Теперь воздух двигался внутри нее свободнее, тело снова ощущалось своим. Кара потерла кончик большого пальца, но не царапала кутикулу. Руки чесались что-нибудь взять, что-нибудь сделать.
Взгляд упал на косметичку на комоде. Кара взяла ее и поднесла к окну. Руки дрожали, но это было просто желание – энергия, кипящая в ней. Она стала быстро писать огрызком карандаша для глаз, скрипя по стеклу. В мире, где изображение было всем, окно держало изображение Лондона-за-Стеклом, города Кейс, и Кара писала по этому изображению неровные черные буквы, пока, наконец, с последним всплеском переполнявшей ее энергии, не швырнула карандаш на пол.
Сердце колотилось, когда она отступила назад и прочитала:
Где крыши похожи на волны,
А зеркала, как моря,
Пусть это не видит никто из друзей,
Но я – по-прежнему я.
В этом городе или в другом,
Во вдохах и решениях, в каждом слове,
которое произношу, и в каждой мысли, которую думаю,
в любви или в проволоке, в отчаянии или страхе,
в моей собственной коже.
Всегда
Буду. Я.
Кара уселась на пол, скрестив ноги. Руки, сложенные на коленях, наконец-то перестали дрожать. В небе померк последний свет. Далеко внизу девушка услышала автомобильный гудок. Сейчас должны прибыть гости церемонии, догадалась она, разодетые в пух и прах, носящие асимметричные вечерние наряды с обложек журналов. Они приведут свои семьи, чуть ли не теряющие сознание при мысли о встрече с Лицом Стеклянной Лотереи. Кара улыбнулась, пробуя выражение лица. Риск. Только для себя.
«Жаль вас разочаровывать».
Напугав ее, запищал компьютер. Она долго не двигалась, но пищание все не прекращалось – высокий, многократный звук, такой же вежливый и настойчивый, как сборщик налогов, зажавший дверной звонок. Наконец, уступив любопытству, Кара отправилась к стоящему на столе монитору.
На экране мигали отзеркаленные слова «Входящий вызов». Кара ткнула наугад клавишу, и в сердце впился маленький шип гнева: на экране появилось лицо Кейс.
– Графиня, – раздался ее голос из динамиков компьютера. – Надеюсь, ты хорошенько выспалась.
– А не отвалить ли вам, сенатор? – сладким голосом ответила Кара.
– Тебе нужно в гримерную. Пожалуйста, спустись на пятидесятый этаж.
В двери щелкнул замок.
– Какая точность, – не впечатлилась Кара. – Неужели, кто-то висел на проводе, чтобы открыть дверь, когда вы это скажете?
Кейс не обратила внимания на презрение в Карином голосе.
– Пожалуйста, спустись на пятидесятый этаж, – повторила она.
Заметив маленькую камеру в рамке монитора, Кара фыркнула и покачала головой.
Кейс уставилась на нее. На сморщенном лице не читалось никаких узнаваемых эмоций. Не сказав больше ни слова, она отошла от камеры.
Кара зашипела. Иголка в сердце вдруг превратилась в огромную колючку.
Теперь, когда Кейс отошла в сторону, Кара смогла рассмотреть комнату. Это оказалась маленькая гардеробная рядом с Залом Красоты, где она сражалась с платьем из колючей проволоки. Вместе с сенатором там находились еще два человека.
Первый – стоящая на коленях Эспель. Она держала руки за спиной, плечи напряглись – очевидно, ей связали запястья. Девушка смотрела в камеру расширившимися от страха глазами по обе стороны от серебряного шва. Слезы симметрично бежали по лицу, оставляя одинаковые дорожки на щеках.
Вторым человеком оказался Корбин. Он стоял над Эспель – официальная черная форма, плечи пересекает серебряная тесьма. Одна его рука крепко держала Эспель за волосы, второй Рыцарь прижимал к ее шее серебристый шприц.
«Так чем вы планируете мне угрожать?»
«Что-нибудь придумаю».
Тон Кейс ничуть не изменился:
– Пожалуйста, спустись на пятидесятый этаж, – во второй раз повторила она.
Глава 35
– А теперь успокойся, графиня, – прогудел голос Кейс из маленького динамика в Карином ухе. – Скоро твой выход.
Она посмотрела в коридор на огни в Зале Красоты. До нее глухо донеслась речь Бо Дрияра, разогревающего толпу. Кто-то, о ком она никогда не слышала, представил кого-то еще, о ком она никогда не слышала, кто представил кого-то, чье имя она видела на парочке первых страниц таблоидов, и этот кто-то представил Дрияра, который теперь представлял ее. Каждый раз раздавались одобрительные возгласы сидящих в зале зрителей: крещендо славы.
– …в прошлом имел честь множество раз работать, – голос Дрияра раздулся до учтивой, но смутно сладострастной кульминации, – чтобы продемонстрировать вам фотографическое воплощение ее необыкновенной истории. Лицо вашей Зеркальной Лотереи! Милорды, леди и джентльмены, сенаторы и почтенные гости, пожалуйста, поприветствуйте вместе со мной графиню Далстонскую Парву Хан!
Толпа в зале взорвалась истерикой.
– Пожалуйста, присоединись к своей публике, – пробормотала Кейс.
Кара повиновалась и двинулась вперед маленькими злыми шажками, покачиваясь на головокружительных каблуках. Подчеркнутые тщательно наложенным макияжем, на лице ярко выделялись шрамы. При каждом движении платье из колючей проволоки шуршало и шипело, слово живое.
Девушка взглянула на телефон, который дала ей Кейс. На экране, над сдержанным перевернутым «коновзоедиВ», Корбин возвышался над стоявшей на коленях Эспель, прижимая к ее шее коварную иголку. Оба разделенных швами лица отвернулись от камеры к маленькому телевизору в гардеробной. Это была замкнутая петля: видимое Корбином на своем экране определяло то, что Кара увидит на своем. Взгляд девушки неумолимо тянуло к иголке. Она видела страх Эспель; чувствовала его, словно тонкую струйку яда, стекающую по задней стенке горла.
«Мы делаем это ради тебя, Парва».
Кожа Кары вспомнила нежное прикосновение пальцев Кейс в зале суда, и ее собственные пальцы сжались от воспоминания о времени, когда даже такой простой жест был ей недоступен.
«Персональный Окаянный…»
Она моргнула, и перед глазами промелькнуло страдальческое выражение лица Гарри Блайта.
Хор приветствий взорвался над нею, словно громовой раскат, стоило только переступить порог зала. Девушка, покачнувшись, остановилась. Пока она не вошла в дверь, какой-то акустический обман удерживал звук в узде.
Кару ослепил прожектор, и она прищурилась сквозь блики.
Сидящие на временных трибунах зрители повскакивали на ноги, воя и радостно свистя. Преломляясь через свисающие панели Аппарата Гутиерра, комнату заливал такой яркий свет, что Каре потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, как мало на самом деле в зале народу – человек триста, не больше. Каждое лицо в толпе принадлежало зеркалократу или оказывалось сильно подправлено асимметричными заплатками. Бедняки Лондона-за-Стеклом могли принимать участие в Лотерее, но это не значило, что их пускали наблюдать процесс вживую. Кейс сидела ближе к середине пятого ряда, одетая в сдержанное темно-синее платье, ее лицо озарилось той же страстью, что и все лица в зале. Охранники в парадной форме стояли на подхвате, и среди них – Эдвард.
Камеры на тележках наклонились, словно хищные птицы, к трибунам, красные огоньки уставились на Кару, передавая ее всем в зазеркальном городе, выделяя, обрамляя и контролируя.
Опершись на кафедру в центре комнаты, Дрияр, плотоядно улыбаясь, протянул девушке руку. Его серебряные швы блестели, словно отполированные по случаю торжества, а может, и правда отполированные. Когда Кара наклонилась, он поцеловал ее в щеку, чего она даже не почувствовала, а потом сошел со сцены.
Аплодисменты не смолкали.
– Улыбнись им, графиня, – губы сидящей на трибуне Кейс едва шевельнулись, складываясь в восторженную улыбку, когда она передала распоряжение. Ее рука покоилась на груди, словно от переизбытка эмоций, придерживая маленький микрофон. – Уж они-то этого заслуживают, даже если я – нет.
Кара положила телефон на кафедру. Глаза Эспель умоляли. Губы разомкнулись, и она откашлялась, чтобы говорить, но голос Кейс прожужжал девушке в ухо:
– Не сейчас. Позволь нам выказать почтение.
Так что Кара просто стояла, напряженная и улыбающаяся, словно манекен, облитая их низкопоклонством. Несмотря ни на что, она чувствовала, как это ее приободряет. Сила их внимания завихрялась в ней, словно поток в воде. Она чувствовала на себе пристальный взгляд миллионов зрителей, смотрящих на своего кумира по телевизору; их вера в нее, надежда на победу омывали девушку. Кара почувствовала, как мышцы вокруг рта дернулись, делая улыбку еще шире. Словно лицо пыталось придать себе более соответствующий их ожиданиям вид. Девушка плотнее сжала губы, восстанавливая контроль над собой. Она слышала голос Кейс, но не могла понять, звучит ли он из динамиков или в памяти:
– Мы можем контролировать то, как тебя видит публика.
«Контроль, – сказала себе Кара. – Не теряй контроля».
«Но ты ничего не контролируешь, – шепнул страх. – Все под контролем Кейс».
– Достаточно, – прогудел голос в ухе.
Кара подняла руки, израненными ладонями наружу, и толпа замолкла. Девушка сглотнула сухим горлом и начала:
– Милорды, леди и…
Она заколебалась. Рот Эспель шевелился на экране телефона. Движение было едва заметным – не учись Кара долгие месяцы читать по губам Бет, она бы вряд ли разобрала:
– Что я такого сделала? – вопрошала верхолазка. В рамках крошечной свободы, предоставленной ей усмехающимся Корбином, она покачала головой.
«Что я такого сделала?»
Кара уставилась на экран.
«Что ты сделала? – задумалась она. – Что ты имеешь в виду? Что ты сделала, чтобы попасть сюда? Что ты сделала, что заслужила это?»
А потом перед ее мысленным взором совершенно ясно предстала улыбающаяся ей Эспель, взгромоздившаяся на край кухонного мусоропровода с перемазанным украденным шоколадным брауни ртом.
– Что я сегодня такого сделала, чтобы ты думала, будто я цепляюсь за свою жизнь?