— Здравствуй, Таисья, — кивнул он, сделав попытку вежливо приподняться, но тут же торопливо рухнул обратно на стул, так как часть деталек оказалась у него на коленях, и он едва успел их поймать. — Входи, присаживайся. С чем пожаловала?
— Поговорить хотела, — принимая его приглашение, Тая опустилась на стул. — Появились тут у меня кое-какие мысли насчет Эльки.
— Таиска, ну сколько ж можно! — мученически вздохнул участковый. — Уймись ты уже наконец! А то один тут приходит и без зазрения совести признается, что подглядывает за голыми девками, так, мол, подозрительно, что Элька купалась в одежде. А в чем ей, интересно, было купаться, если он там околачивался? Детектив, блин! Теперь ты туда же со своими мыслями-подозрениями. Следствие закрыто, экспертизы сделаны. И Элеонору уже не вернуть, как бы ты ни билась-скандалила. Или ты что, думаешь, мне ее не жаль? Да она нам тут всем как родная была. Наша, местная. Не удравшая в город в отличие от тебя, дезертирки. Так что дай ты уже наконец ей покоя.
— Может, вначале вы меня все-таки выслушаете? — мрачно спросила Тая, стоически дождавшись окончания его монолога.
— Ну, давай, — сдаваясь, махнул рукой участковый. — Что у тебя там?
— Тапки и карта памяти, — озаглавила Тая, заметив, как при упоминании о карте у участкового болезненно дернулись усы. Но безжалостно принялась излагать подробности.
— Тапки, — проворчал Трофим Михалыч, когда Тая умолкла. — Ну могла же она выскочить из дома, отбежать и только потом заметить, что не переобулась? А возвращаться уже не стала. Элька такая была, она в случае чего могла и босиком.
— Но куда же она тогда так летела?
— Тебе честно сказать? Думаю, услышала, как возле озера что-то пилят, вот и кинулась проверять, что именно. Ты же знаешь, что там некий Кирилл Демидов построил дом? Все законно, все разрешения на это у него были, но Элька кипела и плевалась по этому поводу так, что я иногда даже опасался — не хватит ли ее удар. И все за ним наблюдала, как бы он не сделал чего — ни ведра воды в озеро не выплеснул, ни березку какую спилил. А у него и на территории частенько пилили. Ну, чисто дрова там, брус, доски и прочее, он же еще не достроился до конца. Так Элька кидалась буквально на каждый звук!
— Да? — Тая задумалась. В принципе объяснение было простым и вполне правдоподобным. Вот только если бы Элька так кинулась на встревоживший ее звук, то вряд ли она стала бы возиться с дверным замком, запирая дом! Однако с этим Тая решила Трофиму Михалычу все же не надоедать. Спросила о другом: — А что вы мне тогда про карту памяти скажете?
— Ох уж мне эти карты! — Участковый поморщился, снова шевельнув усами. — Вначале ко мне прибегает секретарша директора, в слезах и соплях, и требует, чтобы я нашел ее карту, которую у нее из телефона вытащили, — там, мол, всякие щеночки-пупсики, которых она обожает, и таких больше негде взять. И с тех пор каждый божий день мне покоя не дает. Теперь ты затрагиваешь ту же тему… Погоди! — встрепенулся он. — Ну-ка, давай на нее взглянем, на твою карту. Может, это та самая?
— Та, можно и не глядеть. Щеночки и пупсики, — Тая извлекла и небрежно бросила пластиковый прямоугольничек на стол. — Зовите сюда свою потерпевшую, пусть опознает эту муть. И пусть заодно скажет мне, где тогда Элина карта?
— Про это она ничего не говорила. Она рыдала, что карта пропала, а не что ее подменили.
— А может, еще раз ее расспросите, поподробнее? — с надеждой сказала Тая.
Трофим Михалыч вместо ответа просто взялся за телефон. И уже минут через десять вызванная девушка, визжа и хохоча от счастья, опознала свою пропажу. И даже кинулась было к Трофиму Михалычу целоваться, но он мягко ее отстранил:
— А скажи-ка ты мне лучше, Агафья, другой карты вместо этой тебе не подкидывали?
— Нет, — захлопала ресницами девушка. — Я просто хотела песенку включить и поняла, что ее в телефоне нет. А потом смотрю, у меня вместо карты просто пустая ячейка…
— Вот видишь, ничего, — сказал Трофим Михалыч Тае после того, как счастливая обладательница найденной карты унеслась восвояси. — Странно, конечно. Зачем это было нужно? Может, Элька пыталась как-то над ней подшутить? Пупсиков как-то исказить, песенки поменять с оригинальных на пародийные? Да начала и не успела. Они же работали рядом, а Элька на дух не переносила таких вот пустозвонных кукол. Кто теперь это скажет?
— Но куда она свою-то карту тогда дела? — спросила Тая.
Но узнать, что по этому поводу думает участковый, ей было не суждено: на пороге появился взволнованный посетитель и тут же, не переводя дыхания, выпалил:
— Михалыч, там того… это… мужики Тереху в траншее нашли!
— Эка невидаль! — усмехнулся Трофим Михалыч. — Да его по семь раз в неделю кто-нибудь находит. Если есть охота возиться, пусть сами его домой тащат. Я вам участковый, а не разносчик.
— Да нет, не так нашли, — парень сбился, а потом выпалил: — Похоже, что разбился он, насмерть!
— Как?! — ахнула Тая, заломив руки.
— Так, без паники, — одернул ее разом помрачневший участковый. — Сейчас пойдем, на месте во всем разберемся, что там да как на самом деле.
Тереха и в самом деле был мертв. Чтобы понять это, даже не требовалось спускаться в ту траншею, в которую он упал, оставив перед тем на тротуарной обочине вывернутый булыжник и цепочку следов, как если бы запнулся, а потом был вынужден пробежать несколько шагов в попытке сохранить равновесие. Он, наверное, до самой последней секунды не подозревал о том, что его короткий путь оборвется свежевырытой траншеей. А теперь лежал в ней, какой-то неестественный, скрюченный, бледный, со свернутой под нелепым углом головой.
— Да, итишкина жизнь, час от часу не легче! — в сердцах выругался Трофим Михалыч, явно расстроенный Терехиной гибелью, хотя при жизни покойный регулярно доставлял ему неприятности. — Так, все назад, не топчите здесь! Будем следственную бригаду организовывать.
— А чего тут, и так все ясно, — уныло сказал кто-то из мужиков. — Набрался да и рухнул в яму. Она ж тут недавно вырыта, Тереха привыкнуть к ней еще не успел, а домой не раз продвигался на автопилоте. Да и по прямой редко когда ходил, все больше зигзагами.
— Все должно быть по протоколу, — авторитетно заявил участковый.
По протоколу и было.
— А бутылка-то при нем почти целая, — удивился кто-то, когда тело извлекли из траншеи вместе с уцелевшей на мягком грунте емкостью. — Вот, еще и колбасу где-то спер.
— Не спер! — звенящим от возмущения голосом крикнула Тая. — Почему вы так сразу о нем думаете? Это я, я сама ему дала!
— А ты что, с ним недавно виделась? — удивился Трофим Михалыч.
— Да в ночь со вчера на сегодня. Он как раз мне Элькин телефон и принес. Этот самый, с чужой картой. Она его, оказывается, спрятала в кустах незадолго до смерти, а Тереха нашел.
— Так, выходит, ты была одной из последних, кто видел его живым. Вот что, Таисия, ты пока далеко не уходи, нужно будет с тобой побеседовать. Не волнуйся, ничего такого особенного, простая формальность.
— Я и не волнуюсь. Спрашивайте о чем хотите. Но как так могло получиться?!
Заданный в пространство вопрос прозвучал не зря: Тае было не только жалко Тереху, она еще и себя начала упрекать в том, что повинна в его смерти: сунула ему на дорогу почти полную бутылку! Облегченно вздохнула только тогда, когда эту самую бутылку извлекли в том самом виде, в каком Тереха ее и унес. Значит, не успел напиться, а просто упал в темноте, торопясь домой… Но опять же, торопился-то, чтобы выпить! Значит, толика Таиной вины все-таки была в его гибели?
Как выяснилось, никто, кроме самой Таи, даже не подумал ее в этом упрекнуть.
— Таиска, да он почти каждый день напивался в хлам, — сказал Трофим Михалыч, как только Тая заикнулась о своих терзаниях. — А с добытой выпивкой бежал домой всегда одинаково резво, будь то хоть самогон, хоть даже обычная бутыль тормозухи. Причем не разбирая дороги. Так что сразу ясно, что это несчастный случай. Официально все протоколируем лишь потому, что по любому факту гибели человека необходимо сделать заключение. Даже если человек умирает дома от официально признанной болезни, то и тогда возбуждают дело о его смерти, с тем, чтобы почти сразу его закрыть. Здесь то же самое будет. И скажу тебе по правде, не сейчас, так через пару лет этот дурень — царство ему небесное! — все равно бы загнулся от цирроза печени. Катерина вон, фельдшер наша, говорит, что печень у него уже торчала из-под ребер почти до пупа. Так что… Жалеть его надо было тогда, когда он начал спиваться, а не сейчас… Хотя и жаль, — вздохнул напоследок участковый. — Но что теперь поделаешь? Молодой, да ранний… Расскажи-ка лучше, как это вы с ним повстречались и когда ты его успела угостить.
Тая рассказала. О спрятанном Элькой и найденном Терехой телефоне и о том, как Тереха благородно вернул телефон Тае, вместо того чтобы его присвоить.
— До этого ты мне не говорила про телефон, — удивился Трофим Михалыч. И тут же сам добавил: — Впрочем, это ничего не меняет. Элеонора была неординарной девушкой, и привычки с поступками у нее были соответственные. Ладно, Таисия, распишись в протоколе и можешь идти. И выбрось ты это из головы, что Тереха упал из-за твоей бутылки! Из-за своей пьяни он упал, потому что очень торопился добраться до стола, а ноги прямо даже трезвого порой уже не носили. И из-за того, что кто-то не огородил траншею должным образом… Хотя вообще-то она на обочине, но все же. Но это уже и мое упущение, с этим будем разбираться отдельно.
Домой Тая вернулась в крайне угнетенном состоянии духа. Затопила печь и долго сидела возле неплотно закрытой дверцы, глядя на огонь, как будто пламя было способно растопить ее внутренний лед. Две смерти, почти одна за другой! И пусть причиненное ими горе нельзя было даже сравнивать, но все равно после Терехиной гибели ощущение потери словно накрыло Таю с головой. Ведь еще ночью Тереха сидел вот за этим самым столом, и они с Таей вспоминали детство… А теперь его нет, ушел вслед за Элькой. Тоже навсегда. Сидя возле печи, Тая ощущала, как огонь сушит катящиеся по ее щекам слезы, и думала о том, как хрупок этот мир. С чем там его сравнивал Тереха? С запутанной нитью из застывшего стекла?