– Так и есть, – согласилась Симприя. – Следствие тогда с ног сбилось, выясняя, как зараза проникла в Каверну, но ответов так и не нашли. В конце концов весь квартал попросту обнесли стеной, чтобы запереть болезнь. По сей день в районе Трущоб запрещено рыть туннели, на случай если она все еще поджидает внутри.
Неверфелл затошнило от ужаса при мысли о больных, которые оказались заживо погребены в собственных домах. Им оставалось только ждать, когда закончится вода и погаснут светильники.
– Тех, кого эпидемия пощадила, поместили в карантин, – продолжала Симприя, – пока все не удостоверились, что они незаразны. Но к тому времени умерло очень много людей. Глиняная девочка Весперты Аппелин была одной из первых. Увы! Ей было всего шестнадцать. Такая красивая, зеленоглазая. Мадам Аппелин всегда выбирает девочек с зелеными глазами, под цвет собственных.
«Зеленые глаза. Зеленые глаза, как у нее. Зеленые глаза, как у меня. Может, мадам Аппелин и в самом деле моя… Но я ведь из надземного мира, а она – нет! Это не имеет смысла! Только если…»
– Вы сказали, что о прошлом мадам Аппелин ничего не известно. Так, может, она тоже… не из Каверны?
Неверфелл повернулась к сестрам де Мейна и обнаружила, что они ее не слушают. Склонившись над набросками, Симприя и Сния бросали на Неверфелл быстрые взгляды.
– Нет, нет, все бесполезно, изменения невозможно запечатлеть…
– …как крылья бабочки…
– …и сохранить их так же непросто…
Сестры замерли, словно им в голову пришла одна и та же мысль. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом медленно повернулись к Неверфелл. На лицах у них играли одинаковые улыбки, выражавшие искреннюю заботу.
– Именно, – промурлыкала Симприя. – Думаю, можно… – Она выпрямилась и провела рукой по подбородку Неверфелл. – Где-то здесь, что скажешь?
– Только нужно будет действовать очень осторожно.
Сния понизила голос, словно Неверфелл была зверьком, которого они боялись спугнуть. У Неверфелл по ногам забегали мурашки, и ей захотелось оказаться подальше от создательниц Лиц.
– Используем пробковую подставку?
– Так мы выясним, как оно работает, – прошептала Симприя, склоняя голову набок. Ее глаза внимательно изучали лоб Неверфелл. – И почему отличается от прочих. Что заставляет его меняться…
Неверфелл отшатнулась от любопытных пальцев создательниц Лиц и вскочила на ноги.
– Вы хотите ободрать мое лицо, чтобы узнать, в чем его секрет! – взвизгнула она.
Сестры де Мейна медленно и осторожно встали, по-видимому намереваясь успокоить Неверфелл и убедить ее снова сесть рядом. А Неверфелл вдруг обратила внимание на жабьи складки на шее Снии и на то, какие сильные у Симприи руки.
– Ну тише, тише, не говори чепухи, – засопела Симприя. – Мы не собираемся делать это сейчас, пока ты жива и пользуешься своим лицом.
– Не трогайте меня! – Неверфелл шарахнулась в сторону и спряталась за ближайшей колонной.
– Мы столько можем для тебя сделать, – вкрадчиво произнесла Сния, неумолимо приближаясь к Неверфелл. – Нам всего-то нужна расписка, что после смерти твое тело достанется сестрам де Мейна. Даже не все тело, достаточно одной головы…
С опаской выглянув из-за колонны, Неверфелл увидела, что леди Адаманта, привлеченная криками, уже спешит к фонтану вместе с вооруженными спутниками. Кольчужное платье звенело на ходу, как оркестр маленьких кимвал.
Неверфелл сорвалась с места и побежала, петляя между каменных столбов. Позади раздавались проклятия преследователей, которые поскальзывались на мраморных плитах, пытаясь ее догнать. Неверфелл бросалась из стороны в сторону, а потом кинулась к выходу из зала, не обращая внимания на вопли перепуганных обезьян. За спиной она услышала шелест и позвякивание слева – леди Адаманта коброй вынырнула из темноты и потянулась к ее рукаву. Но серебряная перчатка схватила лишь пустоту – Неверфелл удалось вывернуться.
Она помчалась по галерее, слишком поздно заметила фонтан, пробежала по нему, подняв облако брызг, и понеслась дальше, оставляя за собой цепочку мокрых следов. Слишком поздно она поняла, что теперь найти ее не составит труда. Страх добавил Неверфелл скорости, но с врожденной неловкостью она ничего поделать не могла.
– Ой, простите, простите! – воскликнула Неверфелл, когда едва не сшибла слугу, выбив у него из рук миску с черносливом. Затем она споткнулась о ковер и лишь чудом удержалась на ногах. А в очередной арке почти оборвала музыкальные подвески – те ответили ей возмущенным перезвоном, который переполошил дремавшего в клетке какаду.
Неверфелл не могла остановиться и поправить все, что натворила. Подгоняемая паникой, она мчалась вперед, и стук сердца шагами преследователей отдавался в ее ушах.
Девочка не оглядывалась и потому даже не догадывалась о том, что происходит за ее спиной. Когда минутой позже леди Адаманта со спутниками вбежали в галерею, беспорядок, учиненный Неверфелл, бесследно исчез. Кто-то вытер мокрый пол, убрал раскиданный чернослив и вернул на место сдвинутый ковер. Музыкальные подвески сонно позвякивали, а довольный какаду грыз сухарик. Тишину нарушал только плеск воды в потревоженном фонтане. А сам коридор, казалось, оканчивался тупиком. Дальняя арка была скрыта тяжелой портьерой, перед которой стояло несколько столов.
Леди Адаманта властно подозвала слугу в белой ливрее.
– Я ищу своего друга, – объяснила она, надевая Лицо номер 96 – «Неспешный рассвет, увиденный сквозь бокал медовой росы». – Ты не видел рыжеволосую девочку в форме дегустатора? Боюсь, она потерялась.
– Прошу прощения, мадам, но никого похожего я здесь не заметил. Я могу как-нибудь вам помочь?
У слуги было стандартное для его должности Лицо, угодливое и пустое, как чистая салфетка. Леди Адаманта отпустила его взмахом руки и направилась в зал с каменными гигантами, только излишне резкая походка выдавала ее раздражение.
Но едва леди Адаманта и ее спутники удалились, в коридоре раздались иные шаги, тихие и вкрадчивые. Пытливый взгляд скользнул по галерее, подмечая рябь на воде, перья какаду возле клетки, в спешке чуть криво поставленные столы.
Девочка прошла здесь, и кто-то очень постарался скрыть ее следы. Не страшно. Он успел украсть у нее кое-что и теперь легко сможет до нее добраться. А она уже и забыла, чего лишилась.
Охота
Двор часто сравнивали с джунглями, и на то имелись серьезные причины. Как и джунгли, двор поражал буйством красок, а люди, приближенные к нему, повадками напоминали лесных зверей. Одни, яркие и самовлюбленные, были подобны радужным птицам и яркокрылым бабочкам. Другие трудились в поте лица, прилежно и незаметно, как гигантские муравьи, что спешат со своей ношей по лиственному ковру. Третьи – большеглазые лемуры на ветках – прятались в тени и наблюдали, ожидая своего часа.
Джунгли таят в себе много опасностей, но главная из них – позабыть, что ты не единственный охотник. И скорее всего, даже не самый грозный.
Стражи, стоявшие у ворот квартала дегустаторов, ничего не сказали, когда мимо них молнией проскочила новенькая. Форменная перевязь сбилась набок, а лицо покраснело под стать волосам.
Влетев в свою комнату, Неверфелл заперла дверь, рухнула в кресло и только тогда позволила себе выдохнуть. Но сидела она недолго. Вспомнив о письмах мастеру Грандиблю и мастеру Чилдерсину, Неверфелл подскочила к кровати и заглянула под матрас. Писем не было: на их месте лежала одинокая записка, которую взволнованная Неверфелл поспешила развернуть.
Мы не можем открыться тебе. Твое лицо выдаст нас, и мы попадем в беду.
Будь осторожна. Сегодня за тобой следили. Мы думаем, что это был наемный убийца.
Неверфелл целую минуту перечитывала последнее слово. Она-то думала, что была весьма осторожна во время прогулки. Многие провожали ее взглядом, но слежки она не заметила. Охваченная страхом, Неверфелл почувствовала, как холодеют ноги. И ведь она даже не знает, что за убийца следовал за ней по пятам! Его мог послать человек из ее прошлого, опасавшийся, что Неверфелл помнит какой-то страшный секрет. Или же убийцу наняли Гандерблэки, так и не простившие ей пролитое вино. Или еще кто-нибудь, кого она случайно оскорбила неловким взглядом или жестом.
Каждый шаг подвергал Неверфелл смертельной опасности. Заговоришь с незнакомцем – умрешь. Возьмешь неправильную вилку – умрешь. Забудешь о чем-то – умрешь. Скажешь что-то не к месту – умрешь. Высунешься за пределы квартала – умрешь.
«Да, но пока-то не умерла, – напомнила Неверфелл недавно обнаруженная бунтарская сущность. – Я выбралась на разведку и кое-что узнала. Сама приняла решение, и оно принесло результаты».
Неверфелл выпрямилась на кровати и мысленно перебрала все, что случилось с ней за последние несколько часов. Если Симприя и Сния не врали, семь лет назад мадам Аппелин покупала одежду для маленькой девочки. Возможно, для своей племянницы или для дочери друзей – но тогда почему она держала это в секрете? И зачем создательнице Лиц тратить деньги, которых у нее не было, на чужого ребенка? Куда вероятнее, что она влезла в долги ради собственной дочери. Должно быть, она очень ее любила.
Если сестры де Мейна историей о платьях хотели отбить у Неверфелл интерес к мадам Аппелин, то они просчитались. Разговор с ними только еще больше распалил ее любопытство, наполнив сердце надеждой.
Несмотря на одолевавшие ее страхи, Неверфелл поболтала ногами в атласных туфельках, чувствуя, как сворачиваются в животе серебряные гусеницы волнения. Она пробежалась кончиками пальцев по лицу. «Я похожа на мадам Аппелин?» Неверфелл до сих пор отчетливо помнила увиденное в зеркале отражение. «Не слишком, – вынуждена была признать она. – Я не такая красивая. И слишком высокая для своих лет, а мадам Аппелин миниатюрная. Но у нас обеих зеленые глаза. Сестры де Мейна рассказали про вспышку инфлюэнцы. Возможно, заразу принес в Каверну чужак из внешнего мира. А вдруг это был мой отец? Вдруг он заявился в Трущобы, встретил мадам Аппелин, они полюбили друг друга и…»