого только и не хватило. Но с моим решением она не спорила. И я ее не разубеждала. А что бы я сказала? Что это я здесь – слабая и глупая?

Я тем временем вышла в коридор и решительно направилась к другой спальне. Постучала, но мне не ответили. Потому пошагала в гостиную. К счастью, Элвин сидел перед камином в полном одиночестве. Я бы сказала то же самое и при Майере, но наедине все же было сравнительно легче.

– Милорд! – позвала я. – Мы с Маритой возвращаемся к себе. Примите нашу благодарность за всю вашу помощь, она была бесценной. И выслушайте насчет вчерашнего происшествия, – я чеканила слова так сухо и уверенно, что самой себе поражалась. – Мое поведение было непростительным. И меня не оправдывает тот факт, что никогда прежде я не была так пьяна, как минувшей ночью. Если сможете когда-нибудь простить мое непотребное, немыслимое поведение, я буду рада.

– Уходите? – Элвин продолжал смотреть на огонь, не поворачиваясь ко мне. – Не надо, княжна. Если для того, чтобы ты осталась, я должен изобразить, что не переосмысливаю последние двадцать лет своей жизни – хорошо, я изображу.

– Мы в любом случае уходим, милорд.

Он усмехнулся – и жаль, что выражение его лица было скрыто, я бы посмотрела на настоящие эмоции, играющие сейчас в его чертах.

– Убегаешь из-за страха, я правильно понимаю? – Элвин не спрашивал, а утверждал. – Боишься меня. Себя. Того, что мы оба рано или поздно взорвемся, если будем находиться друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Тогда я приказываю – останься. Хотя я сам боюсь того же.

– Ничего подобного, милорд, – мой голос звучал размеренно. – Я даже не боюсь ослушаться вашего приказа.

Он слегка повернул голову, но на меня так и не посмотрел.

– Чего же ты тогда боишься, княжна?

Теперь настала моя очередь усмехнуться – и славно, что он выражения моего лица тоже не видел:

– Аштар однажды сказал, что демоны боятся только других демонов. Мне понравились эти слова, они пришлись впору и мне. Я по-прежнему боюсь своего жениха. А теперь я еще до ужаса боюсь сделать больно Хинанде – оказаться недостойной ее грубой заботы, не заслуживающей ее агрессивной доброты. Но ваш гнев меня не страшит. Я прямо сейчас рискую потерять хорошего друга и прекрасного собеседника, но и это не страх, а лишь сожаление. До свидания, милорд.

Больше я не слушала, да он, кажется, больше ничего и не говорил.

Глава 20

Возвращаться оказалось не так приятно, как уходить. Уже в коридоре своего общежития мы столкнулись с девушкой, которая при нашем появлении скривилась и рассмеялась одновременно:

– Вас уже прогнали? Наигрались шелле с послушными постельными игрушками и отправили восвояси?

Я хмуро глянула на нее и прошла мимо, а Марита решила ответить:

– Не завидуй, Кейра, тебе вовсе не идет!

Уже в комнате подруга посмотрела на мое лицо и удивилась:

– Ты почему так расстроилась, Айса? Тому, что все в университете подумают именно так? Ну разумеется, подумают! Хотя бы потому, что сами согласились бы стать постельными игрушками шелле даже на одну ночь, не говоря уж о нескольких месяцах. И не злись на нее – Кейра не злая, хоть и очень завистливая.

– Так хорошо ее знаешь? – я обернулась.

– Неплохо, это ведь моя соседка – не помнишь, именно ее переселили из комнаты, когда ты приехала?

И верно. Хотя я в первый день здесь так волновалась, что не разглядывала всех подряд. Да и укол меня не особенно зацепил – теперь надо привыкать, что подобное может ляпнуть любая. Зато после напоминания задумалась:

– Твоя соседка… у которой, возможно, и ключ от комнаты остался? И которую прогнали из-за меня!

– Думаешь, она могла перстень украсть? – сразу поняла мой намек Марита, но покачала головой: – Нет, не думаю. Кейра способна закатить скандал на ровном месте, немного завидует всем подряд, но она не вор и не убийца! В мире много таких людей – и если бы каждый был готов на подобное зло, то от добрых людей бы уже целого клочка не осталось!

Возможно, она права. Но все же следует присмотреться к этой Кейре – и вернуть ей сторицей, если все же она виновна. Сейчас же я только изумилась, почему ее кандидатура вообще вылетела из головы, ведь люди разные бывают – и некоторые не способны забывать обиды.

Под вечер следующего дня я снова получила записку. Элвин был прав – я запомнила его почерк.

«Я понял правила этой игры, княжна. Очевидно, что мне предстоит серьезный разговор с Хинандой, но без упоминания твоего имени. Я ее слишком люблю и уважаю, чтобы продолжать врать или морочить голову. Тебя рядом с этой историей нет и никогда не было. Потом мне полагается выждать лет сто, пока она успокоится, а потом уже заводить какие-то иные разговоры. Но тебя этот вопрос через сто лет уже автоматически не будет касаться, потому какой смысл в том, чтобы тебе прямо сейчас терять «хорошего друга и приятного собеседника» (цитата точная)? Полагаю, мы договорились. Эл».

Пришлось об этом думать снова и снова: сначала с улыбкой от его иронии, а потом с грустью – от той же самой иронии. От стыда и неожиданно навалившегося чувства к дракону меня спасала, как ни странно, Марита. Дело было в том, что именно ее пример показывал: страсть делает даже из умного человека идиота, и страсти наплевать на безопасность и сохранность жизни своего носителя. Клянусь богами, если бы не она и Аштар, то я не оказалась бы готова к такой атаке эмоций. Теперь же могла их обдумать со стороны и остудить голову. Но на записку не ответила ничего, как и не спешила возобновлять любое общение.