– О да.
– Очень пушистые, да, Питер?
– Необыкновенно пушистые.
– В таком случае я согласна.
– Дорогая, – позвал меня Джос на следующее утро. – Я немного волнуюсь за тебя.
– Почему? – протянула я сонно. – У меня все хорошо.
– Ну, хотя бы потому, что сегодня ночью ты дважды звала во сне Питера.
– Правда? – сказала я, резко сев на постели. – Видимо, он мне приснился. И наверное, это был кошмар, – добавила я с нервным смешком. – Должно быть, мне приснилось, что у него снова роман. Точно! Именно так все и было! – пробормотала я горько. – Нет, это просто невыносимо.
– Не расстраивайся, – сказал Джос, целуя меня. – Все уже позади. Ты со мной. Ты уверена, что не сможешь полететь в Нью-Йорк на выходных?
– Я бы с удовольствием, дорогой, но не могу же я оставить Грэма.
– А родители, они не могут за ним присмотреть?
– Они еще на Мальдивах, – солгала я.
– Как насчет Питера?
– Он… э… занят.
– Что ж, пожалуй, это тот случай, когда я предпочел бы видеть его незанятым.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать.
– А что же ты будешь делать с Грэмом, когда мы отправимся на Пэррот Кей?
– Ну это же еще только через два месяца. К тому времени я что-нибудь придумаю.
– А в следующем месяце я хотел бы съездить с тобой к маме. Ты ведь тоже хотела этого?
– Конечно.
В тот день я чувствовала себя не в своей тарелке, обманывая Джоса так умело и изощренно. Я никогда не изменяла ему до этого, но теперь собиралась сделать именно это. Я подумала о новом белье «Ла Перла», все еще завернутом в папиросную бумагу, оно ждало меня в глубине шкафа.
– Мы едем отдыхать с папочкой, – прошептала я Грэму на кухне некоторое время спустя. Он лизнул меня в нос и принялся мести хвостом пол.
– Но Джос ничего не должен об этом знать. Это большой секрет, понимаешь? По рукам?
Он протянул мне левую лапу.
– Я буду скучать по тебе в Нью-Йорке, – услышала я голос Джоса. – Но я буду звонить каждый день.
Спокойно сидя за столом и с милой улыбкой глядя Джосу в глаза, я переименовала себя в Иуду Искариота. Это выглядело так: Джос мне доверяет, а к пятнице я намереваюсь обмануть его доверие. Но мне непременно надо побыть с Питером наедине. Непременно. И тогда я, возможно, пойму…
– Итак, впереди у нас великолепный уикенд, – говорила я бодро почти в половине десятого в пятницу утром.
– Шесть, пять…
– Настоящая жара. Температура поднялась. Прощальный подарок уходящего лета.
– Четыре, три…
– Давайте же насладимся им напоследок.
– Два, один.
– В мои планы это определенно входит.
– И ноль.
– Счастливых выходных!
– Спасибо, Фейт.
– Увидимся на следующей неделе.
Я почти бегом выскочила из студии и отправилась домой досыпать, а потом собирать вещи. Я заранее уложила поводок Грэма, его миску, матрасик, немного еды и «Скуби Снэкс».
– Мы отправляемся в роскошный отель, – объясняла я, причесывая его, – так что ты должен выглядеть сногсшибательно.
С Питером мы договорились, что он встретит нас в соседнем квартале, чтобы никто не увидел. В конце концов, соседи ведь уже привыкли к тому, что я езжу в машине Джоса.
– Итак, куда мы направляемся? – осведомилась я с улыбкой, как только мы с Грэмом устроились в машине. Была ровно половина пятого.
– Это тайна, – ответил он.
– Графство Камден?
– Нет. Немного южнее.
Грэм стоял на заднем сидении, как обычно, положив голову на левое плечо Питера.
– Ему нравится твоя новая машина, – заметила я, опуская солнцезащитный козырек.
– Конечно, нравится. Ему нравятся «роверы». Кстати, он так и не кидается на Джоса?
– Раз уж ты сам спросил, я тебе отвечу – нет. Похоже, Грэм заключил с ним перемирие. Возможно, ему это просто надоело, – добавила я.
– Да нет, Грэму просто стало жаль беднягу. Правда, Грэм? Я уверен, Грэм сейчас сидит и думает: «Эх, бедолага, если бы он только знал…»
– Что ты сказал Энди?
– Что я в Шотландии, с автором, работаем над горящей рукописью новой книги.
– И она «купилась»?
– Насколько я понял.
– И она не будет звонить тебе на мобильный?
– Я постараюсь звонить сам каждые два-три часа, чтобы она нам не докучала.
Мы мчались на северо-запад, мимо Брэкнелла и Рединга, оставляя позади милю за милей. Грэм спал, свернувшись калачиком, убаюканный мерным покачиванием автомобиля. Позже, съехав с магистрали, мы свернули на Сиринсестер и продолжили путь по небольшой дороге, с полосой леса по правой стороне. Слева бегущие холмы, разделенные невысокими каменными стенками, полыхали осенними красками. Потом мы проехали Бислей, где дома медового цвета светились, как старинное золото, в лучах вечернего солнца. Наконец мы въехали в Пейнсуик и затормозили перед особняком эпохи Георгов.
– Добро пожаловать в отель «Пейнсуик», – сказал Питер, паркуя машину.
– Какая благодать! – ахнула я.
Вдоль широкого фасада здания цвели неяркие розы. Слева тянулся итальянский балкон, увитый глициниями, за ним открывалась ровная лужайка для крокета. Узкие стекла высоких окон мерцали в лучах заката.
– Ваша фамилия? – спросили нас на стойке регистрации.
– Мистер и миссис Смит, – ответил Питер.
Женщина одарила нас снисходительной приторной улыбкой. Ей было не впервой регистрировать пару под такой фамилией.
– А это… – она посмотрела на собаку.
– Грэм Смит, – сказала я, а Грэм встал на задние лапы, всем своим видом предлагая лизнуть ее в нос.
– Ваша комната под номером один, второй этаж. Чемоданы поднимут прямо туда.
Когда в нашей с Питером совместной жизни случались нелегкие времена, а это бывало нередко, я всегда мечтала о загородном отеле, и в моих мечтах он был в точности таким. В комнате оказалась кровать с роскошным пологом на резных столбиках, на стенах – обои в цветочек. Старинная мебель сияла, на туалетном столике покоились расчески и щетки с серебряными ручками. Из просторного эркера с мягким диваном посередине открывался вид на уходящие вдаль холмы с пятнышками пасущихся овец. Я открыла дверь в ванную и застыла: джакузи была таких размеров, что впору плавать, а рядом – о боже! – высокая стопка белых махровых полотенец. Вдруг меня осенила чудовищная догадка.
– Питер! – позвала я. – Откуда ты узнал про эту гостиницу? Я имею в виду… Ты приезжал сюда с ней?
– Нет, – ответил он. – Конечно же, нет. Я нашел ее через интернет.
Внезапно в дверь постучали. Это был официант.
– Ваше шампанское, сэр.
Через пять минут Грэм уже был уложен перед телевизором смотреть свой любимый фильм с Делией Смит, в то время как мы с Питером сидели в ванной по шею в бурлящей воде.
– Сегодня я научу вас делать булочки с маком, – говорила Делия.
– Книга, которую ты сейчас якобы редактируешь, – спросила я, искоса глядя на Питера и потягивая шампанское, – о чем она?
Он провел стопой по моему бедру.
– «Язык жестов».
– Язык жестов? Понятно.
– Самое замечательное в них то, что…
– Да. Язык жестов.
– …что они быстро поднимаются.
Питер отставил бокал и притянул меня к себе, наши руки переплелись.
– Наливаете дрожжи в самую серединку…
– Вот это, например, – сказал он, целуя меня, – знак симпатии.
– Неужели? – пробормотала я. – А так? – И я положила ладонь ему на бедро.
– И взбиваете, пока тесто не загустеет…
– Да, это тоже.
– Оно должно стать упругим и податливым.
– Именно так.
– А это, – сказал он, проводя рукой по моей груди, – считается знаком глубокой заинтересованности.
– Вот как?
– Теперь поставьте в тепло, чтобы тесто поднялось…
– А это, – и он погладил меня по внутренней стороне бедер, – знак того, что нам страшно хорошо вместе.
Мы одновременно поднялись и, не прекращая целоваться, перебрались на пол.
– Потом положите их рядышком…
– О, Фейт, – простонал Питер. Его лицо было прямо надо мной.
– И не жалейте семян мака.
– О, Питер, – прошептала я.
– Я люблю тебя, Фейт.
– А я люблю тебя.
– Вот теперь пора ставить в духовку.
Проснувшись на следующее утро, я долго лежала на спине. Приятно было ощущать прикосновение чистого льна к коже. Глубокое ровное дыхание Питера звучало как музыка. А когда солнце проникло в комнату сквозь щель в занавесе, я осознала, что случилось чудо. И тут же ощутила себя распутной, словно мадам Бовари. «J'ai un amant»,[118] – произнесла я вслух. Ибо невинные игры закончились. Это был любовный роман. Я изменила, ужаснулась я. Я нарушила седьмую заповедь. Я совершила своего рода прелюбодеяние. И это было прекрасно, это было божественно! При воспоминании о Джосе меня кольнуло сожаление, но вины я не чувствовала. В моем сознании роман с Джосом уже закончился, это случилось прошлой ночью. И когда я вернусь, я скажу ему, как можно мягче, что мы не можем больше встречаться. Интересно, что он ответит, подумала я, но тут же поняла, что мне это, в общем-то, безразлично. Питер оказался прав. Я не люблю Джоса. Он был мне, конечно, приятен; с ним было интересно, он проявлял такое внимание, и, конечно, я привыкла к нему. Но сейчас мне не хотелось о нем думать. Я повернулась к Питеру и обвила руками теплое во сне тело. Он мужчина моей жизни, подумала я, положив щеку на его плечо. Мне никогда не будет нужен никто другой. Я почти что слилась с ним, мои ресницы коснулись его кожи. Он чуть пошевелился, открыл глаза и улыбнулся.
– Я люблю тебя, Фейт, – сказал он сонно.
– Я люблю тебя, Питер, – ответила я.
– Сколько уже мы с тобой не спали вместе? – пробормотал он.
– Не помню. Больше года.
– А не наверстать ли нам упущенное?
Я кивнула. Он поцеловал меня. Потом погладил по щеке.
– Мы все начинаем заново, Фейт, – сказал он серьезно.
– Да, – сказала я, – я знаю.
– Мы открываем новую главу, – добавил он. Я улыбнулась. – В том смысле, что сначала ты продемонстрировала свое убеждение, – поддразнивал он. – В тебе кипели гордость и предубеждение.