– Простите, Сиони, но вам нельзя покидать мое жилище, – произнес Складыватель. – Обещаю, это ненадолго.
Сиони ничего не сказала, и Лэнгстон вышел из комнаты.
Оставшись в одиночестве, Сиони поплелась к окну. Она не стала его открывать, хотя в спальне и было душновато.
Она смотрела на Лондон, на деревца, высаженные вдоль улицы, на женщин в роскошных шляпках, на мужчин, которые болтали о чем-то, попыхивая сигарами.
Они казались счастливыми. И беспечными.
Тяжело вздохнув, она опустилась на колени и оперлась о подоконник локтями и подбородком. Эмери сердит на нее, и у него есть для этого все основания. И Дилайла. И мг. Эйвиоски. Только мг. Хьюз похвалил ее за глупость, но его одобрение лишь подсыпало соли на раны. Мысли у Сиони путались – она пыталась придумать, как исправить положение, но не находила выхода. Разве что бесконечно просить прощения, но от этого не было никакого толку.
Лэнгстон постучал в дверь.
– Вот… возьмите для вашего ушиба, – вымолвил он и протянул Сиони пакет с конфетти, похожими на те, которые Эмери хранил в леднике.
Пакет действительно казался ледяным на ощупь.
– Спасибо, – пробормотала Сиони.
Лэнгстон удалился, а Сиони, поморщившись от тупой боли в скуле, приложила пакет к щеке.
Вид у нее, наверное, чудовищный.
Она задумалась о том, что ей надо заняться готовкой и таким образом отблагодарить Лэнгстона за такт и терпение, но обнаружила, что у нее нет нужного настроя. А добряк Лэнгстон в четверть седьмого принес ей бисквиты и мед. Сиони ела медленно и с трудом. Хотя она довольно долго голодала, желудок не желал принимать пищу. Однако стакан воды, который стоял на подносе, Сиони выпила залпом.
Она почти механически пережевывала бисквиты, размышляя о своих родных и Дилайле. И об Эмери.
Она просидела на кровати допоздна. Спала она беспокойно, урывками. Мысли метались между угрозами Грата и смутными воспоминаниями о Сарадже. Сиони видела Сараджа трижды: сразу после трагедии на бумажной фабрике, той ночью, когда машина упала в реку, и еще раз – когда они с Эмери сделали вылазку на рынок…
В голове всплыло признание Грата: «Материал – вот что главное, Сиони Твилл… А проклятущие ограничивающие слова… Их же легко произнести, а потом отбросить в сторону».
Но Сиони твердо знала, что нарушить привязку невозможно. В школе Таджис-Прафф ей в голову накрепко вбили, что выбор материала – для тех, кому предоставляется подобный выбор, – дело окончательное, бесповоротное, которое навсегда определяет дальнейшую карьеру мага.
Вероятно, когда-то в прошлом Грат привязал себя к стеклу, не имея на то законного права – что уже являлось тяжким преступлением, – и начал творить свои темные заклинания.
Но все-таки на что намекал Грат?
Когда Сиони провалилась в сон, ей привиделись зеркала, Эмери и Грат. Кошмары мучили ее, пока взошедшее солнце не дало ей повод встать с постели.
Утром Сиони отыскала для себя вполне пристойную бледно-голубую блузку. Юбки в основном оказывались чересчур широкими и длинными, но вскоре из недр шкафа Сиони удалось выудить одну, светло-серую, которая доходила до середины голеней. Она была покороче тех нарядов, которые обычно носила Сиони, но выбора у нее не оставалось. Сестре Лэнгстона юбчонка, наверное, еле-еле прикрывала колени, и Сиони решила, что женщина состоит в Либеральной партии. Консервативная леди никогда не станет оголять ноги – и не важно, в чулках или без оных!
Увы, собственная юбка Сиони была безнадежно испачкана в грязи. В итоге девушка примерила светло-серое «безобразие» и скрепила пояс на талии заколкой для волос. Затем причесалась, но поскольку у Сиони не было ни других заколок, ни шпилек, ей пришлось заплести косу и перекинуть ее через плечо.
Спустившись вниз, Сиони обнаружила Лэнгстона в столовой. Здоровяк читал газету и уплетал овсянку из суповой тарелки. Статья из научной рубрики называлась: «Полиформовщик, изобретший популярный пластик «полистирол», не знает толком, как его заклинать».
Хозяин взглянул на Сиони и тщательно вытер губы салфеткой.
– Есть какие-нибудь известия от него? – выпалила Сиони вместо приветствия.
Лэнгстон помрачнел.
– К сожалению, никаких. Будете завтракать?
Сиони покосилась на овсянку – кашу Лэнгстон определенно переварил, – и заявила:
– Если хотите, я могу что-нибудь приготовить. Мне совсем не трудно. Какие у вас есть продукты?
Лэнгстон озадаченно уставился на Сиони.
– Э-э… м-м-м… в шкафу хранится мука…
Сиони изобразила почти натуральную улыбку.
– С вашего позволения я проверю.
Она обшарила помещение и с облегчением выяснила, что у Лэнгстона в хозяйстве есть полноценная плита. Имеющиеся в кухне продукты не очень хорошо сочетались, но Сиони решительно смешала припущенные на сковороде помидоры, соленые грибы, яйца-пашот и ломтики кровяной колбасы. Правда, по ее мнению, блюдо не очень удалось. Зато Лэнгстон ничего не заметил – он считал, что помидоры уже являются полноценной едой, из чего Сиони сделала вывод, что ему надо срочно жениться. Она даже подумала, что можно соблазнить Дилайлу встречаться с ним, но эти мысли оставила при себе.
– Итак… – произнесла Сиони, когда они покончили с едой и за столом воцарилась тишина. Одновременно Сиони пыталась подтянуть подол юбки пониже – не потому, что Складыватель мог увидеть ее ноги, а просто так, на всякий случай. – Чем вы сейчас заняты? И с кем у вас намечалась встреча, которая отменилась… – продолжила она.
Лэнгстон взглянул на Сиони поверх газеты.
– Когда мы с вами впервые познакомились? – закончила фразу Сиони.
Он на мгновение задумался и улыбнулся.
– Ах да, вспомнил! Была запланирована встреча с Сайнэдом Мюллером и правлением школы Таджис-Прафф. Мы перенесли ее на следующий день.
Сиони постаралась сделать вид, будто имя Сайнэда Мюллера не вызывает у нее неприятных ассоциаций. Он являлся учредителем самой престижной стипендии, на какую только могли рассчитывать подростки, желающие учиться в магической школе Таджис-Прафф. А Сиони лишилась вожделенной стипендии после того, как вылила графин дорогого вина прямо на колени Мюллеру. И он это заслужил: нечего было лезть ей под юбку!
С тех пор Сиони решила: чем длиннее будет ее наряд – тем лучше для нее и для окружающих.
Она опять потянула подол вниз.
– По поводу стипендий?
Лэнгстон мотнул головой.
– Нет! В связи с учебными планами. Таджис-Прафф собирается ввести во втором семестре уроки по Складыванию. Дескать, народу среди Складывателей маловато и все такое прочее. Нужно повысить интерес к Бумажной магии.
– Обязательные занятия? – уточнила Сиони.
На протяжении целого года, который она провела в школе Таджис-Прафф, нагрузка была поистине невыносимой. Вряд ли к этой программе можно прибавить хоть что-то еще!
– Ну… – промычал Лэнгстон, поигрывая уголком газеты, – по-моему, следует ввести факультатив без оценок. И пусть студенты записываются туда по собственному желанию. Но профессор Мюллер считает, что если курс не будет обязательным и не принесет учащимся дополнительных баллов, его никто не станет посещать.
– И вы будете вести его?
– Вероятно, – подтвердил Лэнгстон. – Но сперва я прочитаю студентам несколько обзорных лекций по профессиональной ориентации. А еще я хочу продемонстрировать им наиболее зрелищные, самые эффектные приемы: оживление, предсказание будущего, звездный свет и тому подобное. Думаю, тогда их заинтересует Бумажная магия.
Сиони выпустила юбку из рук.
– Звездный свет? – переспросила она.
– А разве вы не знаете? – удивился Лэнгстон. – Это маленькие, пушистые, прямо-таки плюшевые звездочки, которые чудесно светятся! Очень мило на вечеринках и полезно, когда отключается электричество. Мы широко используем их в Лондоне.
Сиони усмехнулась. Марго такое должно понравиться!
– Не могли бы вы показать мне, как вы их Складываете? Прошу вас.
– Э-э… конечно. И мне не вредно попрактиковаться.
Здоровяк задумчиво пошелестел газетой, но в конце концов поднялся и направился в гостиную – прямо к письменному столу, на котором громоздились ровные стопки бумаги. Маг выбрал несколько прямоугольных желтых и розовых листов, взял ножницы и вернулся в столовую.
– Для начала отрезаем полоску, – произнес он и сделал надрез по длинной стороне листа.
– Размер имеет значение?
– По-моему, нет, – пробормотал маг и щелкнул ножницами в воздухе. – Теперь делаем Складку «собачье ушко»… Вы уже проходили «собачье ушко»?
– Вы делайте, – предложила Сиони, – а я буду смотреть.
Лэнгстон с облегчением кивнул и принялся Складывать звездочку. Толстые пальцы здоровяка на удивление ловко управлялись с бумагой. Часть полоски он Сложил в некое подобие узла, но не стал заглаживать Складки. Получив миниатюрный пятиугольник, маг обмотал вокруг него оставшуюся бумагу, как бандаж, а затем аккуратно подвернул все кончики фигурки. Потом он принялся очень бережно, одними мизинцами нажимать на каждую сторону пятиугольника, пока тот не превратился в звезду.
Положив свое произведение на ладонь, маг приказал:
– Сияй!
И звездочка начала светиться изнутри, как будто под бумагой зажглась спичка. Чтобы разглядеть мягкое свечение в ярком утреннем свете, Сиони пришлось прикрыть звездочку ладонями, но она продолжала ровно и спокойно сиять, пока Лэнгстон не произнес:
– Прекратись!
– Изумительно! – воскликнула Сиони. – Я попробую, если вы не возражаете.
Сиони отрезала полоску и принялась повторять по памяти действия Лэнгстона. Впрочем, пару-тройку раз она все же обращалась к Лэнгстону за советом – в процессе Складывания большие ладони мага заслонили от Сиони некоторые важные детали. Когда Сиони закончила свою работу, на ладони у нее сияла маленькая звездочка. Так просто – и так красиво.
– Не будь они настолько хрупкие, получилось бы замечательное ожерелье, – вымолвила Сиони и замолчала.
Она размышляла о том, будут ли бумажные звездочки так же сиять, если навести на них глянец, вроде того, какой Эмери навел на подаренную ей заколку.