Мила лежала на полу и всхлипывала.
– А я знаю когда, – сказал я. – Когда мы втроем пошли на озеро. Она пошла прогуляться. Ее не было минут двадцать. За это время она могла встретить одного из них…
Мила зарыдала в голос.
– Поняла теперь, во что нас вляпала? – спросила Света.
– Отстаньте от меня… – прорыдала Мила.
– Давайте ее выкинем за дверь? – предложила Света.
– Они сейчас стоят за дверью и ждут, не выйдет ли еще кто-то. Откроем – всем хана, – сказала Изольда.
– Проклятые решетки, – сказал Рустам. – Эти гады не войдут, но и мы не выйдем. А то могли бы спокойно в окно – и бежать…
– И далеко ты убежишь, если они на машине? – спросила Света.
Рустам досадливо отмахнулся.
– Но у нас тоже есть машина, – напомнил я. – Может, вернемся к плану…
– Не вернемся, – оборвала Света. – Ключи у Данила остались. Даже если сможем завести – водить все равно никто больше не умеет. Если только вы меня не удивите!
– Не удивим. Я права только через год хотел получать… – сказал Рустам.
– Ребята, успокоились все, – приказала Изольда. – Мы не будем никуда бежать. Их там немного. Чистильщиков много не бывает. Пока мы в доме – у нас есть хоть какое-то преимущество.
– Короче! – Света вновь повысила голос. – Оставьте меня в покое! Я уже сама готова застрелиться, только чтобы все это поскорее закончилось! Все. Если что, я на кухне. Там вроде какое-то бухло осталось…
Она удалилась. Мила, видимо, ушла еще раньше. На всякий случай сбегал к двери – по-прежнему заперто.
– Мне что делать? – спросил Рустам.
– Возьми что-нибудь. И будь начеку.
Он кивнул и тоже исчез.
Изольда обняла меня:
– Хорошо держишься.
– Ага. Ощущение, будто все это не со мной. Тем и держусь.
– Это нормально. Организм включил защиту.
– У тебя глаза горят. Для тебя все это – просто приключение?
– Да, а почему нет?
– Люди погибли!
– Ну что ж теперь…
– Ты точно сумасшедшая!
– За это ты меня и полюбил, не так ли?
– Что вообще происходит? – Мой голос сорвался.
Изольда обняла меня крепче:
– Ну-ну, мой сладкий. Все хорошо. Ты нас всех спас. Кстати, молодец, что нашел ружье. Дай поцелую.
Поцелуи меня успокоили. Но Изольда на этом не остановилась.
– Ты серьезно? – спросил я.
– А ты? – Она знакомым жестом принялась гладить меня сквозь джинсы. – Неужели откажешься от последнего раза в своей жизни?
Я не смог сопротивляться. Она отвела меня в гараж, чтобы не попасться на глаза никому из ребят, если они вернутся. Мы сделали это на заднем сиденье машины Данила, уложившись в полторы минуты.
– Слышишь? Они музыку включили… – прошептала она, отдышавшись. – Красивую.
Мы вернулись в коридор.
– Не включили. Это Мила на скрипке играет. На чердаке… – сказал я.
Мы уселись на пол, прижавшись друг к другу. Мелодия какая-то известная, из классики, в рекламе часто используют. Мила периодически сбивалась – руки, наверное, дрожали.
– Как в фильме про «Титаник», там тоже оркестр играл, когда все тонули, – мечтательно проговорила Изольда. – Я еще поймала себя на мысли, что хотела бы умереть именно так. Чтобы на мне было красивое платье, а не этот убогий комбинезон. Чтобы играли скрипки. И чтобы это все было… – Она задумалась, подбирая слово. – Грандиозно!
– Сбылись только скрипки.
Она засмеялась.
В коридоре появилась подозрительно спокойная Света с бутылкой пива. Уселась рядом с нами.
– Она это серьезно? – спросила Света, кивнув на потолок.
– Каждый сходит с ума по-своему, – сказал я.
– Я схожу к ней, – заявила Изольда.
– Будешь с ней разговаривать? С этой предательницей? – удивилась Света.
– У нас каждый человек на счету! – Явно фраза из какого-то военного фильма. Изольда это любит. – Главное сейчас – чтобы никто не расклеивался. Тогда выживем все.
Ян
Так, чувствую, остаток дня придется провести в обществе Димы.
Здесь есть рекреационные помещения, где можно почитать книги и поиграть в настольные игры: шахматы, го, рэндзю, но Дима умеет только в шашки. Попутно он рассказывает какие-то глупые истории из своей прежней жизни.
Я думаю о другом.
Сегодня ночью все решится. Хотя я по-прежнему не получил ни одного доказательства того, что нахожусь в настоящей секте, и ни одного доказательства обратного. И если честно, ночная операция слишком уж смахивает на постановочный квест.
Или такой вариант: хозяева базы просто талантливо манипулируют нами в собственных целях. Например, проверяют слабые места своей безопасности.
Но я снова и снова вспоминаю ту девушку с короткими темными волосами. И мне почему-то снова и снова кажется, что она – единственный человек здесь, который говорит правду. К тому же не покидает чувство, что я ее где-то видел раньше. Только где и когда? Не во сне же!
Хоть локти грызи! А тут еще этот Дима не затыкается.
Устав от его болтовни, я спрашиваю:
– Тебе здесь нравится?
Он опять заводит свою историю про то, как сбежал сюда, чтобы его не убили. Я перебиваю:
– Нравится или нет?
– Да какая разница… Уже ниче не сделаешь. Я тут на всю жизнь. И ты тоже.
– А хочешь отсюда сбежать?
– Зачем?
– Неужели ты правда хочешь проторчать здесь до самой смерти?
Дима задумывается. Уже хорошо.
Потом начинает перечислять, загибая пальцы:
– Кормят. Есть крыша над головой. Этот… бесплатный секс.
– Вот и все, – говорю я. – У скота на ферме тоже есть и крыша, и еда, и сколько хочешь бесплатного секса. Тебе нравится быть скотом?
– А какая разница? Если взять простого работягу с завода, который вкалывает за копейки – а фактически за еду, – чем он отличается от тяглового скота?
– Свободой воли. Он может устроиться на другую работу, переехать в другой город.
– Ага, на другую ферму. И дальше быть тягловым скотом.
У него даже голос стал немного злым. Покойный Лас Келлас таких, как он, называл «угрюмыми простолюдинами». Им везде плохо. И ничего с этим поделать они не могут.
Я уже был готов взять Диму с собой… но нет, пожалуй, не возьму. Все равно ночью это место будет уничтожено, и ему придется самому устраивать себе жизнь. Если он выживет, конечно.
Кстати, ночью будут жертвы. Наверняка будут.
Я не успеваю насладиться воображаемыми картинами разгромленной и сожженной базы, как в спину мне что-то упирается с двух сторон и звучит строгий голос:
– Ян Скамейкин, следуйте за нами.
Дима смотрит на тех, кто стоит позади меня, с суеверным ужасом. Он так на все реагирует, и как это зайчику до сих пор не надоело бояться?
Впрочем, сейчас я и сам немного боюсь. Шокеры… Охранники вооружены шокерами. Если я дернусь, то быстро окажусь на полу.
Это я всегда успею.
Поднимаю руки в знак того, что сдаюсь. Медленно встаю.
Руки мне заламывают за спину и чем-то фиксируют. Щелчка наручников я не слышу – скорее всего, это пластиковый хомут.
Охранники в желтых комбинезонах ведут меня в корпус, где обитают координаторы и сам мыслитель Ганимед. По этим ребятам видно: настоящие бойцы в отличие от «белых».
Даже не пытаюсь анализировать происходящее. Давно понял, что бесполезно.
Наверняка знаю одно: меня назвали не номером, а настоящим именем. А это значит, что игры кончились, уже точно.
Пустой коридор. Лестница. Третий этаж.
Очередной безликий коридор с безликими дверьми. Охранники отпирают дверь ключами. Обычными металлическими ключами. Старый добрый механический замок нельзя открыть, если стащить у кого-нибудь карточку, тем более нельзя хакнуть. Нужен конкретный ключ, который сперва придется отобрать у дюжего охранника вместе со всей связкой, а потом еще и отыскать среди этой связки единственный нужный.
Из дальнего конца коридора слышны вопли. Охранник приоткрывает дверь и замирает. Он ждет. Я успеваю осмотреться: в коридоре нет камер. По крайней мере тех, что на виду. Возможно, и вовсе нет. Почему? Странно…
Еще двое охранников в желтом волокут под руки Никиту. Тот орет:
– Что вы делаете? Ребята, вы с ума сошли! Совсем с дуба рухнули! Вы что, забыли, кто я? Я мыслитель Ганимед! Вы мои слуги! На колени! Быстро на колени, тогда я вас пощажу!
Какой бред…
Никита одет в распахнутый халат, волосы торчком. Руки, как и у меня, связаны за спиной. Когда его подтаскивают поближе, я ощущаю запах пота и перегара. Парень явно не скучал все это время.
Охранник распахивает дверь пошире. Никиту швыряют внутрь. Потом вталкивают меня, довольно вежливо – наверное, потому, что я не орал и не сопротивлялся.
Внутри я вижу Эви, лежащую на полу, на резиновых ковриках – руки ее опять-таки стянуты пластиковым хлыстиком за спиной.
– И снова здравствуйте, – апатично произносит она. – Что, вся честная компания в сборе? А, нет, кое-кого не хватает. Но это ненадолго.
И правда, через минуту в комнату вталкивают Викусика. У нее руки стянуты спереди – наверное, потому, что из нас всех она самая безобидная.
Она садится на кушетку. В этой комнате – две кушетки, как в кабинете у врача, настолько широких, что на них даже можно спать.
Охранник говорит:
– Кто захочет в туалет – стучите ногой в дверь. Выводить будем по одному. Вот вода. – Он ставит на пол бутылку. Тыкает пальцем в Викусика: – Ты! Будешь их поить. Вот насчет еды ничем помочь не могу. Ждите до завтра.
Дверь закрывается.
Никита, после падения на пол ошалело молчавший, вновь начинает орать и возмущаться, даже не пытаясь встать.
Бью его ногой в живот. Никита хрипит.
– Молодчина, – комментирует Эви. – Я б похлопала, но сам понимаешь.
– Понимаю, – говорю я. – Понимаю, что наш план накрылся.
– Ну это мы еще посмотрим, – говорит Эви.
Мила и Изольда
Люк на чердак открылся.
Мила не перестала играть. Остановилась, лишь когда из люка показалась голова Изольды.
Не дав скрипачке опомниться, Изольда проворно вылезла и подошла к ней вплотную.