– Это же Ти Гвидр, – проговорила Олуэн. – Дом Гета.
Они познакомились на свадьбе университетского друга, когда ей было двадцать шесть, а ему тридцать пять. Стояло лето 2008-го. Свадьба проходила в Суррее – и Олуэн сразу решила, что ничего хуже просто быть не может. Каждая машина в Суррее – это «Рендж-Ровер», каждое поле – поле для гольфа. Не было ничего удивительного в том, что Миранда выходит замуж здесь, ведь она выходит за банкира. Продает себя. Джеймс был гостем со стороны жениха, и Миранда на торжественном обеде усадила его и Олуэн рядом – видимо, из садистских соображений, подумала тогда Олуэн. Когда начали подавать закуски, она успела уже прилично набраться, и их общение началось немного неловко: Олуэн спросила у него, каково это – нести личную ответственность за мировой финансовый кризис (в то время это была еще свежая и модная тема для застольных бесед светской публики). Джеймс над ней посмеялся и спросил, не работает ли Олуэн в области устойчивого развития.
– Видимо, вы работаете в Красном Кресте или в каком-то подобном месте? Только что вернулись из полугодовой поездки в Дарфур?
– Я кинорежиссер, – сказала Олуэн, секунду помедлив: ей до сих пор было ужасно странно произносить это вслух. «Сырой материал» получил главную премию уже на втором фестивале, и только-только пришло подтверждение финансирования ее будущего полнометражного фильма. И все равно, когда она говорила кому-нибудь об этом, Олуэн казалось, что она пытается всех надуть.
– Дайте-ка угадаю, – сказал Джеймс. – Документальное кино? Разоблачаете расовые перекосы пенитенциарной системы? Или культурную дискриминацию рабочего класса при новых лейбористах?
Олуэн вытаращила глаза от изумления.
– Реальное положение дел с университетским образованием для талантливых детей из районов муниципального жилья, которым посчастливилось подняться с низов?
Она сказала, что ее дипломная документалка представляет собой двадцатиминутное размышление на тему домохозяйки, которая сходит с ума, и в фильме звучит всего одна-единственная реплика.
– На таком много не заработаешь, – растягивая гласные, произнес ее другой сосед, которого, если верить плану рассадки, звали Пирс.
– Пирс, когда покупал себе характер, забыл выбрать опцию «Очарование», – сказал Джеймс, и Олуэн невольно рассмеялась.
Джеймс говорил на трех языках, в детстве жил в самых разных концах света, в Университете Лондона изучал французский и философию и долгое время хотел стать писателем, пока не решил, что уж лучше разбогатеет. Его отец, юрист по трудовым вопросам (очень удобное название должности, так как совсем необязательно уточнять, что он работает не с трудягами, а с их начальством), потянул за нужные ниточки и устроил сыну практику у одного старого школьного товарища в Сити. Спустя три года Джеймс купил гигантскую квартиру в Бетнал-Грин. Планировал выйти на пенсию в сорок. Олуэн Джеймс рассказал, что работает в зеленом финансировании, а это якобы такая сфера, в которой работают «хорошие парни». Олуэн сомневалась, что в области финансов вообще могут работать хорошие парни, но к тому моменту, когда подали десерт, ей было уже все равно, потому что она хотела с ним переспать.
Первый секс у них случился в четыре утра на капоте машины, которую Джеймс арендовал, чтобы доехать до Суррея. Поперек кровати, предназначенной для него в гостевом крыле дома-усадьбы, без задних ног дрых свидетель жениха, а Олуэн где-то потеряла школьную подружку, с которой планировала делить комнату. Еще она потеряла телефон и кошелек, но не слишком из-за этого беспокоилась, потому что богатые люди не воруют – разве что на корпоративном уровне. Когда она поделилась этой мыслью с Джеймсом, тот хохотал в голос, а потом сказал:
– Ты, значит, не наврала. Похоже, и в самом деле выросла в деревне.
– Поверь мне, никому из налоговых уклонистов, приглашенных на эту вечеринку, не нужна моя Nokia 8310.
– Ты что, правда пользуешься Nokia 8310? Это самая немыслимая попытка подделаться под жителя Ист-Энда из всех, о которых я тут сегодня слышал.
– Ну, с такими гостями – не удивительно.
Джеймс засмеялся и прижался к ней, вдавив ее тело в прохладный металл машины. Он сунул руки под собственный смокинг, который был на Олуэн с тех пор, как он галантно накинул его девушке на плечи, едва они вышли из помещения под предлогом желания глотнуть свежего воздуха. Он тогда еще сказал какую-то шутку про смокинг и нон-смокинг. Его пальцы возились с крючком ее платья, и Олуэн чувствовала, как все тело напряглось и одновременно растаяло. Когда он нагнулся, чтобы поцеловать ее, в бледном свете луны сверкнули его зубы, очень белые и очень ровные, и на глаза упала прядь темных волос.
– Боже, у тебя такая нежная кожа, – прошептал он.
Олуэн почувствовала, как он возбудился, и крепко прижала его к себе, обхватив руками за шею. Джеймс нащупал резинку ее трусов и просунул ей между ног руку. И было что-то такое в хрустящем шелесте ветра в мертвой листве. В лунном свете. В обжигающем холоде автомобильного капота. Что-то такое, что напомнило о Гетине.
Вернувшись в Лондон, они начали встречаться, и меньше чем через год Олуэн переехала в его квартиру с видом на канал. Миранда, которая могла позволить себе карьеру актрисы в труппе экспериментального театра исключительно благодаря высокой зарплате мужа, сказала:
– А ты думала, я зачем вас за ужином рядом посадила?
Сейчас Джеймс стоял у Олуэн за спиной, перегнувшись через ее плечо, чтобы видеть экран телефона, который за восемь лет, миновавших со дня их знакомства, она сменила на более современный.
– Господи Боже. Это ведь место вашего подросткового разврата. С виду прямо-таки рай.
– Это был никакой не разврат, – сказала она. – А искренние чувства.
– Ну давай тогда, ткни в условия. – Он забрал телефон из ее рук – и присвистнул, когда загрузилась страница с подробностями. – Да они его даром отдают. Ну, если учесть, что это за место. Воображаю, сколько за такой дом запросили бы в Сассексе или даже в чертовом Корнуолле. Меньше миллиона просят. – Изумленно качая головой, он прокручивал страницу объекта. – Обалдеть. Оригинальный комплект сантехники. У моей бабушки был точно такой же. – Он уронил телефон обратно на диванные подушки и сказал (Олуэн предположила, что в шутку): – Ну а что, дорогая моя, у тебя ведь как раз скоро день рождения.
Когда он уткнулся обратно в газету, Олуэн посмотрела на цену, которая не так уж сильно не дотягивала до семизначного уровня, упомянутого Джеймсом. И в голове у нее поселилась идея – четкая и внятно сформулированная: Джеймс может себе позволить купить Ти Гвидр и, если она его об этом попросит, он, вероятно, это сделает.
2016
Олуэн не очень-то хотелось идти на презентацию книги Тони. Тони был университетским приятелем, автором высокоинтеллектуальных экспериментальных романов, которые продавал высокоинтеллектуальным экспериментальным издательствам за деньги, которые ее муж зарабатывал в неделю. Жил на складе в Луишеме, подрабатывал официантом, и все сошлись на том, что он беден и благороден, а о его родителях и их огромном доме в Хайгейте (где у Тони по-прежнему была своя комната) тактично умалчивали. Презентацию устраивали в агрессивно-модном книжном магазине в Детфорде, куда набились элегантные тонкокостные молодые люди со светлой кожей и деланым акцентом ребят из рабочего класса и одна чернокожая девушка с септумом и ярко-зелеными волосами. Было шесть вечера и, конечно, никто из друзей Олуэн еще не приехал, потому что она не только не опоздала, но еще и подвергла себя мучительному унижению приглашенного, явившегося раньше времени. Она пожалела, что бросила курить: по крайней мере, можно было бы выйти с сигаретой. Наконец – слава Богу! – из-за прилавка вышел один из лохматых очкастых продавцов и начал расставлять на длинном столе на низеньких козлах пластиковые стаканчики и пакеты вина Нового Света, которое даже на вид казалось кислым. Теперь хотя бы можно наконец-то выпить.
Олуэн подошла к столу, положила книги, которые выбрала, рядом с собой (развернув их таким образом, чтобы продавец увидел названия и впечатлился ее вкусом) и протянула руку к башенке пластиковых стаканов. Продавец – Артур (теперь она узнала его из соцсетей Тони) – состроил на лице вежливую гримасу и сказал:
– Здравствуйте. Хочу предупредить, что мы сейчас вообще-то закрываемся. У нас сегодня мероприятие. Но если вы хотите эти книги купить, касса – там.
Олуэн смутилась.
– Ой. Вообще-то да, я хочу их купить – и если касса уже закрывается, могу оплатить прямо сейчас, но вообще-то я как раз на мероприятие и пришла.
Артур изменил выражение лица на чрезмерно приветливое – впрочем, ей всегда казалось, что такие люди относятся к ней с пренебрежением, и весьма вероятно, что на самом деле его теплота была искренней.
– О! Как здорово. Супер. Итак. Добро пожаловать. Винишка? Так вы, значит, поклонница Тони Айяра?
Айяр. Эта часть имени всегда веселила Олуэн. В университете он был Энтони Стриклэндом, но сразу после выпускного сообщил всем, что берет девичью фамилию матери: с одной стороны, «бросил вызов патриархату», а с другой – изящно намекнул на то, что его дедушка по материнской линии не был белым.
– Вообще-то мы с ним давние друзья. Ну, то есть книги его я тоже, конечно, люблю! – Она подхватила со стола первое издание последнего романа Тони и состроила жеманную улыбочку. – Я Олуэн. Рада знакомству.
– А! – воскликнул Артур. – Олуэн. Ну да, конечно. А я смотрю – лицо знакомое! Я и не знал, что вы с Тони друзья. Олуэн Йейтс, правильно?
Она натянуто улыбнулась. Рассекречена.
– Угу.
– Как круто! Мне страшно понравился ваш последний фильм. Очень симпатично.
Олуэн помедлила с ответом. Пыталась обнаружить в его отзыве каверзные намеки на сарказм, и, когда наконец решила, что, возможно, его похвала искренняя, тихо сказала: