Макс устало улыбнулся.
– Мы получили ответ, а это главное, – он помахал конвертом.
– Что там?
Макс вспорол конверт длинным ногтем мизинца и вытащил бланк.
– «Привет, Макс, – прочитал он. – Точка. Получил твою просьбу. Точка. Найти информацию оказалось непросто. Точка. Дело окружено завесой секретности. Точка. Французский астроном Франсуа Лакомб убит дуэли Джейбсом Уилсоном. Точка. Ее высочество назначила судебное разбирательство. Точка. Газеты молчат. Точка. Дипломатические отношения между Францией и Англией прохладные. Точка. Вы должны быстрее покинуть Дакар. Точка. Всего наилучшего. Точка. Малкольм».
– Дай взглянуть! – Босуэлл выхватил бланк из рук Макса. – Не может быть! – взволнованно продолжал фотограф. – Ведь Франсуа Лакомб был одним из корифеев астрономической науки наших дней! Он совсем недавно прибыл в Лондон из Парижа, чтобы прочитать свой доклад…
– И чем все это для него закончилось? – мрачно заметил Макс. – Но как такое дело могло сойти с рук Уилсону? В Соединенных Штатах его бы задержали до тех пор, пока не были бы выяснены все обстоятельства дела.
– Но ведь речь идет о Великобритании, дружище, – в словах Гарри прозвучала нескрываемая гордость. – Это означает, что тут замешаны очень высокопоставленные лица. И не забывай, Уилсон обладает громадным авторитетом. Малкольм пишет, что состоялась дуэль, а в таких случаях следствие часто становится в тупик, а за ним и суд. Хотя это и варварский способ разрешения споров, в таких странах, как Англия, Франция и Испания, к дуэли все еще относятся с почтением. Вопросы чести – что тут скажешь!
– Ты и вправду считаешь, что здесь все дело в задетой чести? – Макс покачал головой. – Уилсон хотел получить информацию, и он это сделал. Говорю тебе, этот человек крайне опасен.
Босуэлл угрюмо кивнул.
– Вопрос в том, как нам поступить с тем, что мы выяснили? Не собираешься же ты предъявить Уилсону эту телеграмму?
– Этого только не хватало! Конечно, нет. Жить мне еще не надоело. Мы должны помалкивать и наблюдать. Кроме того, необходимо попытаться найти союзников среди участников экспедиции. Может, в конце концов отыщется пара человек, которым мы сможем открыться.
– Сомневаюсь, – усмехнулся Босуэлл. – Все они в его власти и безоговорочно преданы хозяину. Одним он спас жизнь, другим дал денег взаймы, третьих вытащил из тюрьмы. Одно неосторожное слово и… – он резко чиркнул ребром ладони по своему острому кадыку.
– Но должны же мы хоть что-нибудь сделать! – От ярости у Макса перехватило горло. – Ведь из сообщения Эрнстона вытекает, что Уилсон убил Лакомба, чтобы завладеть информацией о метеорите. Он убийца!
– Это-то и делает его столь опасным. Убивший один раз, убьет снова. Советую вести себя потише. Вот что самое главное.
Макс еще раз пробежал глазами телеграмму:
– А что может означать совет как можно быстрее покинуть Дакар?
– Сенегал управляется французской администрацией. Если факт получит огласку, всех нас ждет тюрьма, – Гарри глубоко вздохнул. – Я скажу тебе, что нам следует делать. Сейчас мы купим эту чертову писчую бумагу и помчимся на вокзал. Экспресс отходит через полчаса. Понадеемся, что подозрительность Уилсона еще не проснулась. А телеграмму надо сжечь. В конце концов, это просто слова, за которые Вандербильт нам не заплатит ни цента.
28
Оскар открыл глаза. Он лежал на белых простынях, под головой была подушка. Над ним висела москитная сетка, а на стене напротив кровати – большое распятие. Сквозь небольшое окно в комнату проникал рассеянный свет, на полке под распятием виднелись статуэтки святых.
На стуле рядом с кроватью лежали его вещи, выстиранные, выглаженные и аккуратно сложенные. Он приподнял простыню и осмотрел себя: на нем только тонкая рубашка и полотняные штаны, предплечье туго забинтовано, из-под повязки выглядывают только пальцы. Он поднял руку, пошевелил пальцами и с облегчением понял, что она его слушается. Но главное – не было ни зуда, ни боли.
На ночном столике рядом с кроватью стоял кувшин с водой. Он приподнялся, откинул москитную сетку, наполнил стакан и с жадностью осушил. Вода показалась ему невероятно вкусной.
Открылась дверь, и в комнату вошла девушка в простой белой одежде. Увидев, что Оскар пришел в себя, она моментально исчезла.
Через пару минут дверь снова распахнулась, и на пороге появились Гумбольдт, Шарлотта и Элиза. На руках у девушки сидела Вилма.
– К тебе можно?
Не успел Оскар ответить, как птица вырвалась из рук Шарлотты, пересекла комнату и вспрыгнула к нему на кровать. Юноша улыбнулся.
– Кажется, кто-то по тебе очень соскучился, – заметил ученый.
– Оскар проснулся, – донеслось из динамиков портативного лингафона.
– Да-да, конечно проснулся, – он погладил оперение киви, похожее на шерстку. – Если бы вы знали, как я рад снова вас видеть!
– Выбирайся из гнезда! – птица нетерпеливо клюнула москитную сетку.
– Не торопи его, Вилма! – усмехнулся Гумбольдт. – Еще рановато. Прежде чем поднимать больного с постели, надо убедиться, что он в полном порядке. – Он присел на край кровати. – Как ты себя чувствуешь, мой мальчик?
Наклонившись, Гумбольдт взял руку Оскара и сжал его. На глазах ученого блеснули слезы. Впервые Оскар видел отца таким, и это его смутило.
– Мы уже опасались, что ты никогда не очнешься. Ты очень долго был без сознания.
Оскар удивленно поднял бровь:
– Действительно долго?
– Больше двух суток. Мы пытались привести тебя в чувство, но без всякого успеха.
– Двое суток? – Оскар не мог поверить. – Но что, собственно, случилось? Я помню, как повернул от гор и двинулся туда, где заметил дым. Потом все как-то смутно.
– Ты хоть что-нибудь припоминаешь? – спросила Элиза.
Оскар задумался, но воспоминания давались ему с трудом. Словно в памяти возникла запертая дверь, которая ни за что не хотела открываться.
– Мне кажется, я видел каких-то ушастых собак… – проговорил он. – Но я не очень уверен. И еще я слышал голос у себя в голове. Как когда-то с Элизой, но звучал он совсем по-другому.
– Похоже, ты немного заблудился, – вставил Гумбольдт. – Я нашел тебя в часе ходьбы от нашего лагеря. Воды у тебя не было. Еще немного – и ты бы умер от обезвоживания. К счастью, вода была у меня во фляге. Я взвалил тебя на плечи и принес в лагерь. Ты чертовски крупный парень, тебе это известно? – Ученый усмехнулся. – У меня и сейчас ноет каждая мышца. Похоже, стряпня Элизы идет тебе на пользу.
Оскар молча смотрел на отца и улыбался. У него не было слов – его захлестнула волна нежности и благодарности. Этот человек рисковал жизнью, чтобы его спасти. Разве поступил бы он так, если бы не испытывал подлинных отцовских чувств? Едва ли. Может, Оскар ошибался, считая его бесчувственным сухарем, и им просто нужно было больше времени, чтобы привыкнуть друг к другу?
– Где мы находимся? – наконец спросил юноша. – Когда я увидел всех этих святых, то решил, что я уже на небесах.
– Ты не слишком ошибся, – рассмеялся Гумбольдт. – Но тебе следует все увидеть своими глазами. Как по-твоему, ты в состоянии встать?
Оскар кивнул.
– Чувствую себя, как новорожденный младенец. И, к тому же, голодный как волк.
– Тогда следуй совету Вилмы: выбирайся из гнезда! Твоя одежда здесь. Мы подождем снаружи.
Когда все вышли из комнаты, Оскар вскочил и торопливо оделся. Затем подошел к двери и толкнул ее.
Перед ним находилось несколько светлых деревянных построек, расположенных по периметру ухоженного сада. Пахло розами и тимьяном, плоские кроны акаций отбрасывали на траву мягкую тень, а скамьи, расположенные по обе стороны посыпанной гравием дорожки, словно приглашали присесть и передохнуть. За постройками виднелся белый шпиль колокольни, а дальше вздымалась могучая стена столовых гор.
– Что это такое? – пробормотал Оскар. – Похоже на монастырь…
Гумбольдт кивнул.
– Беллхайм упомянул об этой миссии в своем дневнике. Она расположена у самого подножия гор, гораздо ближе к ним, чем я предполагал. Я был очень удивлен, обнаружив здесь столь благоустроенное миссионерское поселение, но это далеко не первая моя ошибка, – с улыбкой добавил он. – Поначалу я был против того, чтобы мы направились именно сюда, но теперь рад, что мы так поступили. Местный настоятель производит впечатление уравновешенного и разумного человека. Он француз по происхождению, но по-немецки говорит совсем неплохо. Хочешь с ним познакомиться?
– С большим удовольствием.
– Отлично, – кивнул ученый. – Тогда идем к нему.
29
Дом настоятеля располагался справа от церкви. Это было великолепное двухэтажное белое здание с широкой лестницей и резными балюстрадами из эбенового дерева по обе стороны от входа. Гумбольдт, шедший впереди, первым поднялся по ступеням и уже собрался было постучать, как дверь распахнулась, и на пороге появился худощавый мужчина в черной сутане. На вид ему можно было дать лет шестьдесят с лихвой, а его волосы были совершенно седыми. Высокие скулы и крючковатый нос делали приора похожим на ястреба, но улыбка оказалась дружелюбной и приветливой.
– Добрый день, друзья мои! – он по очереди пожал всем руки. – Этот молодой человек, должно быть, Оскар, и я рад видеть его снова здоровым и бодрым. Думаю, он даже не представляет, как мы беспокоились за него и сколько молитв вознесли.
Голос настоятеля был глубоким и мелодичным, а рукопожатие теплым. И Оскару он сразу же понравился.
– Я чувствую себя замечательно, большое спасибо, – сказал он.
– С вашей рукой все в порядке?
– Да, – Оскар взглянул на настоятеля с удивлением. – Почти не болит.
– В нее угодил осколок стекла, – пояснил приор. – Началось заражение, которое вызвало что-то вроде столбняка. Мы удалили осколок и очистили рану. Скоро все заживет, и через несколько недель вы забудете об этом. Вы уже завтракали? Нет? – Настоятель улыбнулся. – Тогда позвольте предложить вам дары нашего сада и монастырского хозяйства – спелые плоды, хлеб и яйца, напитки. – Он широким жестом пригласил всех к столу в гостиной, где уже было сервировано скромное угощение.