Он увидел, как из мужской уборной выходит его брат, и поднял в приветствии свободную руку. Данни кивнул, окинул Олуэн оценивающим взглядом и перегнулся через бар, чтобы заказать еще две пинты.
– Ты ведь уже знакома с Даном, да? – спросил Гет.
Йестина, дверной петлей склонившегося над бильярдным столом и приготовившегося к удару, Гет заметил не сразу. Зато Олуэн его увидела.
– А, ну супер, – произнесла она сухо. – Вся семья в сборе.
– Данни, здоров, – сказал Гетин по-английски – сигнал брату, что Олуэн не говорит на валлийском.
– Здаров. Сделали сегодня «лландиров»?
– Три – два, твоими молитвами.
Данни вручил брату пинту и на секунду расплылся в улыбке. Но быстро снова собрался.
– Еще б не сделали. Они ж дерьмово играют, «лландиры».
С тех пор как Данни ушел из дома, он больше не имел власти над Гетином и не мог так легко его завести. Гет пропустил комментарий мимо ушей и передал вторую пинту Олуэн.
– А это кто такая? – спросил Данни.
– Ты ведь знаешь Олуэн. – Гет не понимал, это Данни так откровенно хамит или в самом деле не узнает ее. Она жила в Лланелгане всю свою жизнь, но жила подобно капле масла, плавающей на поверхности воды.
– А с Меган чего случилось? – спросил Данни на валлийском.
Гетин увидел, как у Олуэн напряглись плечи.
– С Мег мы просто дружим, – ответил он по-английски.
– Ага. Интересно, кстати, почему. Она ниче так. Я всегда думал, что вы чокнутые. Не помню, чтобы я когда-нибудь дружил с девчонкой, которую до этого не…
– Помнишь моего друга Тала? Олуэн – его сестра.
Данни изучающе уставился на Олуэн, разинув рот и прищурившись. Кивнул.
– Ах вон оно че. Из высшего общества, значит, девочку отхватил?
Олуэн напряглась, но на этот раз не стала толкать речь о том, какая у нее якобы бедная семья. Вместо этого она злобно уставилась на Гетина.
– Ага, я знаю, где ты живешь, – сказал Данни. – Но родители у тебя классные ребята, скажи? Это ж у тебя, кажется, брат кое-что растил прям в огороде?
Олуэн снисходительно пожала плечами, как будто это было в высшей степени не круто – интересоваться такими глупостями.
– Мои родители к этому нормально относятся.
– Для богатых англичан закон работает по-другому, скажи, Данни, дружище? – Голос Йестина раздался из-за плеча Гетина, и оттуда же дохнуло сладкой душной смесью перегара и табака.
Олуэн поморщилась.
– В каком смысле? – спросила она.
– Не обращай внимания, – сказал Данни. – Он же в хлам. Взял сегодня отгул и поехал на скачки в Честер с ребятами.
Данни на валлийском попросил дядю вести себя прилично – как будто разговаривал с трехлеткой. Йестин фыркнул. Он посильнее привалился к Гету, нагнув барный табурет вперед так сильно, что едва не опрокинул, но вовремя откачнулся назад.
– Твою мать, Йестин, сколько ты выпил?
Йестин всегда пил на убой – об этой его способности ходили легенды. На собственной холостяцкой вечеринке накануне свадьбы он надрался так, что парни отвезли его в Холихед и посадили на последний паром. Проснулся Йестин в Дублине – и пропустил собственную свадьбу. Он оторвался от табурета, подошел и встал рядом с Олуэн. Движения его были расслабленные, а в глазах поблескивала очаровательная непредсказуемость. Он был в своем лучшем костюме, галстук развязался и болтался у воротника, расстегнутого настолько, что видно было тусклую серебряную цепочку под ним. Лицо пылало ярким румянцем. Он вдруг дернулся вперед, схватил бокал Гетина и, сделав добрый глоток, сказал:
– Вы, ребятки, думайте что хотите, но я вам так скажу: мне бы многих неприятностей удалось избежать в свое время, будь у меня такой хорошенький акцент принцессы Дианы, как вот у нее.
– Ну конечно! – поморщилась Олуэн.
– Тебе, детка, этого вообще никогда не понять.
Данни снисходительно покачал головой и встал, чтобы принести дяде стакан воды.
– Полегче, – бросил он.
– Когда меня забрали, мне лет-то было – пф-ф-ф… – Йестин, прищурившись, вгляделся в Гетина. – Да вот примерно как тебе? Примерно. Меня ж за грибы взяли, ты знал?
Олуэн закатила глаза и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Гетин остановил ее, положив ей руку на колено. Он старался не слишком проявлять интерес, чтобы Йестин не догадался, что это – новая информация.
– Ага, – проговорил он, стараясь не выдать удивления.
Йестин к тому времени уже сел на освободившийся табурет Данни. Он мягко покачивался из стороны в сторону, но голос стал поспокойнее.
– Так что там произошло?
Йестин криво улыбнулся.
– Я ж был по натуре предприниматель, чего уж там, а ты ведь видел, в Брин Хендре этих грибов просто хоть косой коси.
Гет, который в последнее время редко бывал на ферме, взял эту информацию на заметку.
– Я их даже сам-то не принимал. Хиппарские забавы, вся эта фигня. Мне такого не надо, спасибо. Кстати, твоим родителям перепало раз или два, когда они только сюда переехали. – Он кивнул на Олуэн. – Я подозреваю, что они-то меня и сдали.
– Ага, конечно.
Йестин сунул язык за щеку, как оскорбленный подросток.
– Ну и все равно у них против меня ничего не было, и потом – я виноват, что ли, что они прямо на нашей земле растут? Они тут реально повсюду. Это ж природа, согласны? Так что ничего они в итоге не смогли со мной сделать, но пытались. И с полицией у меня вышла херовая тогда история, ну, ты знаешь.
– И что же, вы считаете, что если бы меня поймали, то отпустили бы просто потому, что я говорю «ва-а-анна»? – спросила Олуэн.
– Ну, во-первых, это. А во-вторых, что самое главное, тебя они не начали бы шантажировать, как меня!
– Чего? – прошептал Гет. – Они тебя шантажировали?
Его дядя, который всегда любил, чтобы его слушали, сейчас буквально сверкал от гордости. Он понизил голос:
– Ты же знаешь, Гет, в юности я в какой-то момент связался с Cymdeithas, сходил на парочку их демонстраций…
– Что такое Cymdeithas? – спросила Олуэн.
– Тс-с-с, – Йестин прижал указательный палец к губам. – «Общество валлийского языка». Я был там, конечно, мелкой сошкой. Просто подростком побывал у них пару раз. В общем-то, и говорить не о чем. Мне это в итоге и неинтересно стало. Они были такие жесткие радикалы, типа леваки, говорили про своих «товарищей из Южной Америки и Белфаста» и все такое, ну, там, женские права, антиколониализм, весь этот бред.
Олуэн усмехнулась.
– Но в полиции-то об этом не знали, правильно? – продолжал Йестин. – Нет, ну вообще-то, видимо, я был у них в каких-то там списках, потому что, когда меня привели на допрос, появляется вдруг тип из Специального отдела…
Гет присвистнул.
– Ну, времена-то, сам знаешь, какие были, llosgi tai haf[31], все такое. Поджоги, – пояснил он Олуэн. – Этот тип из Специального отдела хотел, сука, чтобы я ему стучал, прикинь? Угрожал мне. Говорил, что я могу сесть на семь лет. А Хав ведь тогда беременная ходила. – Он покачал головой. – Просто кошмар был.
– И что же ты сделал?
– Ну, – потянул он, – придурки из «Общества валлийского языка» были, конечно, чертовы коммунисты, но стучать на них этим Saeson я не собирался, ясное дело.
В этот момент появился Данни с пинтой воды в руке.
– Вот, – сказал он. – Выпей. Скажешь мне спасибо, когда завтра утром тебя будильник разбудит на дойку.
Йестин откинулся на спинку стула и откашлялся. Взял бокал из руки племянника и от души глотнул воды.
– Он себя тут прилично вел? – спросил Данни у Олуэн.
Она состроила насмешливую гримасу.
– О, его часами можно слушать.
Когда они вышли из паба, яркий абрикос заката растворился до состояния бледной переливчатой голубизны.
– Вот это, блин, история! – выговорил Гетин, как только они оказались на улице, и произнес это так, будто после каждого слова стояла точка.
– Ой, да ладно тебе. Ты же не поверил в то, что он там плел?
– Да ты чего. Конечно, поверил. С чего бы мне ему не верить?
Она стиснула его руку.
– Кое-кто пересмотрел фильмов про копов!
Он поморщился.
– Гет, ну слушай! Ты что, правда думаешь, что твоего дядю вызывал к себе в участок местный Серпико? Ты же его видел, он на ногах едва держится, бедняга. Просто вешал тебе лапшу на уши – и наслаждался этим. Прямо, знаешь… светился от нашего внимания. По-моему, в этом было даже что-то трогательное.
Гет ничего не сказал. Они шли по дороге в направлении дома ее родителей.
– Нет, ну серьезно. Ты же не думаешь, что мои мама и папа брали у него грибы?! Уж наверное, они как-нибудь обошлись без него. К тому же в сыром виде это даже не противозаконно. Или ты думаешь, он приходил к ним домой и готовил какой-то особый грибной отвар? Да не смеши меня.
Она остановилась у парковочного кармана и указала на ворота фермы.
– Давай срежем здесь через поле? – Не дожидаясь ответа, Олуэн полезла через забор. Сдула со лба прядь волос. – Я уверена, что у Специального отдела есть заботы поважнее, чем твой дядя, без обид.
После Рождества, когда Олуэн бросила его ради бойфренда лучшей подруги – якобы «очень талантливого художника», который, естественно, «ее понимал», – Гет не видел ее несколько месяцев. Оказалось, что только он один ее и привязывал к месту, в котором она когда-то росла. До ее школы отсюда было больше часа езды, все подружки жили там, к тому же «там» жизнь била ключом, имелся кинотеатр, бары и места для тусовок. Субботними вечерами в центр Олуэн не выбиралась, поэтому Гет не встречал ее ни в пабе, ни в единственном ночном клубе – занюханной постройке на окраине промзоны с пальмами, нарисованными на стенах у барной стойки, и крышей из гофрированной стали. Он случайно встретил ее только один раз, следующей весной, на вечеринке, которую кто-то устроил в лесу. Она явилась туда в компании своих подружек-мажорок – все до единой тупые дурищи. Гет нарочно выбрал из них самую хорошенькую и приложил все усилия, чтобы Олуэн во что бы то ни стало увидела, как они удаляются с поляны вдвоем. Когда они вернулись, она широко ему улыбнулась, мерцая в фиолетовом свете глазами и зубами.