– Но я не могу… я парень Викусика.
– Нет. Ты мыслитель Ганимед, которого все любят!
Я глажу его по руке. Он тут же спохватывается и отстраняется.
– Короче, ты понял? У «Стеклорезов» есть свой человек здесь. Следи, что происходит на базе. У тебя есть доступ к камерам.
– Не только у меня!
– Возможно. Но никому доверять нельзя. Таня говорит, здесь все прогнило. Не исключено, что тот, кого мы ищем, – один из охранников или даже координатор.
– А если все-таки найдем его – нам что с того будет?
– Моральное удовлетворение, – отвечаю я.
Усмехнувшись, он уходит.
А я еще раз вчитываюсь в напечатанные на полоске бумаги слова:
«Вас обманывают. Это не игра. Стеклорезы».
Соблазнитель и его команда
Наконец-то кончился этот идиотский спектакль.
На первый взгляд все было как обычно. Лас вещает, народ слушает и даже записывает. Но что-то не так. Что-то серьезно не так.
В зале – не только молодежь, но и люди достаточно зрелого возраста. Ну и ладно, такое бывает. Женщин примерно столько же, сколько и мужчин, – тоже ничего странного. Это же корпоративное мероприятие, сюда, наверное, загнали всех, независимо от пола и возраста, и о желании не спросили. Все слушатели – в одинаковых серых комбинезонах. Наверное, так надо по правилам, если это тематическая база. Плюс корпоративный дресс-код, все такое. Хотя кто заставляет соблюдать дресс-код в нерабочее время?
Нет, странное было в самих людях. Матильда такого никогда раньше не видела.
Когда Лас сказал свою коронную фразу «Поднимите руки те, кто категорически против секса!» – никто не засмеялся. Никто. Слушатели просто переглядывались – молча и как-то злорадно. Лас был слегка обескуражен, но быстро забыл об этом. Он видит только то, что хочет видеть. В тот момент он видел полный зал народа, с которым надо поделиться мудростью.
Дальше все было по привычному сценарию. Лас рассказывал, вызывал людей к доске, как учитель, и заставлял разыгрывать сценки знакомства. Люди играли добросовестно. Но не просто изображали, что знакомятся. А изображали, что изображают это знакомство. Будто хорошим актерам поручили играть роль плохих актеров.
Матильда в этом кое-что понимала. Столько лет играла в школьной самодеятельности, которой руководил настоящий театральный актер!
Чуть позже она заметила и еще кое-что. Точнее, кое-чего не заметила.
Матильда успела привыкнуть, что на каждом тренинге слушатели раздевают ее взглядами. Было бы странно, если б они этого не делали. Лас им про секс на первом свидании затирает, их раздувает от похоти, а тут такая девушка! Как говорится, видит око, да зуб неймет. Точнее, не зуб, но тоже из трех букв.
В этот раз на Матильду не смотрел никто, хотя она очень живописно сидела на подоконнике. Все смотрели на Ласа.
А Гниль знай себе фотографировал.
Сразу после тренинга Матильда оттащила его в сторону:
– Ничего не заметил?
– Нет, а должен?
– Почему они такие странные?
Гниль криво ухмыльнулся:
– А чего ты от них хочешь? У них все мозги забиты корпоративной туфтой.
– Это не туфта! – неожиданно для себя возразила Матильда. – Люди деньги зарабатывают.
– Зарабатывать деньги можно по-разному. Превращаться в тупого корпоративного раба ради этого не обязательно. Всякие уставы учить. Они, наверное, еще и гимн каждый день поют…
– А почему нет? Люди думают, что делают великое дело…
Гниль противно усмехнулся, чем изрядно рассердил Матильду.
– У тебя есть мечта? Цель в жизни? – спросила она.
– Мечта? Есть. Заснуть и проснуться в Британии в 1977 году – в самый разгар панк-революции. Сама понимаешь, это никогда не сбудется. А свою панк-революцию мы просрали в 90-е годы. И поэтому у нас до сих пор везде одна Пугачева и прочий «Голубой огонек».
Матильда громко выдохнула, пытаясь справиться с гневом. Она ему – о высоком, а он в ответ – про какой-то «Голубой огонек»!
– В Британии? Значит, ты не любишь нашу страну?
– Я вообще не понимаю, что значит любить страну, не любить страну. Если я где-то живу, я это принимаю как факт. Я родился здесь – ну и ладно. Мне это не мешает радоваться жизни. Если б еще всякие уроды не маячили перед глазами – было бы вообще хорошо.
«Ты это про свою девушку, что ли?» – чуть не спросила Матильда вслух, но вовремя осеклась. Кажется, этот разговор лучше прекратить.
– Ты не знаешь, где здесь можно выпить кофе? – спросила Матильда.
– Я знаю не больше тебя. Поищи, здесь должен быть ресторан. Это же база отдыха.
Матильда зашагала вперед по коридору. На пути у нее вырос Альберт.
– Чем могу помочь? – спросил он.
– Прошу прощения, сударь, напомните, где ресторан? – Матильда не прочь была пофлиртовать с ним.
Альберт не повелся.
– Пойдемте, провожу, – сказал он официальным тоном.
Столовая, чем-то похожая на школьную, находилась на первом этаже.
Люди в серых комбинезонах стояли в очереди к раздаче. Некоторые сидели за столами и поглощали пищу.
Ничего особенно странного вроде бы не происходило. Лишь дошагав до середины обеденного зала, Матильда замерла как вкопанная. Она поняла.
В столовой, несмотря на присутствие доброй сотни людей, стояла тишина. Люди ели молча, каждый смотрел в свою тарелку. Лишь изредка ложка звякнет, да и то как-то осторожно.
Казалось бы, что такого: люди свято соблюдают принцип «Когда я ем – я глух и нем». Только порадоваться можно за их культурность. Но Матильде вдруг стало не по себе.
– Что случилось? – еле слышно спросил Альберт.
– Я хочу кофе… – прошептала она. – Можешь мне взять навынос?
– Здесь нет кофе навынос. Здесь нет никакого кофе.
– Почему?
– Кофе – это отрава, – объяснил Альберт таким тоном, будто ребенка жизни учил. Матильде это не понравилось:
– Да, и я прямо сейчас хочу отравиться!
– В этом нет необходимости.
– Если нет, то пойдем отсюда!
– Ты уверена, что не голодна?
– Уверена… – Матильда чувствовала себя ужасно неуютно. Она поймала на себе несколько взглядов: несколько человек перестали есть и молча пялились на нее. Всего несколько. Но если она задержится здесь еще хоть на минуту – их станет больше. А еще через минуту на нее будут пялиться все. И молчать.
Матильда представила это и устремилась к выходу, еле сдерживаясь, чтобы не перейти с шага на бег.
– Что случилось? – спросил Альберт в коридоре. – На тебе лица нет!
Когда это они успели перейти на «ты», интересно…
Матильда уселась на ближайший подоконник:
– Да все в порядке. Наверное. По-моему, у меня фантазия разыгралась.
– Фантазия, – неодобрительно повторил Альберт. – Фантазия – это болезнь разума.
– Наверное, – согласилась Матильда. – Я стольких людей видела, кто живет в каких-то воображаемых мирах… Некоторые из них даже старше меня вдвое, а все никак не повзрослеют. Вот по тебе сразу видно – серьезный мужчина. Ты топ-менеджер?
– Я координатор. – Он показал красный браслет на запястье, на который Матильда прежде не обращала внимания.
– А что делают координаторы?
– Направляют людей на правильный путь.
– Ну, я и говорю – топ-менеджер.
Альберт впервые улыбнулся и тут же спрятал улыбку.
– Может, ты и меня на правильный путь направишь? А то я уже не уверена, с теми ли людьми я связалась и туда ли иду.
Молодой человек уселся рядом с ней на подоконник и произнес:
– Направлю. Но мне нужно, чтобы ты слушала. Слушала и слышала.
– Давай попробуем… – улыбнулась Матильда.
Ян
Спать пришлось в комнате на четыре койко-места. Хорошо хоть, никто не храпел и не пердел. Главное – никто не лез. Я спокойно закрылся одеялом с головой, как в детстве, и вылез в Интернет, благо сеть все-таки есть. Еще раз прочитал все, что уже нашел. Попытался отыскать что-то новое – с этим плохо.
С соседями по комнате говорить о чем-то бесполезно. Типичные сектанты с промытыми мозгами. На все мои вопросы либо хмурятся, либо загадочно улыбаются и что-то бубнят про эссенцию и восход. Надо искать таких, как Дима, недообработанных.
Небольшая зарядка на площадке. Персонал разбивается на небольшие группы, с каждой работает один наставник. Он показывает упражнения, мы повторяем. Угадайте, какой наставник достается нашей группе. Да-да, тот самый, лысый. Нарочно придумывал упражнения позаковыристее, думал, что я не справлюсь. Даже как-то неловко было его обламывать.
Потом – короткий утренний Резонанс.
После завтрака и блестящего выступления Никиты идем работать. Меня опять поставили грузчиком – видимо, это на все дни. Так и не узнаю, что в этих огромных коробках. Шальная мысль: а вдруг это действительно спектакль, и я тупо таскаю какой-нибудь мусор, который ради меня одного перекладывают из коробки в коробку?
Пытаюсь разговорить остальных насчет «Стеклорезов». За этим меня и застает лысый наставник и начинает на меня наседать:
– Что опять за разговорчики?
– Кто такие «Стеклорезы»? – спрашиваю я у него как ни в чем не бывало.
– Не твоего ума дело, пачкун! – Он толкает меня ладонью в грудь.
Приближаю свое лицо к его лицу и спокойно говорю, так тихо, чтобы слышал только он:
– Еще раз до меня дотронешься – твоя рука окажется у тебя же в жопе.
Он меняется в лице:
– Да ты!.. Ты у меня в карцер пойдешь!
– Да с удовольствием. Хоть твоей рожи видеть не буду. И вообще, я могу отсюда уйти, когда захочу.
– Да что ты говоришь!
– А щас увидишь…
Я обеими руками вцепляюсь в ворот комбинезона и рву ткань со смачным треском.
Грузчики смотрят на меня, рты разинув от священного ужаса.
– Вот! Я испортил униформу! Дисквалифицируйте меня!
Во дурак-то… что я делаю и зачем? Спокойно, Яник, спокойно. Тебе еще рано отсюда уходить. Но очень уж бесит лысая балда этого урода.
– Так, я все понял, – произносит наставник совсем другим, примиряющим тоном. – Ты устал с непривычки. Иди отдохни. Давай, шагом марш! – Он кивает в сторону выхода, уже не решаясь до меня дотронуться.