На лице отца отразилась боль. Но по его выражению считывалось не только это. Он был в ярости.
– Что она больше не могла терпеть?
– Не знаю. Она не оставила предсмертной записки, а сотрудники интерната не могли объяснить, почему это случилось.
– Как я понял из разговора с Ритой Вилкинс, потом вы подали на «Бабочку» в суд…
– Мы очень хотели поговорить о смерти Перниллы и понять, что произошло, но нам отказали. Сотрудники были очень любезны в первые дни после случившегося, когда мы собирали ее вещи и пытались осознать, что ее больше нет. Но едва начали задавать вопросы, они отправили нас к Рите, а Рита отказывалась с нами разговаривать. – В его глазах мелькнула тень, из-за чего взгляд стал жестким и отстраненным. – Всегда задаешься вопросом, можно ли было что-то сделать. Мы тоже спрашивали себя, могли ли они что-то сделать. То, чего сделано не было. Иначе почему они отказывались с нами разговаривать? Что пытались скрыть?
Йеппе сдвинул кучу вещей, лежавшую на круглом обеденном столе, и присел на краешек. Ноги отдыхали, зато в голове роились мысли.
– Какое отношение к этому имеют Беттина Хольте и Никола Амброзио? Пернилла была сильно к ним привязана?
Отец нехотя пожал плечами.
– Не особо. Пернилла со всем ладила. Она не предъявляла высоких требований к окружающим. Только к себе.
– Насколько я понимаю, ваша жена их знала? Расскажете нам о них? Какими они были?..
Бо Рамсгорд поднял брови – они даже спрятались под седыми волосами.
– Что мне сказать? Дружелюбные, но свою работу делали не очень хорошо.
Йеппе попытался представить, что творится внутри у сидящего на диване мужчины. Он казался измученным и, как ни странно, упрямым. Пытался что-то скрыть?
– Я вполне понимаю, что вам тяжело говорить о Пернилле, но мы расследуем два убийства – два отвратительных убийства, – и ваша дочь знала жертв…
Бо Рамсгорд сердито замотал головой и отвернулся.
Йеппе помолчал.
– Мне нужно понять: вы считаете, что Рита Вилкинс и ее сотрудники несут ответственность за смерть Перниллы?
Лицо отца перекосило, будто кто-то провел мелом по вымытой доске.
– Рита явно знала нужных людей в муниципалитете и убедила выделить ей деньги на то, чтобы открыть у себя в частном доме интернат. Несколько воспитателей даже не имели педагогического образования! Люди были либо некомпетентны, либо слишком беспомощны, чтобы что-то делать…
Бо Рамсгорд уронил руку на подушку.
– Где вы были в ночь с воскресенья на понедельник и с понедельника на вторник?
Отец абсолютно спокойно смотрел Йеппе в глаза.
– Здесь. Обе ночи. С дочерью и женой. Мы спали. Или пытались. С тех пор как Пернилла умерла, засыпать стало не очень просто.
– И ваша жена может это подтвердить? Что вы были здесь?
Он снисходительно развел руками. Йеппе счел жест утвердительным ответом.
– Где Лисбет?
– На курсах. Недалеко от Векшё, в Швеции. Вернется домой в четверг.
– Мы попросим у вас номер ее мобильного телефона, чтобы связаться с ней.
– На курсах запрещено пользоваться телефонами. Но там есть стационарный для экстренных случаев…
– Папа.
Худенькая девочка прокралась в комнату и встала у края дивана.
Она помолчала.
– В школе попросили на кое-какие вопросы ответить.
Бо Рамсгорд устало улыбнулся дочери.
– Да, милая, я сейчас приду.
Отец демонстративно посмотрел на часы.
– Да, извините, но мне надо сделать кое-что для школы и приготовить ужин.
– Мы почти закончили… – Йеппе поднял палец, прося еще одну минуту. – Вы знаете что-нибудь об остальных подростках, которые жили в интернате?
– Мария, Кенни и Исак. После того как Пернилла покончила с собой, мы пытались и с ними поговорить, но к ним было не пробиться. Каменная стена. Понятия не имею, где они сейчас. – Он встал и бросил подушку на диван. – Пора готовить ужин. Я могу еще что-то для вас сделать?
– Если можно, дайте нам номер телефона той организации, куда ваша жена поехала на курсы.
Йеппе встал и протянул отцу блокнот – тот нашел номер в телефоне и записал.
– Кстати, у вас есть грузовой велосипед?
– Грузовой велосипед? Нет. В саду полно детских и взрослых велосипедов, но без прицепа. Вам надо что-то тяжелое перевезти?
Йеппе не стал обращать внимания на шутку, и отец повел их к выходу мимо коробок. В дверях Йеппе на секунду остановился, чтобы застегнуть плащ, и обернулся, как будто ему только что пришла в голову мысль.
– Как думаете, кто убивает сотрудников «Бабочки»?
Бо Рамсгорд посмотрел на него мрачным взглядом.
– Понятия не имею. Но если вы это выясните, я буду первым, кто скажет этому человеку спасибо.
Глава 10
Есть два типа людей: одни едят для того, чтобы жить, другие живут, чтобы есть. За те двадцать пять лет, что они прожили вместе, Анетта часто говорила это Свенну, и оба знали, что он относится ко второй категории. Открывая глаза утром, первым делом Свенн думал о том, что приготовить на ужин. Он нередко ставил тесто или начинал готовить рагу сразу после завтрака. Одно из тех качеств, за которые она любила его еще сильнее.
Анетта гоняла по тарелке остатки куриной грудки – полуфабрикат в панировке. Ценить что-либо начинаешь тогда, когда этого больше нет.
– Ты все?
Свенн, держа на руках дочь, вопросительно на нее посмотрел и потянулся за ее тарелкой.
Она кивнула, и он стал убирать со стола, а она выпила стакан воды из-под крана. Когда кормишь грудью, надо пить много воды, литра два в день.
– Не самый выдающийся обед, я это отлично знаю, но с этой принцессой времени готовить почти не остается.
Свенн поцеловал младенца в пухлые щечки и по-дурацки рассмеялся.
– Все нормально. Я совсем не против, если скоро снова смогу влезть в джинсы.
Анетта посмотрела на некрасивые складки на бедрах. Живой инкубатор, дойная корова. Когда вернется ощущение, что тело принадлежит ей?
– Ты не забыла купить памперсы?
Памперсы! Единственное, о чем она должна была помнить.
– Нет, черт, забыла. Извини. У нас вообще не осталось?
– Хм, ну, вроде бы еще…
Анетта подскочила.
– Я могу успеть в магазин, пока он не закрылся. И заодно салфетки куплю.
Она торопливо вышла в прихожую и сняла с вешалки плащ.
– В морозилке есть молоко, можешь покормить ее из бутылочки.
Свенн подошел к ней с ребенком, начинавшим хныкать.
– Да не надо тебе никуда ехать. У нас еще пара штук осталась…
– Я съезжу! Хуже нет, когда памперсы заканчиваются. Все хорошо, мне надо проветриться.
Анетта поцеловала дочь в лоб и побежала к машине. Уже выжимая сцепление, она поняла, что забыла поцеловать на прощание Свенна.
Гуннсёмагле. Если посильнее давить на газ, она будет там через двадцать минут. Примерно столько же, сколько до магазина в Кёге. Надо прикинуть, успеет ли она потом заехать туда за памперсами.
Анетта достала из кармана адрес интерната и вбила в навигатор, вполглаза глядя на дорогу. Если бы руководство знало, что во время декретного отпуска она в одиночку едет заниматься расследованием, ее бы тут же отстранили. К счастью, начальство не в курсе.
Через несколько минут она оказалась на шоссе и вдавила педаль газа. По ветровому стеклу метались дворники, она включила радио, но не обращала на музыку особого внимания. Хоть в этот раз не надо думать, куда она направляется.
Анетта никогда не размышляла о любви. Или она есть, как это было со Свенном и собаками, или же ее нет. В реальности любовь родителей к детям – относительно новое явление. Она готова была поспорить, что ее прабабушка с прадедушкой относились к роли родителей с большим прагматизмом; думали о дополнительной рабочей силе и о том, что о них позаботятся, когда они сами состарятся. Обмен товарами и услугами, как и в других отношениях, чья цель в конечном итоге – обеспечить выживание вида.
Анетта проехала Эструп и снова разогналась. Любовь может быть как ношей, так и даром, особенно когда ее ждут и требуют.
Неподалеку от Гуннсёмагле расположилось шоссе Дюбендалсвей, напоминавшее ложбину между двумя вспаханными полями. Найти закрытый интернат оказалось легко: возле дороги стоял только один дом – к тому же с табличкой «Продается». «Бабочка» стояла чуть в глубине, за подросшей живой изгородью, в конце неровной подъездной дорожки. Главное здание и два крыла, оштукатурены в ярко-голубой цвет, красная черепичная крыша, белые окна и флагшток во дворе. Первое, что давало понять, что дом необитаем: фанера на окнах и кустарники, начавшие захватывать двор. Раз интернат закрыли два года назад, то почему дом до сих пор не продали?
В лицо Анетте бил дождь. Она ничего не добьется, если будет просто мокнуть в кромешной темноте. Она подошла к главному зданию и дернула дверную ручку.
Запертая дверь скрипнула, но не поддалась. Анетта бы сильно удивилась, если бы в такой дом не забрались бездомные и тусующиеся подростки; наверняка как-то можно попасть внутрь.
За домом она обнаружила лестницу в подвал – та вела к двери, замок на которой оказался взломан. Она осторожно ее распахнула и вошла в подвал с низким потолком. Включила фонарик на телефоне и пошла по пыльному серому коридору, мимо большого помещения, где стены были выложены плиткой, и ряда металлических полок, которые никто не захотел забрать.
Она обошла стоявший у стены морозильник с открытой крышкой и подошла к металлической двери рядом с лестницей, которая ведет на первый этаж. Анетта взялась за ручку – дверь оказалась заперта. Наверное, в подвале все же оставили какие-то полезные вещи.
Анетта подошла к лестнице и, держась за перила, стала подниматься по покрытым плесенью ступенькам. Нога задела бутылку – та, позвякивая, скатилась на бетонный пол, а у нее по спине побежал холодок. Она вдруг поняла, что у нее слабое тазовое дно и отсутствуют мышцы живота. Хорошо, она в курсе, что дом заброшен!
Первый этаж, с высоким потолком, оказался приятнее, а вот влажный запах и кучи хлама – как в подвале. Она посветила фонариком и увидела зияющую дырами кухню. Бытовая техника слишком дорогая – ее не оставили. От голых стен пустых комнат эхом отдавались ее шаги. Что же здесь произошло, раз это стоило жизни двум людям – зверски убитым?