Тая шла и любовалась местными красотами, которые в этот свой приезд стала как-то иначе ценить. Словно ненадолго все-таки соприкоснулась душой со своим навсегда улетевшим детством, в котором и солнце светило ярче, и мир был краше, и день длился дольше, и конфеты были слаще, и елки выше.
Елки. Новогодние красавицы, которые бабушка поливала чем-то таким, от чего они долго не сбрасывали хвою. Поэтому стояли елки у них в доме долго, гораздо дольше, чем у других. Не до старого Нового года и не до Крещения, а… Нет, не было у них конкретной даты выноса елочки. Эту дату определяли не Элька с Таей, все за них решало солнышко. Просто однажды наставал такой день, когда новогодняя мишура переставала вдруг переливаться и блестеть, как ей положено, а становилась тусклой и полупрозрачной в набирающих силу солнечных лучах, щедро льющихся в окно большой комнаты. И вот в тот день, когда елочные игрушки переставали выглядеть как загадочные и роскошные украшения, сестры снимали их и прятали в старый сундук до следующего Нового года, а дедушка относил елочку снова в лес. Никогда не разрубал ее и не выбрасывал, а именно относил. Девочки же устраивали по такому случаю свой маленький праздник, он так и назывался: проводы елочки. Праздник на стыке времен, когда зимняя тьма, в которой душа просила блеска и огоньков, сменялась дерзким весенним светом, в котором ничего этого уже не требовалось.
А позже, вспомнила Тая, уже на исходе весны, у них был еще один маленький, но радостный праздник: прилет стрижей. Сестры всегда соревновались в том, кто в этом году первым заметит прибытие звонких птах, стремительно рассекающих небесную высь. И какая бы теплая погода ни стояла до этого, начало лета ассоциировалось у сестер именно со стрижами, раньше — ни-ни! И Тая всегда точно знала: лето не кончится до тех пор, пока в небе будут царствовать стрижи, возвещая о себе звонкими голосами. С утра и до ночи. И когда в августе они вдруг замолкали, уносясь на своих неутомимых крыльях обратно на юг, Тая, бывало, грустила по несколько дней. Разумеется, вместе с Элькой, которую тоже печалила эта внезапно наступившая безрадостная тишина.
Тая остановилась, вскинула голову. Сегодня «стражи лета» были на своем посту, высоко в небе. Так высоко, что их почти и не было видно, и только их голоса отчетливо долетали до земли. Тая постояла, послушала. А потом, повинуясь какому-то внезапному импульсу, не пошла к поселку, а свернула с тропинки к старому-престарому дубу, где Элька когда-то играла с мальчишками в Робин Гуда и где у этой банды «вольных стрелков» был устроен тайник. Тая, которой в этой игре отводилась роль леди Марион, была посвящена в его секрет. И вот сейчас ей мучительно захотелось заглянуть в старый тайничок у самого основания ствола — если уж детство так ярко напомнило ей сегодня о себе, так не пошлет ли в довершение еще и записку из прошлого, которую так интересно было бы прочесть?
Исполинский дуб-великан с бегущими по коре глубокими морщинами-змейками стоял на своем прежнем месте, почти как Зевс на троне Олимпа. Тая не удержалась, замерла, окинув его почтительным взглядом. Потом подбежала к стволу и почти с детским нетерпением сунула руку в знакомое клиновидное углубление там, где ствол начинал расходиться на мощные корни. И действительно, что-то нащупала! Какую-то маленькую пластмассовую коробочку! Тая потянула коробочку на себя, гадая, когда же ее могли положить — раньше, в играх, они для защиты писем от воды пользовались куда более доступным целлофаном. Да и по виду коробочка не напоминала ископаемый предмет. Тая с любопытством открыла ее… и застыла на месте, разом забыв и про стрижей, и про Робин Гуда. Потому что в коробочке лежал маленький пластиковый прямоугольничек. Телефонная карта памяти. И поскольку Тая не верила в невероятные совпадения, то сразу поняла, что перед ней — Элькина карта памяти. Та самая, настоящая, которая должна была находиться в телефоне вместо той, которой ее заменили, с дурацкими щеночками-пупсиками. Но как и почему карта сестры оказалась здесь?! От кого она пыталась так надежно ее сберечь, что даже дома не отважилась хранить? И главное — что же именно в этой карте было для Эльки так важно?!
Тая не стала выяснять это прямо под деревом, решила, что куда спокойнее и удобнее будет сделать это дома. И торопливо пошла, почти побежала по тропинке к поселку, попутно гадая, что же за манипуляции такие проделывала с картами сестра. Логически ответ напрашивался такой: Элька поспешно спрятала свою карту, а чтобы скрыть ее отсутствие, заменила первой попавшейся. Но поскольку так просто карту памяти в их поселке было не купить, для этого требовалось поехать в город, Элька опустилась до кражи. Элька! Которая в жизни не взяла бы ничего чужого! Так что же тут случилось, перед самой ее гибелью?! Ясно одно: замену карт зачем-то было просто необходимо провести, причем сделать это нужно было срочно.
С холма Тая уже и в самом деле сбежала. Нетерпеливо толкнула калитку, торопливо отперла дверь. И, даже не скинув с себя ветровку, вернула карту памяти на ее законное место — в телефон сестры. Ни минуты не колеблясь, открыла файл с фотографиями: что бы сестра ни пыталась скрыть, это должно было находиться именно там. Какие-то снимки, сделанные, скорее всего, тогда, когда сестра несла свое боевое дежурство на озере. Значит, на снимках должен быть Кирилл Демидов. На кого бы еще Элька стала вести охоту? И кто бы еще мог представлять для нее такую угрозу, что она даже не решилась хранить карту памяти у себя дома, а торопливо спрятала в укромном месте в лесу? И в то же время подменила ее на другую, чтобы в случае чего никто не смог найти у нее никакого компромата. Значит, не исключала того, что ее могут поймать и обыскать! Так что же там такое?! Еще не зная ответа, Тая уже нисколько не сомневалась в одном: что сестра была действительно изощренно убита.
Найденные снимки ее разочаровали. Настолько, что она даже перерыла на всякий случай все содержимое карты, чтобы точно уже убедиться: да, перед ней та самая информационная бомба, которую она искала. С десяток снимков, сделанных пусть и хорошей камерой, но в сумерках и без вспышки. На всех, насколько можно было судить, запечатлена одна и та же группа из трех человек. Вначале на берегу, потом в лодке, на озере. Три человека и при них — два внушительного вида мешка, которые они, судя по всему, спрятали на дне озера. И последний снимок, единственный, сделанный уже со вспышкой, когда вся компания почти причалила к берегу. Три лица, полуповернутых к фотографу, все три — под кепками с козырьками, так что даже не понять, действительно ли одно из них женское или же просто у мужчины слишком тонкие черты. Впрочем, по силе и гневу в глазах все-таки вряд ли это была женщина.
Тая внимательно вгляделась во всех троих. Они были ей незнакомы. Лишь один из мужчин смутно напомнил ей демидовского охранника. Возможно, если бы сделанные кадры были лучшего качества, Тая могла бы сказать точнее. А так… Сестра рискнула сделать свой последний снимок со вспышкой. Рискнула не шутя, выдав себя этим троим с головой, что им, судя по выражению их лиц, здорово не понравилось. Но она знала, ради чего рискует: наверняка видела, откуда прибыли эти трое, и, возможно, успела разузнать, что они решили так надежно спрятать на дне. Тая же сидела перед этими снимками, зная теперь немногим больше, чем до того, как их посмотрела. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что деятельность на озере была развита с подачи Демидова, ведь и сбросили мешки почти что перед его домом, так близко, как только позволила глубина озера. Это было весьма удобно: все добро — практически под носом и в то же время надежно укрыто от посторонних глаз, ведь берега у озера обрывистые, и уже метрах в пяти от них без акваланга до дна было не добраться. Даже Эльке. Но чем же таким Демидов мог заниматься? Быть может, пряча подобный груз на дне уже не впервой? И ради чего он мог даже посягнуть на чью-то жизнь? Тая чувствовала, что просто обязана это выяснить. Сама, потому что, сунься она сейчас к тому же Трофиму Михалычу, он опять найдет какую-нибудь отмазку. Да и в самом деле, на первый взгляд на снимках нет никакого криминала. Разве что загрязнение озера. Конечно, смотря что там внутри, в этих мешках.
Тая задумалась, пытаясь вспомнить, упоминала ли Элька о снимках в разговорах по телефону. Нет, ни разу. На то могли быть две причины: сестра или не сочла эту информацию достойной упоминания, или же, напротив, посчитала настолько важной и опасной, что решила не торопиться с тем, чтобы втравливать свою Тайку в разворачивающиеся в поселке события. Тогда, быть может, дурацкая карта памяти со всякими слащавыми картинками была вставлена в телефон, кроме всего прочего, еще и из-за нее, из-за Тайки? Элька решила перестраховаться на тот случай, если вдруг с ней и в самом деле что-нибудь произойдет? Посторонние, те, кто не знал Эльку так хорошо, как родная сестра, не могли бы заметить подвоха в карте с дурацкими пупсиками. А вот для Тайки это должно было послужить сигналом: ищи настоящую карту! А где именно искать, Тайка, опять же, должна была догадаться, хорошо зная сестру. Правда, тут Элькины расчеты не оправдались, но зато вмешался и помог сам его величество случай.
Тая еще раз внимательно пересмотрела все фотографии, даже старую бабушкину лупу ради этого нашла. Но так и не смогла увидеть ничего «за кадром» и потому решила действовать иначе. В первую очередь подумала, что Элькину карту памяти надо снова понадежнее спрятать. В отличие от сестры, доверяющей свои тайны прежде всего лесу, Тая полагалась на блага цивилизации, поэтому, взглянув на часы и решив, что еще не поздно, быстро собралась в дорогу. Выкатила машину со двора, больше не опасаясь, что не сможет ее вести. И действительно, дрожь тех первых дней, когда все буквально валилось из рук, уже миновала. Теперь, напротив, Тая ощущала прилив какой-то внутренней силы, словно ее несгибаемая Элька была теперь всегда с ней.
Добравшись до города, Тая сразу направилась к месту своей работы. Оставила машину на служебной стоянке перед огромным зданием, где сосредоточились офисы не менее десятка крупных фирм, и Таиной в том числе. Потом прямиком направилась к Митеньке, их офисному сисадмину. До конца рабочего дня оставалось чуть больше часа, и все еще были на своих местах, так что на пути в Митенькину комнатушку Тае пришлось не раз выслушать как соболезнования, так и удивления по поводу того, что она решила не улетать в отпуск по своей путевке, предпочтя Греции деревню. И лишь один Митенька, к великому Таиному облегчению, даже не вспомнил о том, что она вообще куда-то собиралась, и о ее потере тоже. Кивнул ей так, как будто они расстались только вчера, и вопросительно поднял брови вместо вопроса о том, а с какой стати она вообще решила к нему зайти.