После того как я с чрезвычайным увлечением целый час наблюдал за процессом, я полагал, что если и не постиг технической тайны, то по крайней мере уловил систему этого устройства. Едва только я так подумал, как уже готов был критиковать изобретение и обдумывал, как его можно было бы улучшить. Этот непокой, эта неудовлетворенность меня удивили, хотя они в характере у моего поколения. Предположим, где-нибудь в Австралии нам встретится некий зверь, какого мы никогда прежде не встречали, мы, конечно, удивимся, но не станем же мы обдумывать, как его усовершенствовать. Хотя это уж насколько наша личность творческая.
Критический взгляд на технику имеет сегодня любой мальчик, стоит только подарить ему велосипед. Что касается меня, то меня выдрессировали как следует, пока я занимался танковой приемкой. Тогда всегда было о чем поторговаться, и у меня на оружейных заводах была репутация типа, который требует невозможного. Расчет в таких конструкциях прост: задача танка – наиболее разумное распределение огнестрельного потенциала, движения и безопасности. Каждый из этих факторов может быть улучшен только за счет других. Безопасность стоит на последнем месте. Затраты не имеют значения, как и комфорт. С гражданским транспортом все по-другому. Здесь на первом месте затраты, безопасность и комфорт. Повышенные требования к скорости. Скорость ведь – принцип нашего времени. Оттого и берутся жертвы не только на войне, но и в мирной жизни.
При взгляде на изобретения Дзаппарони хотелось задать вопрос о стоимости. Стеклянные создания, судя по всему, относились к категории люкс, и каждая такая пчелка, я допускаю, могла стоить как автомобиль или самолет. Дзаппарони, разумеется, после испытаний пустит их в серийное производство, как это случается со всеми изобретениями. Очевидно, такой стеклянный рой, или даже несколько пчелок, может за один майский день произвести больше меда, чем настоящий рой за целый год. Они же способны работать и в дождь, и ночью. Но стоит ли производство меда таких затрат?
Хорошо, мед всегда пользуется спросом, как лакомство, но стоит ли так удорожать процесс его производства за счет автоматизации? Не проще ли усовершенствовать только химический процесс? В Провансе, помнится, в Грасе я бывал в химической лаборатории, где из миллионов цветов производили эссенции для парфюмерии. Там растут апельсиновые леса, поля фиалок и туберозы, целые холмы лаванды. Таким же путем можно производить и мед. Можно эксплуатировать поля, как наши угольные залежи, из которых тянут не только горючее, но и бесчисленные химикаты, эссенции, краски, лекарства всякого рода и штапельное волокно. Удивительно, что до сих пор никто не додумался.
Дзаппарони, разумеется, давно все подсчитал, или он первый из миллиардеров, который решительно ничего не смыслит в калькуляции. Он ведь уже несколько раз терпел убытки. Но все равно богатые люди умеют считать деньги. Никогда бы никто из них не смог так разбогатеть, если бы не обладал этим даром.
Видимо, смысл этого пчелиного устройства следует искать за пределами банальной экономики. Может быть, это просто такая игрушка владыки, которая забавляет его после игры в гольф или рыбалки. У таких людей в разном возрасте свои игрушки, способные разорить даже миллионера. В такую игру если заиграешься, кошелек может неожиданно быстро опустеть.
Хотя вряд ли, маловероятно. Дзаппарони и без того было во что поиграть, у него вон целый своей кинематограф. Это его страсть. И на него он денег не жалеет, позволяет себе такие эксперименты, которые иного давно бы уже привели в работный дом. Сама по себе идея устройства для игры света стара и давно испробована. И ни у кого не возникло до сих пор сомнения, что образы в фильмах Дзаппарони – творения технических приборов, что вся эта сказочность и гротеск основаны на старых приемах кукольного театра и волшебного фонаря. Но Дзаппарони мало было автоматов в старом их значении, автоматов Альберта Великого[20] и Региомонтана[21]. Он хотел производить искусственных людей в натуральную величину и с полным человекоподобием. Над ним потешался весь свет, считая этот замысел очередной безвкусной прихотью чудака.
А вот и ошиблись! Да еще как ошиблись-то! Первое же подобное создание Дзаппарони произвело фурор. Это был роскошный кукольный спектакль без участия кукловода, никто не дергал за ниточки, и ниточек-то никаких не было. Это была премьера не просто нового зрелища, возникло новое направление в искусстве. Манекены все еще немного отличались от живых людей, но даже, пожалуй, в лучшую сторону. Лица были более гладкими, безупречными, с большими глазами, похожими на драгоценные камни, движения медленные, плавные, а в возбуждении наоборот – сильные, быстрые, совсем как подсказывал эмоциональный опыт. Даже уродливое, безобразное и ненормальное смотрелось по-новому, еще страшнее или, наоборот, притягательнее и в любом случае захватывало и увлекало. Калибан, Шейлок, Квазимодо, какими представил их Дзаппарони, не могли быть зачаты и рождены женщиной, как бы природа порой ни ошибалась. Совсем уж волшебными представали Голиаф, Карлик-Нос, архивариус Линдхорст, ангелы-вестники с почти прозрачными мерцающими телами и крыльями.
Смущенные и потрясенные зрители понимали, что эти персонажи не только копии живых людей, они еще и со своим характером, и со своими способностями. Они умели брать голосом самые высокие и самые низкие ноты, так что могли посрамить любого соловья или самого низкого баса. Их движения и эмоции были выстроены, как будто выучены, и превосходили естественные.
Впечатление трудно передать. Публика восторгалась тем, что еще вчера считала придурью. Пересказывать панегирики из прессы не стану. Игру манекенов называли новым шедевром, спектаклем идеальных существ. Прибавьте к этому наивность самой эпохи, с какой ребенок хватается за новую куклу. Газеты оплакивали некоего юношу, утопившегося в Темзе после того, как он принял одну из героинь Дзаппарони за живую женщину из плоти и крови и не смог вынести разочарования. Руководство завода выразило свое соболезнование и намекнуло, что, вероятно, прекрасная кукла могла бы ответить взаимностью на чувства юноши. Несчастный поспешил, между тем как возможности техники могут быть безграничны. Как бы то ни было, успех бы оглушительный и, несомненно, принес хозяину немалую прибыль. Дзаппарони притягивал золото.
Нет, тому, кто играет с живыми куклами, есть чем развлечься, стеклянные пчелы ему не забава. Это здесь не игровая площадка. У хозяина есть другие сферы, где деньги не имеют значения.
Конечно, эти стеклянные пчелы собирают здесь мед не ради забавы, для произведения искусства это слишком абсурдное задание. Такие существа способны на все, например, собирать не нектар, а драгоценные камни или золотые самородки, хотя и для такого гешефта они, пожалуй, тоже дороговаты. Экономический абсурд допускается там, где в игру вступает власть.
А ведь и правда: кто управляет таким вот роем, тот могущественный человек. Может быть, даже более могущественный, чем тот, кто владеет таким же числом самолетов. Давид был сильнее Голиафа, умнее его.
Здесь уже речь идет не об экономике или об экономике какого-то другого порядка, экономике титанов. Тут другие цифры. Сколько стоит одна из таких пчелок, даже представить трудно. Сколько бы ни стоила, для любого пчеловода это бред. Но есть и другие точки зрения. Стратосферный пассажирский самолет стоит около миллиона фунтов. И это с точки зрения любого пчеловода или кавалериста – тоже бред. А если представить себе, какой груз этот самолет должен донести до цели, то стоимость вообще становится фантастической. С другой стороны, стоимость падает до минимума, если взвесить преднамеренный вред и ущерб от этого груза. Тут целые миллиарды разом испаряются, не говоря уж о покушении на человеческую жизнь и плоть. Если вот такую пчелку прикрепить к крылу такого монстра и спровоцировать несчастный случай, и тысячи фунтов превращаются в ничто, в пустяк. В нашем мире, надо признать, считать умеют, для этого тоже уже изобретены машины. Но всегда бывают исключения. Иногда становятся расточительными, как Август Сильный[22], как министр Брюль[23]. А толку никакого.
Да, я, без сомнения, находился на испытательной площадке заводов Дзаппарони, на аэродроме для микророботов. Уж не оружие ли это новое тут испытывают, подумалось мне. Такая банальная мысль приходит в голову в первую очередь. Даже если Дзаппарони создал своих пчел только работницами, он ведь не забыл снабдить их жалами, наверняка не забыл.
14
Сначала меня это развеселило, как игра, потом поразило, как комбинация. Теперь я постиг всю мощь этого изобретения, и меня охватило чувство опьянения, какое ощущают золотоискатели, попав в страну Офир[24]. Зачем старик послал меня в этот сад?
«Остерегайтесь пчел» – так он сказал. У него каждая фраза с двойным смыслом. Может быть, это означало, что мне следует сохранять хладнокровие, когда это зрелище потрясет меня до глубины души? Кажется, мастер выдумал для меня испытание. Весьма практично. Захотел проверить, способен ли я дотянуться до его высот, дорос ли до его великих идей. Не в этом ли парке дала сбой голова несчастного Каретти?
«Остерегайтесь пчел» – это могло быть предостережение от любопытства. Вероятно, хозяину захотелось выяснить, как я веду себя, столкнувшись с тайной. Но я еще даже не двинулся с места, так и сидел на стуле.
И вообще, я был слишком занят, чтобы продумывать мое поведение. Зрелище захватило меня целиком. В прежние времена какое-нибудь, даже самое своевременное и актуальное открытие повергало в недоумение самого изобретателя. Он и сам толком не понимал, что это он такое изобрел. Теперь эти конструкции пылятся в музеях и вызывают улыбку. Но здесь было по-другому. Тут изобретение было продумано и просчитано последовательно, до мелочей, и тут же и воплощено и введено в действие. Здесь создали модель, которая превзошла практические требования. Над ней трудилась армия сотрудников, множество соучастников. Начинаю понимать тревоги Дзаппарони о сохранении секретности.