Сегодня она управляла перепадами настроения – правильно питалась и не употребляла алкоголя и других веществ. Спала не меньше восьми часов и защищалась, когда окружающие пытались нарушить ее границы. Она чувствовала, что исцелилась – пусть и не выздоровела полностью, но хотя бы в силах о себе позаботиться. Она надеялась, что поможет и Исаку. Но у них разные заболевания. А Мария понятия не имеет, что делать с параноидальной шизофренией.
Теперь она за него отвечает и не смеет даже надолго оставлять одного, чтобы купить продукты. Исак сидел на пеньке в нескольких метрах от нее и глядел на насыпь. Время от времени он поворачивал голову из-за непроизвольного сокращения мышц. Его трясло.
Когда они жили в «Бабочке», Исаку делали инъекцию нейролептика раз в неделю. Она надеялась, что это не изменилось до сих пор – в таком случае у них есть несколько дней на подготовку, перед тем как проявятся симптомы. К сожалению, ожидания не оправдались.
Как ей за ним ухаживать?
Попросить помощи у Графа, чтобы продержаться следующую неделю и выиграть время?
– Мария? – Исак не сводил взгляда с воды. – Я знаю, что справлюсь. Я сильный, я хочу!
Он говорил отрывисто, неглубоко дыша.
– Но нельзя ли подождать? Не потому, что я не хочу, просто я хотел бы подождать.
Мария подошла к пеньку и села на корточки.
– Все пройдет, Исак, я обещаю. Сейчас плохо, но будет лучше. Я отведу нас в безопасное место. Там здорово.
– Мария? – Его голову дернул в сторону длительный спазм. – Мне страшно…
Она вдруг обвила руками его тело и заметила, как он от нее отстраняется.
– Мария, ты не понимаешь. Мне страшно, вдруг я тебя обижу.
Она уткнулась в него лбом и заплакала. Она прекрасно знала, что должна быть сильной, но сейчас казалась себе маленькой и испуганной девочкой и хотела только одного – чтобы им на помощь пришла чья-нибудь мама.
Пошел дождь. Она подняла голову – на лоб и глаза упали тяжелые капли. Ей было нечем укрыть Исака. В одиночку она не сможет ему помочь.
Капли проложили на ее щеках дорожки и стали падать с подбородка. Мария встала и протянула руку Исаку.
– Пойдем! Мы уходим.
Он удивленно на нее посмотрел.
– А домой не пойдем?
Она улыбнулась и поставила его на ноги – теперь он возвышался над ней.
– Никогда! Мы больше никогда туда не пойдем. Но нам надо идти. Пошли, нам туда.
Она потащила его под кроны деревьев – пока они шли вдоль насыпи, у них было хоть какое-то укрытие от дождя, затем они добрались до моста Лангебро. Видимо, Исака успокоило то, что они двигались – шли рука об руку, не разговаривая. На мосту она взяла его за руку. Он не отдергивал ладонь, пока они переходили на другую сторону.
Когда они оказались на улице Отто Мёнстеда и увидели полицейское управление, Мария отпустила Исака.
– Исак, перейди дорогу, позвони в дверь и спроси Анетту Вернер. Она тебе поможет.
Он дернулся.
– Ты со мной пойдешь?
– Не могу, Исак. Я не смогу с тобой пойти. Но бояться не надо. Назад ты не придешь, я буду за тобой приглядывать.
Он стоял у бордюра и растерянно оглядывался.
– Исак, все будет хорошо. Обещаю. Попроси поговорить с Анеттой Вернер и расскажи ей все! Анетта Вернер, запомни имя! Я посмотрю, как ты перейдешь улицу и позвонишь в дверь!
Сделав шаг, Исак обернулся. Она ободряюще улыбалась. И вот он сделал шаг, потом еще один, пока не дошел до двери. Он поднял руку и позвонил в звонок. Посмотрел на нее и помахал.
Когда дверь открылась и он скрылся внутри, она засунула руки в карманы. Охотничьего ножа не было.
– Ким – самый чудесный человек из всех, кого я знала. Каждый день его вспоминаю, скучаю.
Напротив Анетты неподвижно сидела женщина, рассматривая свои руки. Она сжимала и разжимала пальцы, потирала ладони и снова клала их на стол – бессознательный плавный танец.
Женщина зрелая – наверное, лет на десять старше Кима Сейерсена, они были парой до самой его смерти летом 2014 года. Ее звали Инга Фелиус, и у нее были аристократические черты – высокий лоб, узкое лицо и прямой нос. Поседевшие волосы собраны в узел на затылке и скреплены серебряной заколкой. Анетте она напоминала борзую.
– Мне жаль.
Анетта прижала локти к телу. Она и так чуть не опрокинула сахарницу, а теперь очень старалась не задеть что-нибудь еще. Домик с низкими потолками на Вискервейен в городке Ведделев был забит вещами, словно владелица с ранних лет решила подбирать и оставлять себе все, что ей попадется.
Книги, вазочки и светильники, а еще – пробковые доски для заметок с пыльными фотографиями и вырезками из газет 1980-х годов, полки с фарфоровыми фигурками и музыкальными шкатулками, крючки с потертыми кожаными куртками и корзины с журналами и игрушками для кошек. Вообще обстановка уютная, как у увлеченной искусством бабушки, но среди безделушек Анетте показалось, что она стала в два раза крупнее и еще более неловкой, а это кое о чем говорит.
– Спасибо, что вы согласились сразу со мной встретиться.
– Я рада, что наконец-то могу с кем-то поговорить про Кима. Полиция очень быстро квалифицировала его смерть как несчастный случай. Если честно, я три года ждала, что ко мне кто-то обратится. Чаю? – Она разлила дымящийся напиток по двум простым чашкам и подвинула одну к Анетте. – Было очень сложно осмыслить то, что случилось в тот вечер.
– Осмыслить – что вы имеете в виду?
– Ну, наблюдать за тем, что произошло.
Анетта поперхнулась чаем и чуть не уронила на пол стопку книг.
– Вы там были?
Инга Фелиус спокойно пояснила:
– Вечеринка была для сотрудников – они могли прийти не одни. Я пошла с Кимом. Хотя от Гуннсёмагле до дома всего пятнадцать минут на машине, мы решили переночевать в «Бабочке», чтобы мы оба смогли выпить.
– Вы там были! То есть вы пошли на ту вечеринку, где утонул Ким?
Инга Фелиус словно засомневалась, способна ли Анетта вообще ее понимать.
– Извините, но… вы видели сам несчастный случай?
Анетта вытерла локтем чай, который во время приступа кашля пролила на стол.
– Несчастный случай. – Она задумалась над произнесенными словами. – Когда это случилось, я давным-давно лежала в постели. Я устала, Ким напился. Утром он был мертв. В семь часов утра Рита постучала ко мне в дверь и крикнула, что вызвала полицию. Я проснулась, а Кима уже не было в живых.
На последней фразе ее голос задрожал, и она, отведя глаза, стала пить из своей чашки.
– Почему вы считаете, что это не несчастный случай?
За окном, выходящим в сад, послышался скрежет. Полосатый кот просился внутрь. Инга Фелиус встала и впустила его – в знак благодарности кот дал погладить себя пару раз, после чего спрыгнул на пол и скрылся за углом.
– С чего бы ему, пьяному, лезть посреди ночи в грязное озеро? Ким был взрослым разумным человеком, даже когда порой напивался. Несчастный случай – даже думать смешно. Просто-напросто смешно! Но тогда полиция ни в чем не сомневалась.
– Как думаете, что случилось?
В глазах элегантной женщины мелькнул вызов.
– А есть другие варианты? Кроме того, что его убили?
– Кто? Кто-то из пациентов?
Она раздраженно отмахнулась от вопроса.
– Они боготворили Кима. Он обращался с ними не как с пациентами, а как с равными, видел в них молодых людей, у которых есть будущее. Он с ними работал, прислушивался к ним. Они его любили.
– Тогда кто?
Инга Фелиус удрученно покачала головой.
– Я не знаю.
– Кто из сотрудников пришел в тот вечер?
– Так, дайте вспомнить. Танья была со своей девушкой Урсулой, а Беттина Хольте – с Микаэлем. Конечно, был муж Риты, Роберт, он же совладелец. По-моему, Никола пришел один. Еще были временные сотрудники… Многие остались на празднике, когда я ушла спать.
Она поднесла ко рту чашку чая, но тут же резко отставила.
– Они слабаки, один Ким осмеливался критиковать интернат, хотя все знали, что он прав. На следующий день, когда приехала полиция, все говорили, что Ким ушел спать последним. С чего бы ему сидеть там одному, а потом лезть в озеро, где он и утонул?
Анетта задела локтем букет сухих цветов – парочка раскрошилась и упала на пол. Она сделала вид, что ничего не произошло.
Инга Фелиус убрала за ухо выбившуюся прядь волос.
– В тот вечер что-то пошло не так. Я потом разговаривала с Таньей и Урсулой, они того же мнения.
Анетта смотрела на подругу Кима Сейерсена с искренним сочувствием. Возможно, ее саму охватило даже не совсем сочувствие – скорее понимание, что такое потеря. Можно потерять того, кого любишь. Любовь не делает тебя непобедимым. Анетта прогнала эмоции.
– Вы помните, какая у Урсулы фамилия? С Таньей я уже разговаривала, но вдруг мне захочется послушать и ее версию?
– Да, мы общаемся. Ее зовут Урсула Вихман, и она тоже медсестра.
Анетта прищурилась.
– Медсестра, говорите? Знаете, где она работает?
Инга Фелиус улыбнулась.
– Я к ней даже заходила, когда ездила в Копенгаген на занятия по акварели. Она работает в больнице Биспебьерга, в Центре детской и подростковой психиатрии. Там они Таньей и познакомились лет пять-шесть назад…
Но Анетта ее уже не слушала. В ушах зашумело, перед глазами все поплыло. Поблагодарив, она вышла из захламленного дома, не уронив ничего на пол.
В машине Анетте казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Отделение Исака Брюггера, девушка Тани Крусе, интернат, несчастный случай – мысли Анетты кружились, как вылетевшее из хлопушки конфетти. Что теперь?
Она посмотрела на часы. Свенн поехал к своей матери в Альбертслунд – с ребенком и упаковкой молочной смеси, чтобы Анетта могла поспать. У нее еще есть пара часов. Может, как раз успеет заехать в больницу Биспебьерга.
Она написала Свенну сообщение, но стерла, так и не отправив. Ложь сковывает сердце, словно пластик, и любви становится трудно дышать.
Вернувшись к себе в квартиру, Эстер попыталась привести мысли в порядок с помощью кофейника крепкого кофе. Надо бы хоть что-то съесть, но аппетит совсем пропал. Перед глазами стоял Ален – как он сидит в ресторане с красивой тридцатилетней блондинкой и ест устрицы за ее счет. Производит на нее впечатление знаниями об опере и французским акцентом. Уверяет блондинку, что она слишком хороша для него, и целует ей руки.