Он создал две новые папки. Первую назвал «Ингу и Фабиан». Заполнить ее информацией – задача Олунда, и Хуртиг надеялся, что в ней окажется что-нибудь интересное, когда они часов через пять прибудут в Стокгольм. Другую папку он назвал «Голод»; когда они ехали по Италиенска-вэген, ведущей к бухте Лахольмсбуктен, он нашел дискуссионные блоги, письма поклонников и рецензии на концерты.
Сделав паузу, Хуртиг увидел развилку. Дорога извивалась вниз по крутому склону к синей бухте с белыми берегами.
Когда они въезжали в Бостад, Хуртиг нашел множество изображений и пару видеоклипов.
Трудно было сказать что-либо о внешности Голода за исключением того, что он мужчина. Лицо испятнано косметикой, грязью и бог знает чем еще; Хуртигу пришла на ум еврейская легенда о Големе. Живой мертвец, неуклюже слепленный из глины.
Когда они выезжали из Бостада, Хуртиг успел посмотреть клип целиком. Клип содержал примеры жестокого самоповреждения, и Хуртиг подумал – а что, собственно, говорит по этому поводу закон? Можно ли устраивать концерты человеку, который рискует умереть, каждый раз выходя на сцену? А с другой стороны – можно ли устраивать концерты, на которых публика рискует умереть, как в «Третьем пути»?
В остальном Голод представлялся личностью столь же ненавидимой, сколь и боготворимой, а его желание оставаться в тени было очевидным. Он не имел ни домашней страницы, ни продюсера, ни хотя бы одного вышедшего альбома, даже сингла.
Первое письмо пришло, когда они остановились заправиться в верхней части хребта Халланд. Деннис Биллинг коротко сообщал, что еще один человек покончил с собой.
– Как продвигается работа? – поинтересовался Исаак, когда они снова сели в машину.
– Мой начальник идиот.
Биллинг мог бы и позвонить, подумал Хуртиг; он прочитал, что погибшего мальчика звали Давид Литманен и что он жил в Блакеберге. К сожалению, техническое исследование не дало ничего нового, как и беседы с близкими. Шеф заканчивал послание словами: «Надеюсь, ты хорошо проводишь время».
Когда Исаак завел машину и они начали выезжать с заправки, Хуртиг решил рассказать, в чем признался Пол накануне вечером.
– Вчера Пол рассказал мне, что Хольгер – биологический отец Ваньи, – сообщил он.
Ответом было резкое торможение, и ноутбук соскользнул с колен Хуртига на пол.
Исаак обернулся и посмотрел на приятеля.
– Повтори-ка?
Хуртиг повторил только что сказанное и подобрал компьютер.
Исаак отвернулся, посмотрел в окно, отпустил сцепление и повел машину к шоссе.
– Жалко Ванью, – констатировал он.
– Да, – печально согласился Хуртиг.
Когда они выехали на E-6 и Исаак выжал из двигателя «Волги» чуть больше законных ста двадцати, пришло второе письмо. Эмилия Свенссон, судебный техник, работавшая с кассетами, желала, чтобы Хуртиг перезвонил как можно скорее, и он тут же набрал ее номер.
– Я разговаривала с Олундом, – сказала она, как только поняла, что звонит Хуртиг. – И осмотрела «стеганые» конверты с пристрастием. На них следы фентанила. Может, более известного как «Drop Dead» или «China White».
– Иными словами, героин?
– Очень близко к тому. В сто раз сильнее морфина, применяется как болеутоляющее, например, при раке.
Далее, Эмилия Свенссон нашла в компьютере Марии Альвенгрен плейлист, в котором был Голод.
– Ту же музыку девочка слушала, когда выбросилась с балкона, – сказала она.
Так-так, подумал Хуртиг. Вот и первое доказательство, подтверждающее слухи и рассказ Ваньи.
Эмилия сделала подборку песен с пятнадцати принадлежавших самоубийцам кассет, так что в эту минуту в полицейском управлении лежал диск с пятнадцатью композициями, представлявший, по ее словам, совершенно жуткий музыкальный альбом.
– Длительность каждой композиции соответствует дате рождения жертвы, – сказала Эмилия и закончила разговор.
ВаньяШоссе E-4
Эдит вела машину до самого Стокгольма.
Природа в Сконе и Халланде прогоняла клаустрофобию. Вчерашний туман исчез, глазу было просторно, на западе голубой полосой виднелось море.
Швеция – страна, запертая в своих границах. Ванью занимало, как влияют на людей детство и юность, проведенные в местности вроде Смоланда, среди лесов. Почти два часа, до самого Йёнчёпинга, земля была заштрихована тенями.
Пол спал на переднем сиденье и проснулся, только когда они остановились заправить машину и купить кофе. Ванья понимала, что он мается похмельем. Вчера он уснул на берегу, и сейчас ему стыдно, что он так нагрузился. И он, и Эдит все еще верили, что Ванья была у приятеля в Энгельхольме, и не знали, что она разговаривала с Йенсом Хуртигом.
Она сидела сзади, смотрела, как Смоланд переходит в Эстергётланд, и думала о Симоне и проведенной с ним ночи. Сначала концерт Голода, потом вечеринка и наконец они спустились на пляж. Было хорошо. Ну и хватит.
К тому же Симон знает, что она ждет кассету, которая поможет ей решиться. Однако после разговора с Хуртигом Ванья уже не была так уверена, что она захочет решиться.
Мария решилась, но что она, в сущности, сделала? Ее боль исчезла в тот момент, когда она прыгнула с балкона. Но сейчас эту боль испытывают другие.
Мама Марии.
Ванья.
Ванья поняла, что сумма страданий – величина постоянная. Что боль – это энергия, которая не может быть уничтожена. Человек может умереть, но не может исчезнуть бесследно.
Страданию суждено пережить тело.
Есть много способов покончить с собой, думала она. Один из них – жить дальше.
Ванья видела, что Эдит поглядывает на нее в зеркало заднего вида, но когда они встречались взглядами, Ванья отводила глаза.
Когда они вернулись в Стокгольм, Ванья решила нарушить данное Марии обещание.
Она не покончит с собой, потому что это не имеет никакого смысла.
Но Ванья не знала, останется ли она так же тверда в своем решении, когда придет кассета от Голода и она послушает запись.
Послушает композицию продолжительностью в двенадцать минут двенадцать секунд. Как двенадцатое декабря – день ее рождения.
Когда машина остановилась, Ванья сказала, что хочет съездить в «Лилию». Но вместо того чтобы спуститься в метро, она достала телефон и набрала номер, который дал ей Симон.
Лучше всего будет, если она увидит его уже сегодня вечером.
СимонКвартал Вэгарен
Героин и алкоголь – коварная комбинация. Нейромедиатор ГАМК выводится из игры, и тормозной эффект может оказаться столь мощным, что человек впадает в кому или просто-напросто перестает дышать.
Симон считал, что под кайфом риск умереть возрастает, поэтому старался сдерживать своих демонов. Худшим из них было чувство нереальности происходящего. Это как действовать во сне; когда он мыслями возвращался к поездке в Сконе, ему казалось, что они совершили перемещение по временной оси, из одного времени года в другое в параллельном мире. И что поездка заняла несколько недель.
Симон сидел на пороге спальни, привалившись к дверному косяку. Поднялся, направился в гостиную.
От героина и водки ноги шли, словно по росистой траве, и Симон наслаждался каждым шагом, идя через прихожую и приближаясь к дивану.
Он точно помнил, что стеклянный столик разбился во время какой-то вечеринки.
«Почему на столике нет трещин?» – подумал он, взял бас-гитару, лежавшую рядом в кресле, и изо всех сил ударил ею по стеклянной столешнице.
Дождь осколков посыпался на ковер.
Вот теперь воспоминание пришло в соответствие с действительностью.
Когда зазвонил телефон, он был спокоен. Это Ванья, девочка из вчера; и он ответил.
ХуртигКвартал Крунуберг
Дорога до Стокгольма заняла чуть больше четырех часов – значит, они ехали со средней скоростью чуть меньше ста сорока в час. Скорость была выше, когда машину вел Исаак, и ниже – на последнем отрезке пути, когда за рулем сидел Хуртиг. Они припарковались возле полицейского управления, Исаак сказал, что ему надо немного вздремнуть, прежде чем ехать домой, улегся на заднем сиденье «Волги» и натянул на себя плед.
Хуртиг подумал, что Исаак сейчас похож на маленького мальчика.
Когда Хуртиг, усевшись за стол, включил компьютер, в кабинет вошел Шварц в обществе высокой чернокожей женщины лет пятидесяти. Женщина улыбнулась и протянула Хуртигу руку.
– Эмилия, – представилась она. Первой реакцией Хуртига было сильнейшее удивление.
Конечно, он уже решил про себя, что Эмилия Свенссон – молодая хрупкая блондинка, может быть – в очках, и теперь ему напомнили, что надо как-то справляться со стереотипами. Эмилия Свенссон являла собой противоречие и своему голосу, и своему имени в равной степени.
Они какое-то время смотрели друг на друга. Глаза у Эмилии блестели.
– Вчера вечером Голод давал концерт, – сказала она наконец.
– Вчера? И где?
– Не знаю… Я выяснила это незадолго до вашего прихода. Конечно, я всего лишь техник, но я не удержалась и кое-что проверила. Можно мне присесть за ваш компьютер?
Хуртиг предложил ей стул, она открыла какую-то домашнюю страницу, форум поклонников экстремальной музыки, и показала ему ветку обсуждения. В нескольких комментариях, сделанных в течение дня, говорилось о представлении в пятницу вечером.
– Кажется, это подпольные концерты, – заметила Эмилия. – Неудивительно, если учесть, что они собой представляют.
Во многих комментариях речь открыто шла о нанесении себе повреждений, а некий R. I. P. рассказывал, что Голод изрезал себе руки кухонным ножом во время концерта и что он был покрыт мукой и рыбьими потрохами. Однако о месте проведения концерта комментатор умалчивал.
Рыбьи потроха? И пресноводного карпа в том числе? Хуртиг улыбнулся: это притянуто за уши.
В остальном Хуртиг был совершенно сбит с толку. За последние несколько дней – три убийства, из которых два с большой вероятностью совершены одним и тем же человеком, и оба убитых были друзьями Хольгера Сандстрёма.