Для беглянки худшего места, чем дворец, и не придумаешь. Он был логовом тысячи утомленных скукой, жадных до скандала, никогда не спящих глаз. Во дворце находилось главное управление Следствия, а еще залы, где собирался новый Совет. И все знали, что войти во дворец так же сложно, как и его покинуть. После выступления Неверфелл перед собранием хватит одного вскользь брошенного взгляда, чтобы ее разоблачили. Иными словами, дворец был последним местом, где она стала бы прятаться. Во всяком случае, так рассудил бы любой здравомыслящий человек.
«Конечно, выбраться отсюда будет непросто, особенно теперь, когда меня снова ищут», – думала Неверфелл. Но где-то в ее голове слепым лисенком шевелился новый, пока еще робкий план.
Следовательнице Требль потребовался час, чтобы разобраться в путаных докладах о происшествии, отделить зерна от плевел и уложить факты в единую стройную картину.
У ворот дворца девочка с закрытым вуалью лицом выскочила из экипажа Чилдерсинов и исчезла в пыли, поднятой внезапным камнепадом. С этого времени все Чилдерсины и их союзники прочесывают улицы Каверны, платят осведомителям и частным детективам, а еще зачем-то организуют проверочные пункты и патрули.
Следовательница Требль по сути своей была охотницей и в равной степени полагалась на чутье и трезвый расчет. Последние новости заставили ее принюхиваться, как принюхивается львица, оглядывая саванну в поисках блюда из антилопы.
– Это она, – бормотала Требль себе под нос, направляясь к воротам дворца. – Я знаю, что это она. Их бестолковая свидетельница. Взбунтовалась, значит, и решила бежать. Мы должны найти ее. Пошлите наших людей на улицы, пусть проверят всё и в особенности пещеры, которые ведут к туннелям сыродела Грандибля.
– Это важнее, чем поиски Клептомансера? – спросил младший следователь.
– Да. Это важнее всего. Девчонка – ключ к разгадке смерти великого дворецкого. Остальные версии ни к чему не привели. Вспомнить только этот фарс, который они имели наглость назвать вскрытием!
Врачи, которым приказали найти в теле великого дворецкого признаки отравления, как могли, вежливо объяснили, что очень сложно обнаружить «что-то необычное» в теле, чья кровь напоминает жидкие кристаллы, а сердце формой схоже с бананом.
– Я надеялась, расследование так называемых репетиций в Рудниках нам поможет, – не унималась Требль, – но ни одно из тамошних убийств не было похоже на то, что случилось с великим дворецким. Никаких признаков яда в теле жертв, никаких свидетельств, что они сошли с ума и наложили на себя руки. Лишь кучка мерзких, не связанных между собой убийств. К тому же некоторые убийцы уже сознались.
Но эта девчонка… Чилдерсины берегли ее, как вино столетней выдержки, и теперь готовы землю рыть носом, лишь бы найти ее. И мы должны во что бы то ни стало их опередить! Стой! Ты что делаешь?!
Требль краем глаза заметила, как один из ее подчиненных подошел к паланкину из красного дерева, озадаченно посмотрел на него и, недолго думая, повернул задвижку на двери. Крик начальницы он услышал слишком поздно – дверь уже распахнулась. Наружу высунулся худой человек с копной густых черных волос. На узком лице блестели очки с множеством линз. Он размахивал секстантом, утыканным мертвыми бабочками, и издавал громкие булькающие звуки. Требль рванулась вперед и толкнула его в грудь так сильно, что он упал обратно на сиденье. Следовательница поторопилась захлопнуть дверь и вернула задвижку на место, после чего гневно воззрилась на подчиненного.
– Идиот! Ты что, ослеп? – Она ткнула пальцем в песочные часы, закрепленные на стенке паланкина. – Не видишь, что это транспорт для перевозки Картографов?
Требль повернулась к одетым в белое слугам, которые держали паланкин на весу.
– Что здесь делает Картограф?
– Расследует, что вызвало камнепад, миледи следовательница, – ответил слуга, склонившись так низко, как только мог, не рискуя уронить паланкин. – Сюда прибыл, чтобы убедиться, что дворец и проспект в безопасности.
Как и большинство дворцовых слуг, он говорил тихим, извиняющимся голосом, словно все, что он произносил, стояло в скобках.
– Да, конечно. И что он – она? – говорит? Здесь безопасно?
– Да, миледи следовательница. По всему выходит, что обвал вызван не естественными причинами. Кто-то случайно привел в действие один из защитных механизмов дворца. Великий дворецкий полагал, что если толпа придет штурмовать ворота, забавно будет уронить на нее пару-тройку камней. Часть бунтовщиков останется под завалами, а остальные в панике разбегутся.
– Поняла. Что ж, мы вас больше не задерживаем, – махнула рукой следовательница.
«Еще один подарок от великого дворецкого», – подумала она и позволила себе редкую роскошь улыбнуться.
Неверфелл сидела в паланкине тихо, как мышь. Не верилось, что у них все получилось. Черная краска для волос, которую нашли для нее во дворце, еще не успела высохнуть и сбегала холодными ручейками по шее и по щекам. Из-за очков она толком ничего не видела, один глаз приходилось держать закрытым, иначе голова начинала раскалываться от боли. На коленях Неверфелл лежал сверток с провизией, заботливо собранной слугами.
В голове звучали слова следовательницы Требль. Неверфелл, конечно, знала, что ее будут искать, но такого она не ожидала. Чилдерсины рыскали по городу, и следователи намеревались к ним присоединиться. Но хуже всего то, что укрепленные туннели Грандибля теперь были для нее недосягаемы.
Паланкин мягко покачивался, как винная пробка, плывущая по волнам. Грохот разбираемых завалов, стук копыт и голоса медленно затихали вдали.
– Теперь можно говорить, мисс. Мы в стороне от толпы, – послышался тихий голос слуги, который шел впереди паланкина.
– Спасибо, – шепнула Неверфелл в ответ. – Спасибо за все! Это ведь вы устроили камнепад? – Она вспомнила служанку, которая стояла у стены и держалась за рычаг.
– Да, это мы. Его превосходительство был крайне предусмотрительным: дворец и окрестности буквально нашпигованы ловушками и секретными ходами – на случай, если бы ему вдруг понадобилось сбросить убийцу в шахту, незаметно попасть в город или сбежать из Зала смирения во время мятежа. Он поручил нам поддерживать механизмы в рабочем состоянии, и, кроме нас, о них никто не знал.
– Похоже, он и в самом деле был готов ко всему, но только не к тому, что случилось на самом деле, – сказала Неверфелл. На секунду ей стало жаль великого дворецкого. – Я так понимаю, что к мастеру Грандиблю нам теперь нельзя?
– Боюсь, что нет. Вам есть куда еще пойти?
В полумраке паланкина Неверфелл сжала секстант и принялась задумчиво раскачиваться. Она не знала, что ответить. Умные люди, планировавшие все наперед, казалось, обложили ее со всех сторон. Но даже самым гениальным не под силу предсказать все – они предвидят лишь то, что имеет смысл. Зато не могут предугадать, что ты опрокинешь кубок с Вином или заберешься спать на балдахин.
«Я не такая умная, как они, – скорее слегка безумная. Но именно безумие мне сейчас и нужно».
– Мне нужно спуститься в Рудники. Где это можно сделать?
– Возле Ракушечного пояса есть несколько спусков. Мы можем оставить вас там и послать весточку Эрствилю, чтобы он вас встретил. Но вы уверены, что это разумно? Нет ли у вас на примете более безопасного места?
– Подозреваю, сейчас для меня нет места безопаснее Рудников. Вряд ли меня станут там искать, – тихо ответила Неверфелл, изо всех сил надеясь, что это правда. Она немного помолчала, но на языке вертелось слишком много вопросов: – Можно я кое о чем спрошу? Вы оставляли письма у меня под подушкой?
– Да. Простите, мисс, что не могли сказать вам об этом.
– Разумеется, я понимаю. – Если бы Неверфелл знала, что дворцовые слуги втайне приглядывают за ней, то непременно выдала бы их, сама того не желая. Она поморщилась. – Такое чувство, что я только и умею, что подвергать друзей опасности.
– К опасностям мы привычны, – отозвался безликий голос. – Они прилагаются к нашей работе. Каждый день мы имеем дело с непокорной выпечкой и дикими сырами, ищем в коридорах смертельные ловушки, прикрываем ошибки наших господ и рискуем жизнью ради придворных. Мы присматриваем друг за другом, потому что никому до нас нет дела. Вы знаете, сколько придворных готовы были рискнуть жизнью ради нас?
– Нет. Сколько?
– Лишь один человек, – последовал ответ. – За пятьсот лет.
Дверь паланкина приоткрылась. Неверфелл сняла очки: ее принесли на тихую улочку, стены которой бугрились доисторическими ракушками и окаменелостями морских животных. Выбравшись из паланкина, Неверфелл повернулась к своему собеседнику, обладателю мягкого, как мех, голоса. Перед ней стоял официант, которого она спасла на злополучном пиру у великого дворецкого.
– Удачи, – сказал он.
Слуги подняли паланкин в воздух и скрылись за поворотом. Шаги их были беззвучны, как редкие капли, падающие в пыль с потолка пещеры.
Неверфелл развернула заботливо упакованный завтрак, когда на дороге показался Эрствиль на моноцикле. Шея у него покраснела от спешки, колени были забрызганы грязью. Он не заметил Неверфелл, пока она не окликнула его и не бросилась наперерез.
– А ты, я смотрю, продолжаешь искать приключения на свою голову, – сказал Эрствиль вместо приветствия. – Как ты умудрилась выкопать себе такую яму? Соучастница убийства великого дворецкого, которую, как крысу, ловят по всей Каверне… Видишь, что случается, когда я за тобой не присматриваю?
Эрствиль говорил тихо, и голос его звенел от страха и злости. Но он все-таки пришел, несмотря на все опасности, и потому Неверфелл крепко обняла его, попутно испачкав в краске для волос.
Эрствиль торопливо объяснил, как ему удалось организовать побег. Он давно выяснил, кто доставлял письма Неверфелл за пределы дворца.
– И когда я получил твою последнюю записку, то обратился к ним и попросил о помощи. Решил, что они придумают план получше, чем выпрыгивать из кареты.