В армии полностью отсутствует гужевой транспорт, по этой причине все имеющиеся вещи — посуду, шкуры, кое-какие инструменты — крестьяне несут на себе. Спят под открытым небом, сбившись в кучи и укрывшись шкурами бутей. Все надобности, в том числе интимного характера, отправляют неподалеку от обочины…
Согласно обстановке, в легенду были добавлены события последней недели, а также идея поступления в личное распоряжение герцога Севера, что, как правило, встречало понимание среди попутчиков… Все контакты выявляли примерно одинаковое мнение о целях кампании, а именно: в южных провинциях можно прокормиться; столица потребляет большую часть энергии и ссылки на фальшивые призмы — уловка; разграбление Розанны — достойный ответ на политику властей; герцог Дункер и особенно его супруга наверняка рассчитывают захватить власть в стране. Любопытно, что мне действительно за все время пути не встретилось ни одного семигранного кристалла.
…Девятого октября меня впервые подвергли досмотру двое превосходно вооруженных людей. Я подробно изложил им легенду и высказал намерение поступить на службу к герцогу. После серьезной проверки на физическую силу и владение оружием они назвались Бретом и Келдером и привели меня к человеку, сидевшему сбоку на большой, медленно двигавшейся повозке, запряженной тройкой бутей, единственных встреченных мной за последнее время. Рядом с ним на шкуре, завернувшись в меховую накидку, спала симпатичная молодая женщина. Человек был одет в плотный дорожный костюм с серебряными пуговицами и высокие кожаные сапоги, удивительно чистые в такую слякоть. Все это сильно отличалось от экипировки остальных членов „правящего“ клана. Он заставил меня повторить легенду, время от времени расспрашивая о посещенных мной землях, особенно северных. Эпизод, произошедший со мной в предыдущем клане, неожиданно вызвал его смех, после чего он объявил, что я поступаю в непосредственное распоряжение капрала Брета, который, в свою очередь, подчиняется ему, капитану Мартину, начальнику охраны герцога. На время похода мои обязанности будут примерно такими же, как и в моем прежнем клане, однако иногда придется совершать патрулирование вперед и назад вдоль армии, а также участвовать в ограблении деревень.
…Как проводится налет на крестьянское поселение, я узнал буквально на следующий день после поступления на службу к предводителю бунтовщиков. Мартин, располагавший подробной картой, за несколько миль предупредил нас о том, что предстоит основательная вылазка на запад от тракта. В налете участвовало примерно пятьдесят солдат и несколько капралов. Поселок вовсе не подвергается полному опустошению, как я думал вначале. Не встретив серьезного сопротивления, мы увели трех бутей, пущенных впоследствии под нож, и несколько десятков мешков мелкой птицы и хлеба. Размеры „контрибуции“ аккуратно вычислялись помощником Мартина заранее, исходя из расстояния до следующего поселка. Одиннадцать местных молодых людей изъявили желание присоединиться к „армии“, им было устроено короткое испытание на силу и сообразительность, после которого наш отряд увеличился на десять новобранцев. Оставшиеся семьи, скорее всего, будут вынуждены влиться в общий поток — идущие за нами полчища полуголодных людей оставят их без всяких запасов продовольствия и домашней живности.
…Поздним вечером тринадцатого октября я стал невольным свидетелем сцены с участием герцога, его супруги и Мартина. Когда стемнело, наш „клан“ остановился на ночлег, и я пристроился рядом с повозкой. Спустя примерно ползвонка я расслышал голоса, доносящиеся из-за плотной ткани, покрывавшей деревянный каркас, и осторожно пробрался под днищем поближе. Один из голосов принадлежал Мартину, два других — мужской и женский — были мне незнакомы. Скоро я установил, что в беседе участвовали герцог Дункер, его жена леди Ульвия и Мартин».
Я еще раз пробежал глазами последнюю запись и нетерпеливо схватил следующий листок.
«Разговор продолжался около половины звонка и носил напряженный характер. Герцог был пьян и часто отпускал невнятные реплики, Мартин держался дерзко. Герцогиня требовала распустить армию и силами личной гвардии взять штурмом резиденцию Хранителя, Мартин напомнил ей о плане Тана и посоветовал не вмешиваться не в свое дело. Резкие смены темы, ссылки на неизвестные мне детали и события сильно затруднили восприятие фактов, но некоторые из них я выделил четко: Мартин является организатором сопротивления севера и подчиняется Тану; небольшая, проверенная часть „войска“ остановится в районе Ристалища, в казармах, и будет ожидать сигнала к штурму дворца, остальные после грабежей направятся на юг; герцог практически не участвует в заговоре и много пьет; леди Ульвия родилась где-то на востоке страны и приехала в Северное герцогство около двадцати лет назад, честолюбива и не скрывает желания стать супругой правителя, хотя осознает малую вероятность такого поворота событий.
Ближе к предполагаемому концу беседы я рискнул перебраться к пологу, скрывавшему внутренности повозки, и проковырял в нем ножом небольшую дырочку, позволившую мне увидеть предводителей восстания. Герцог развалился на шкурах и с трудом пытался поддержать разговор, Мартин выглядел самоуверенно, как обычно, леди Ульвия оказалась женщиной под пятьдесят, не по-дорожному облаченная в синий бархатный костюм — расклешенные от колен брюки и длинный широкий жакет. Особенно необычно выглядела маленькая диадема, замысловато вплетенная в ее пышные, с проседью волосы. Обращаю ваше внимание на то, что эта женщина не упоминалась в инструкции и ее имя и лицо мне незнакомы».
Я выглянул в окно и подумал, что чтение неразборчивых каракулей отняло у меня много времени. Знакомство с оставшимся листом дало мне сухое профессиональное перечисление примет леди Ульвии, но и без них я был почти уверен в том, что это моя мать, пропавшая на севере два десятилетия назад. Что побудило ее к такому поступку, я вряд ли смог бы узнать, не спросив ее — прошло слишком много времени, и возможных свидетелей бегства уже было не найти.
На всякий случай я оделся не слишком притязательно, но в то же время плотно, и решительно покинул теплую комнату.
10. Пава
Матильда благодарно заржала, когда я вывел ее из стойла, и даже установка седла не смогла обескуражить ее.
— Я же обещал! — недовольно пресек я попытки лошади лизнуть меня в щеку и, вскарабкавшись на нее, схватил поводья и затрусил к воротам. Решение оседлать Матильду на самом деле вовсе не было целиком актом доброй воли: все-таки ехать ночью без запасного колеса рискованно. Кроме того, я надеялся на прогресс в своих поисках и хотел иметь универсальное средство передвижения, способное двигаться по бездорожью.
Как выяснилось, Кашоны снимали одноэтажную пристройку к особняку своего герцога. Основное здание было погружено во тьму, но одно из окон флигеля слабо светилось. Без труда проникнув за ограду на неохраняемую территорию, я завел лошадь за угол и наказал молчать, после чего поднялся на низкое крыльцо и уверенно постучал в дощатую дверь.
Мне открыла неопрятная девица лет двадцати, в засаленном переднике и с грязными от сажи руками. Она недоуменно воззрилась на меня и отступила, когда я без лишних слов переступил порог.
— Мэгис, кого там нелегкая принесла? — раздался из глубин полутемного помещения резкий голос Павы.
— Герцог Бернард Холдейн! — ответил я и отодвинул портьеру. Заметно располневшая супруга баронета сидела в кресле у тлеющего камина.
— Ах, Берни! — восторженно воскликнула она и встала. — Как хорошо, что ты нашел время навестить меня. Мэгис! — крикнула она в направлении кухни, куда удалилась девица.
Пока она отдавала распоряжения относительно чая, я внимательно рассмотрел ее, с трудом различая в этой дородной женщине прежнюю дикарку. Ее округлый живот и отяжелевшую грудь плотно обтягивало бархатное платье с закрытым воротом цвета молодой брусники. Широкие ладони с несколько распухшими пальцевыми суставами, на которые я почему-то только сейчас обратил внимание — неоспоримое свидетельство неприхотливой жизни в течение долгих лет — выглядывали из длинных манжет. На левой руке поблескивало средней величины металлическое кольцо, а из ушей свисали крупные рубиновые серьги невразумительной формы, — вероятно, часть Кашонова наследства, которую он не успел распродать. По подолу платья, едва прикрывавшего икры, тянулся скромный волан.
Глядя на эту зрелую женщину, я пытался представить себе ту, прежнюю Паву, простую девушку из семьи охотника, но если между ними и существовала какая-то связь, она от меня ускользала. Даже голос ее изменился и приобрел неприятные визгливые нотки, оставшись, впрочем, таким же громким.
Пава провела меня к огню — закопченный камин был полон пепла и полусгоревших поленьев — и села в глубоко продавленное кресло, глядя на меня с тревожным вниманием. Рядом с ней находился низкий журнальный столик, потертую поверхность которого украшало несколько увесистых томов, обыкновенных книг и брошюр, сплошь истыканных бумажными закладками.
— Как поживает Людвиг? — спросил я и сел напротив нее, левым боком к теплому потоку воздуха.
— Людвиг? Связался с какой-то странной компанией и где-то пропадает. Извини, Берни, что я тебя не навещала. Но в то время, когда ты лежал в клинике, у меня были проблемы, а потом ты уехал. Я читала в «Обозревателе»… Мэгис! — вдруг резко вскрикнула она.
— Значит, ты научилась читать?
— Конечно, Людвиг сразу начал со мной заниматься. Я хорошо читаю, вот посмотри. — Она развернула самую толстую книгу: — «Первое целенаправленное плавание на юг было предпринято в девятнадцатом году под патронажем герцога Гора его вассалом, баронетом Кошоном. Специально построенный корабль, согласно современной классификации, был барком и нес два паруса, установленных по рейковому типу оснастки. В него погрузили запас продовольствия и воды на двухмесячный срок, и в начале июня, то есть в наиболее благоприятное время года, с командой из тридцати шести человек судно отплыло на юго-восток. На прилагаемой схеме а-девять показан…»