– Не уверен… – после паузы ответил Федор, по-прежнему сверля Савелия взглядом. – Ты хочешь сказать, что лолиты остались живы, потому что про них никто не знал? – Он говорил, подбирая слова, словно пробирался на ощупь.
– Ну да! Джекиль и Хайд… тоже! Один из них не знал про другого, одна личность, в смысле… – Он беспомощно умолк. – Я хочу сказать…
– Подожди, Савелий, – жестом остановил его Федор. – Дай сообразить. Об этих никто не знал, а о тех знали, они были на виду… так?
Савелий кивнул.
– Ну и что?
– Ты спросил, в чем разница, ну и вот. Ты предположил, что ему нравились умные женщины, и в этом тоже… Про тех знали, а про этих не знали… – Он беспомощно умолк.
– Мысль интересная, – заметил Федор после паузы. – Примем к сведению. Как по-твоему, Савелий, зачем он проник в дом? Никаких озарений? Причем страшно рисковал, пошел на убийство оперативника… зачем? Что он там забыл? Версия первая: деньги, которые там спрятал для него Максим. Больше никаких идей?
Савелий задумался. Потом сказал:
– Преступник возвращается на место преступления, чтобы уничтожить улику, это классика, Федя. Если не деньги, то улика.
– Улик у нас достаточно, Савелий.
– Значит, недостаточно с его точки зрения. Он пришел уничтожить самую важную. Я помню, в одном романе преступник, которого даже не подозревали, слишком суетился и…
– Почему же он пришел в дом к брату? – перебил Федор. – Почему улика была в доме брата?
– Брат там не жил, мы не знаем, что Вадим прятал на его половине…
Они смотрели друг на друга.
– Что он там прятал… – повторил Федор, напряженно вглядываясь в лицо Савелия. – О господи!
Он вскочил с дивана…
Глава 32Гость у порога моего…
Тоска на мгновенье хотя бы
Оставить меня не желает.
С бровей прогоню ее, –
Злая,
Шипы свои
В сердце вонзает.
Тоня сидела на диване, закутавшись в шаль; бессмысленно смотрела на экран телевизора. Показывали бесконечный слезливый сериал о любви. Спроси ее, о чем кино, она бы затруднилась с ответом. Голоса, цветное мелькание, музыка – все это отвлекало от тоскливых мыслей и страха, создавало эффект присутствия всех этих людей рядом. Днем Тоня держалась – возилась с малышами, занималась документами, а с наступлением темноты надежда и ожидание сменялись страхом и тоской. Тоня вспоминала детство, маму, маленькую Юлю. Смешную, робкую, с косичками, как она вцепилась в нее, когда две тетки из опеки пытались ее увезти, а она, Тоня, стала кричать! Отца уже не было… А потом дядя Вова, папин начальник, добился опекунства. Ей было тогда семнадцать, Юлечке почти семь. Она помнит, как отвела Юлечку в первый класс, с белыми ленточками в косичках, с большим букетом георгинов. Она работала нянечкой в детском садике и училась в пединституте. Уставала, все бегом, все на ходу. Юлечка хорошо училась, помогала по дому, сама варила картошку и сосиски. Стояла у плиты, считала минуты – пять минут, и сосиска готова. И пельмени.
Всякое бывало. Юлечка была слабенькая, много болела, и Тоня ночами просиживала у ее кроватки, и всякие дурацкие мысли лезли в голову, и она молилась, повторяя «Отче наш, иже еси на небеси…», а дальше уже своими словами обращалась к маме: «Мамочка, родненькая, золотая, спаси Юлечку! Мы тебя помним, мамочка, я показываю Юлечке фотографии, где мы все вместе… Она, совсем маленькая, у тебя на коленях, смеется, обнимает тебя, в голубом платьице, на голове белый бант… Помнишь? А ты, мамочка, в платье с плиссированной юбкой, твоем праздничном, с длинными волосами и сережками-жемчужинками, такая радостная! И папа, молодой, сильный… Мы очень скучаем по тебе… По вам! Помнишь, как мы все ходили в зоопарк? И Юлечка увидела там канадских гусей? Больших, как лебеди, с черными шеями? Она от них не отходила, бросала им булку… Ни медведи, ни обезьянки, ни лисичка, а гуси, помнишь? Юлечка раньше все время спрашивала, где ты, мамочка, когда приедешь, а потом уже не спрашивала… Ей соседка тетя Галя сказала, что ты на небе. Только и спросила, а мы тоже улетим на небо?»
Юлечка болела. Тоня говорила бессвязно, вспоминала всякие смешные случаи, плакала и улыбалась сквозь слезы, старалась не уснуть и время от времени трогала лоб ребенка. Юлечка горела и тяжело дышала… Тоня помнит свои отчаяние и страх… Измученная, она забылась некрепким коротким сном, на несколько минут всего, не больше, а когда очнулась, увидела, что Юлечки в постели нет! Девочка исчезла! Она вскочила, растерянная, перепуганная, не соображая, куда бежать, чувствуя, как подгибаются колени… И тут на пороге спальни появилась маленькая фигурка в ночной рубашке до пят с пледом, волочащимся по полу.
– Юлечка, что ты, родная! – закричала она, бросаясь к малышке, подхватывая ее на руки. – Как ты меня напугала! Зачем плед? Тебе холодно?
– Это тебе, ты замерзла! Я потрогала тебя, а ты холодная…
…Тоня плакала.
Жизнь для нее распалась на две половины: до и после. И все чаще приходит мысль, что… Она изо всех сил отгоняет эту мысль, жмурится, с силой сжимает голову ладонями. Нет! Юлечка вернется! Нужно только верить и ждать! Она обязательно вернется!
Тоня зашла в комнату сестры, включила торшер, на письменном столе передвинула стакан с карандашами, компьютер, стопку тетрадей, фотографию в узорной рамочке – они там с мамой; достала из кармана халатика тряпку, смахнула пыль. Открыла стенной шкаф, провела рукой по одежкам сестры… Она помнит каждое платье, каждую блузку или свитер, они покупали их вместе… Задерживается на синем костюмчике, жакет и коротенькая юбочка, на рукаве болтается ярлычок, Юлечка так и не надела его ни разу.
Тоня поправила подушки на тахте, прижала к себе смешную игрушку, хомячка в красном платьице, подарок того молчаливого и хмурого человека из школы танцев… как его? Вадим, кажется? Странноватый тип, если честно. Девочки подсмеивались над ним, а он деловито разгружал сумки с бутербродами, выбирал место для «стола»… Она потом спросила Юлечку, неужели он тоже танцует? Юлечка засмеялась и сказала, что танцует не очень, но дядька ничего, подарил школе косулю, в смысле, чучело, и она как живая. И Конкорда с ним дружит. Таксидермист… Тоня передернула плечами, ну и профессия! Танцующий таксидермист! Потом, Юлечка говорила, он бросил танцы, и она, Тоня, никогда больше его не видела…
Она стояла на пороге комнаты, скользила взглядом по знакомым с детства предметам, представляла себе, что вот, вернется Юлечка…
Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Она замерла, прислушиваясь, думая, что ей показалось. Звонок повторился. Она посмотрела на часики: половина второго ночи! Юлечка вернулась! Тоня побежала в прихожую, трясущимися руками не сразу отперла замок, повторяя, сейчас, Юлечка, сейчас, родная…
Наконец дверь распахнулась, и Тоня вскрикнула от неожиданности: на пороге стоял Максим, ее недавний знакомый. Опешив, Тоня отступила.
– Можно? – Максим вошел в прихожую и прикрыл за собой дверь. Слабо лязгнул замок. – Тонечка, я вас испугал? Извините, я не хотел! Не прогоните?
Тоня, пятясь, отступала еще на шаг. Максим, улыбаясь, разматывал шарф, стаскивал куртку, сбрасывал сапоги.
– Холодно! И снег идет. А хотите, пойдем погуляем?
– Максим, откуда у вас мой адрес? – выговорила Тоня непослушными губами. Ей вдруг стало страшно.
– Тонечка, я же провожал вас, помните? И подождал во дворе. Вы вошли, а потом в окнах зажегся свет. Тонечка, неужели вы меня боитесь?
– Максим, уже ночь! Давайте встретимся завтра…
– Я знаю! – перебил он, засмеявшись. – Засиделся в Интернете. Вышел подышать, смотрю, а у вас окна светятся. Вы же не спали, Тонечка. Знаете, для меня не существует ни дня, ни ночи. Я работаю в основном дома, иногда всю ночь, а днем сплю. Вы правы, уже поздно. Типичная сова. Вы не сердитесь?
Максим, улыбаясь, смотрел на девушку. Тоня слабо улыбнулась в ответ.
– Мне уйти? – спросил он, заглядывая ей в глаза.
– У вас что-то случилось? – Она не решилась прогнать его.
– Да нет… Ничего нового и постоянное ожидание несчастья. Знаете, так вдруг стало одиноко. Вспомнил наши разговоры, вашу сестричку, моего брата… Вы такой теплый человек, Тонечка, мне хорошо с вами. Не прогоняйте меня! Я сейчас как бездомная собака, знакомые шарахаются, да я и сам от них шарахаюсь. Мне кажется, все знают… Понимаете, как-то сразу стало не о чем говорить с ними…
Тоня кивнула, что понимает, и это было сдачей позиций и принятием его условий. Оба поняли это.
– Может, чайку? – спросил Максим, выдержав паузу, глядя на нее с улыбкой. – Замерз.
Он последовал за ней на кухню, предложил помочь. Стал открывать дверцы буфета в поисках сахара и чая. Со смехом рассказывал, что промахнулся и попал в чужой двор, вошел в подъезд, позвонил в дверь, а потом сообразил, что дом чужой! Думаю, сейчас мне откроют и по рогам! Слетел с лестницы, выскочил из подъезда и только на улице перевел дух.
Тонко засвистел закипевший чайник. Тоня достала чашки. Она молчала, никак не реагируя на рассказ Максима. Ей было тревожно. Максим, такой славный и вежливый прежде, теперь пугал ее. И она, дуреха, сама подставилась! Открыла дверь… ночью! Федор повторял много раз, что нельзя отпирать, не спрашивая. Она взглянула на старинные ходики с кукушкой. Они показывали без десяти два. Перевела взгляд на темное окно…
– Тонечка, что с вами? – спросил Максим. – Мне тоже плохо, я не знаю, где брат, что с ним, я не знаю, что и думать. Скорей бы вся эта история закончилась! Я уеду! Меня друг зовет в Словакию, это маленькая страна, язык похож на наш, все понятно, и платят неплохо. Причем сразу вид на жительство на пять лет. Им нужны специалисты. И я подумал, Тонечка… – Он серьезно смотрел на нее. – Вы не хотите поехать со мной? Нам здесь плохо, после того, что случилось. Ваша сестричка… вряд ли она вернется, вы же сами понимаете. А мой брат, его ищут, но я не уверен, что найдут, и тогда моя жизнь в опасности. Он страшный человек, Тонечка. У него бывают приступы агрессии, он не понимает, что делает. Он искалечил меня в детстве. Я из-за этого одинок. Сейчас мне хочется оказаться как можно дальше отсюда и все забыть. Иногда мне кажется, что он следит за мной, я иду по улице и оглядываюсь. Он звонил мне две недели назад, попросил принести деньги. Назначил встречу и не пришел. Я прождал два часа, принес деньги… Я не могу ему отказать, он ведь мой брат, несмотря ни на что. И мне все равно, в чем его обвиняют. Но он не пришел. Теперь я не знаю, что и думать, и мне страшно, Тонечка. Я боюсь, что он убьет меня. Я каждый день хожу в церковь, ставлю свечки… Я верю, что Бог послал мне вас в утешение. Вы же понимаете, что наша встреча не случайна? В одном месте, в одно время… Скажете, не судьба? Я верю в судьбу, Тонечка! Я верю в свою судьбу! В нашу судьбу! Я знаю, там, – он ткнул рукой в потолок, – есть среди звезд моя звезда, яркая такая звездочка, и она ведет меня. Мы с тобой двое одиноких, которые уже не одиноки, понимаешь? – Он перешел на «ты». – Это неспроста! Я чувствую родство наших душ, меня тянет к тебе… Когда я увидел тебя в церкви, я понял, что ты мой человек! Я искал тебя! Я нашел тебя!