– А может, ну его на фиг?
– Нет. Не «ну его». Я узнала кое-что: эти «Стеклорезы» – не квест, не постановка. У этого шоу есть враги, которые запустили сюда своего лазутчика. Если мы его не найдем, никому лучше не станет. Ты вообще понимаешь, что такое «благодарность», «благородство»? Тебе оказали огромную услугу – неужели ты не хочешь отплатить за это добром?
– Ну, допустим, хочу…
– Так что вот, Никитушка: в свободное от возлияний и совокуплений время найди, пожалуйста, минутку, чтобы заняться «Стеклорезами». Это самое меньшее, что ты можешь сделать для этих прекрасных людей!
– Эви… я вот думаю…
– Я тоже иногда.
– Я серьезно! Ведь мы и правда через два дня вернемся домой. А что же Викусик?
– А что Викусик?
– Ну мы же ее…
– Чего – изнасиловали? Пусть докажет. Все, мыслитель Ганимед, разрешите откланяться. Я займусь девочками. Как выяснилось, я это очень люблю.
– Ох, Эви…
Я вновь встречаюсь с Таней. Мы бегло изучаем списки.
Среди девочек-сотрудниц – всего две новеньких.
Прямо с показа вечернего фильма обеих забирают охранники, одну – из зала, вторую ловят, когда она возвращается из туалета. А остальное – дело техники.
Их приводят все в ту же комнату с партами, где мы изучали мальчиков. Я могу как следует рассмотреть моих новых подопытных.
Одна из них – пухленькая и простоватая на вид, но простота ее явно напускная. Мне кажется, простых людей здесь не держат. Вдобавок эту дюймовочку я где-то видела. Кажется, в отечественном фильме для взрослых. Есть такая актриса, Рая Райская, которая снимается в порно с толстушками. А теперь вот – в этом странном шоу. Моя версия подтверждается. Молодцы организаторы – набрали женскую часть массовки в порнухе.
Что особенно примечательно: вчера, когда я заперла четверых сотрудников-актеров рядом с одним игроком, они продолжали играть свои роли ради него, особенно тот парень, что все время трется возле Яна. Талантливейший лицедей, я б не смогла так убедительно изображать вахлака. А тут выделываться не перед кем, и эта простушка Рая после моего объявления садится за парту и прилежно начинает строчить. Ей все равно, писать или сосать – лишь бы было уплочено.
А вот вторая не торопится. Серьезная такая девушка – по ней и не скажешь, что она любительница распускать руки, хотя сегодня днем она несколько часов провела в карцере за то, что устроила драку с соседкой по комнате. И до этого дралась. Для лазутчицы она ведет себя слишком неосмотрительно. Или так задумано нарочно, чтобы отвести от себя подозрения? Мол-де, не станет же настоящая шпионка так себя вести? Еще как станет. Шпионы – они же хитрющие!
Теперь она нагнала на себя непроницаемый вид и вдумчиво изучает листы с заданиями. Делает вид, что изучает. А на самом деле – пытается собраться. Она все поняла и теперь отчаянно думает, как выбраться сухой из воды. К такому она была не готова.
Может, я, конечно, фантазирую. Но выглядит это именно так с моей позиции психолога-самоучки. И кстати, неплохого. Я всегда была наблюдателем и давно научилась раскусывать людей. Хотя этого мутного Яна так и не раскусила, это да. Этот человек полон сюрпризов. И наверняка он нас всех еще удивит. Хотя мне-то до него никакого дела нет.
Все, что меня сейчас волнует, – темноволосая девушка. Она наконец взялась за ручку и быстро догнала Раю. Втянулась и немного успокоилась.
Терпеливо жду. Вот моя подопытная и добралась до кроссворда. Каждую букву принимается выводить медленно и тщательно. Прямо-таки вырисовывать.
– Время на исходе! – говорю я. – Кто закончил – кладем работу в лоток.
Рая уже все сделала. Ее товарищ по несчастью невольно ускоряется.
– Кто не сдаст вовремя – будет наказан! Осталась одна минута! – импровизирую я.
Темноволосая торопливо дописывает и идет к лотку. Выражение лица у нее изменилось: уже не «Лишь бы не проколоться», а «Будь что будет, наплевать».
Первым делом хватаю работу темноволосой и открываю лист с кроссвордом. Умница девочка: заполнила его прописными буквами, только очень большими. Круглая «з» совсем не похожа на ту, из надписи «Стеклорезы», резкую и острую. А вот «с» – очень даже похожа, но «с» – простенькая буква в отличие от «з».
Я внимательно изучаю кроссворд и наконец вижу его. Хвостик у буквы «з», один– единственный на весь лист. Девочка пыталась изменить почерк, и ей это почти удалось, но этот хвостик ее выдал. Заторопилась и забылась, нарисовала машинально, совсем маленький, меньше, чем на злополучной надписи. Но он есть. Многие ли пишут «з» с хвостиком?
Еще раз сравниваю буквы в клеточках кроссворда с перерисованной надписью. Сходство становится еще более заметным. Есть вещи, которые ты вот так, с бухты-барахты, без дополнительной подготовки никак не изменишь: наклон букв, например, – у каждого он свой собственный. Или округлости букв «с» и «о». У Степана Петровича буква «о» была похожа на горошинку. У Викусика – на рот идиота. У этой девочки – на воздушный шарик, который вот-вот лопнет, напоровшись на остальные ее буквы.
В общем, мне все ясно. Я вызываю двух охранников, приказываю им держать шокеры наготове. Раю – хотя по документам она вовсе не Рая, а ФН-7453 – я отпускаю. Кстати, какое имя получится из ФН? Фиона? Феня?
Темноволосая остается одна. Девочка спокойна. Хотя какая она девочка – лет на пять старше меня. Пытается держаться гордо и снисходительно, как плененная королева. Хотя королева здесь я.
Я приказываю охранникам быть начеку и вхожу в комнату. Сажусь на столешницу ближайшей ко мне парты. Внимательно смотрю на подозреваемую.
– Стеклорезы! – говорю я.
– Докажите… – говорит она в сторону.
– Запросто. Закроем тебя на несколько дней и посмотрим, появятся ли новые надписи.
Она усмехается.
– Хотя мне плевать на твои надписи, – продолжаю я. – Говори, кто ты такая и что здесь делаешь.
– Ты ведь игрок? – спрашивает она вместо ответа.
– Да, я игрок. А ты шпион извне, и к игре ты не имеешь никакого отношения. И я узнаю, кто тебя подослал.
– Тебя зовут Эви?
– В последнее время предпочитаю, чтобы меня называли Симой.
– Ты сама не понимаешь, что здесь происходит!
– Понимаю, детка, понимаю. По моей версии это все – реалити-шоу.
Ровно на секунду она выходит из образа: на лице ее появляется удивление, природа которого мне непонятна. То ли девочка изумляется моей догадливости, то ли – моей глупости.
Быстро вернув размеру своих глаз первоначальный вид, подозреваемая спрашивает:
– А ты не думала, что здесь все по-настоящему?
– Что все это – действительно секта? Да я просто мечтаю, чтобы это было так! Но это не так, увы. Иначе тебя бы уже драли шокерами во все дыры. И ты визжала бы, как сучка. Возможно, завтра так и будет, если я не придумаю, как выбить из тебя информацию гуманным демократическим способом.
– Ты сошла с ума, – спокойно констатирует она.
– И задолго до этого, детка.
– Я тебя не боюсь!
– Твое право. Ближайшие сутки я никуда не тороплюсь. Как в анекдоте: «Сиди, думай. Приду – проверю». Надеюсь, ты плотно поужинала, потому что еды тебе никто не принесет.
– Мы до тебя доберемся, – злым голосом произносит моя пленница.
– Завтра расскажешь, кто такие эти «мы», – говорю я и выхожу в коридор.
Рустам и Света
Воскресенье. Раннее утро.
Света курила, сидя на крыльце. Рустам вышел делать зарядку.
Нагнулся к Свете, чтобы поцеловать в щеку. Не сдержавшись, поморщился – от Светы пахло перегаром.
Остаток вчерашнего дня прошел уныло. Данил весь вечер разговаривал с Милой в комнате и не выходил. Света мрачно напивалась на кухне. Славка и Изольда сидели в комнате отдыха и терзали игровую консоль. Рустам заглянул к ним ненадолго – просто захотелось побыть рядом с кем-то, у кого все хорошо.
Эти двое его даже не заметили. Они играли в какие-то поединки, причем Изольда каждый раз вышибала дух из Славки и дьявольски хохотала. И было непохоже, что Славка поддается.
– Что нового? – спросил Рустам у Светы.
– Вот думаю, не податься ли мне в религию. Только вот в какую? У меня есть друзья в православном кружке, еще есть знакомые буддисты, язычников целая куча, всяких, на любой вкус: славянские, кельтские, нордические. Ты вот мусульманин.
– Да какой я мусульманин…
– Откуда же мораль тогда?
Рустам пожал плечами:
– Я просто знаю, что хорошо, а что плохо.
– А откуда ты это знаешь?
– Интуитивно…
– Зачем тебе вообще мораль, если ты не принадлежишь ни к какой религии? Верующим она нужна, чтобы после смерти попасть в хорошее место. Или в хорошее тело, для тех, кто верит в реинкарнацию.
– Ты это к чему вообще?
– Да так. Мысли одолели. Все сказки как обычно заканчиваются?
– Как?
– Ты скажи.
Рустам уже почти рассердился. Он не любил загадок, особенно с утра.
– «Стали они жить-поживать да добра наживать…» Так, наверное?
– Да. А потом сдохли. И все добро, которое они нажили, досталось кому-то другому. Вот так надо заканчивать все сказки. «И жили они долго и счастливо, а потом сдохли». И в фильмах показывать: что вот в конце все поженились, а лет через сорок сдохли. Или герой всех злодеев убил, а сам лет через тридцать сдох от рака, потому что много курил. Что такое тридцать лет в масштабе вечности – а, Руст?
– Ты к чему все это?
– Да что-то тянет с утра на философию. Вот представь, что ты бы точно знал, что после смерти можешь родиться заново, с нуля. И никакой мистики – все научно. Берут твои останки и выращивают тебя заново из пробирки. Но при условии, что у тебя была чистая эссенция.
– Какая еще эссенция? Я просто хотел узнать, выяснилось ли что-то по Изольде и Бене.
– Выяснилось. И еще как.
Света глубоко затянулась, чем придала паузе многозначительность.
– Как я и думала. По Изольде – ничего. Зато по Бене – даже слишком много всего интересного. Начнем с того, что он вовсе не Беня, а Эдуард Немцов. В 90-е годы учился в Петербурге, в одном институте… не важно каком. Учился, учился, а потом куда-то пропал. А в начале 2000-х, когда еще соцсетей даже в проекте не было, его фотография всплыла на форуме выпускников. Вот смотри. – Она вывела на экран телефона снимок, довольно четкий, хотя и сделанный пленочной «мыльницей» и затем оцифрованный. – Студенты на отдыхе. Кто у нас в середке сидит? Наш Беня. Почти не изменился, только улыбка не такая противная. Вот один из тех, кто на фотке, ее выложил и очень интересовался: не знает ли кто, куда пропал Эдуард. И ему ответили, что он бросил учебу, когда спутался с эссенциалистами.