Иво увидел, что голова сильно повреждена, однако почти сразу узнал Хольгера Сандстрёма – отца находящегося в розыске Эйстейна. Топор все еще торчал из головы, везде была кровь.
Иво присел на корточки перед телом.
– Так я пойду, – сказал Хуртиг. – Биллинг хочет назначить вместо меня кого-нибудь другого.
Олунд покачал головой.
– А причина?
– Бюрократия, – потерянно сказал Хуртиг. – Меня отстранили, потому что сочли лично заинтересованным. Я знал Хольгера, и этого, конечно, достаточно, чтобы посчитать меня пристрастным. К тому же меня подозревают в служебной ошибке – я не предвидел, что Хольгер может стать следующей жертвой, мне следовало предоставить ему охрану.
Фарфоровые часы тикали над ними; Андрич коротко кивнул Хуртигу и склонился над телом.
Топор, сидевший в голове убитого, был обыкновенным топором для рубки дров, а учитывая, как глубоко он вошел, Иво понял, что убийство совершено человеком в сильнейшем аффекте.
Кто-то ненавидел Хольгера Сандстрёма.
ХуртигСибирь
Хуртига без церемонии отстранили от дела; он ехал в полицейское управление в ярости, но входя в свой кабинет, уже настолько успокоился, что решил все-таки быть полезным. Новому руководителю расследования (наверняка кто-нибудь из золотой молодежи Биллинга), вероятно, понадобится помощь.
Хуртиг отправил Биллингу материалы, сообщив, что он доступен для своего преемника круглые сутки, и решил поехать домой и приготовиться к вечеру с Исааком.
Надо рассказать о Хольгере.
Направляясь через Васастан домой, он проехал мимо магазинчика, в котором располагался отдел выдачи бандеролей. Хуртиг остановил машину.
Зайдя в магазинчик, Хуртиг вытащил из бумажника мятое извещение. Стоявший за кассой владелец, узнав его, улыбнулся.
Когда у Йенса попросили удостоверение личности, он не смог найти водительские права.
«Когда я доставал их в последний раз?» Он порылся в памяти. Три недели назад?
Он тогда ехал домой с работы и свернул на бензозаправку в Рослагстулле. Может, он забыл права там?
Владелец сказал, что все в порядке, и две минуты спустя Хуртиг уже сидел в машине, пристроив коробку на пассажирском сиденье.
Коробка была достаточно большой, чтобы в нее поместилась консоль для «Atari».
ИвоГрев-Турегатан
День оказался для Иво Андрича долгим.
Хольгера Сандстрёма лишили жизни двумя ударами. Первый нанесли тупым концом топора, смертельный – лезвием. На пути острия оказалась рука, и три пальца были отрублены. Убийца сравнительно чисто убрал за собой, но пальцы нашлись в мусорном ведре под раковиной, что могло указывать на смятение.
Ничего необычного, подумал Иво.
Во второй половине дня к команде техников присоединилась Эмилия Свенссон, и к семи часам обследование места преступления закончилось.
Техники обнаружили несколько волосков и отпечатков пальцев, не принадлежавших Хольгеру Сандстрёму, а что касается ценных вещей, то можно было констатировать: убийство совершено не с целью ограбления, так как преступник или преступники ничего не забрали.
В гостиной стояла прислоненная к стене большая картина маслом. На раме – клейкий листочек с надписью: «Папе».
Может, подарок от Эйстейна, подумал Иво – и почти тут же увидел нечто, что заставило его усомниться в том, что картину написал Эйстейн.
В верхнем углу белыми заостренными буквами значилось «vixi». Те же буквы, что в дневниковых записях Марии Альвенгрен и на футболке Карины Хальгрен – эта футболка была на девочке во время самоубийства под музыку Голода.
На портрете был какой-то мужчина. При помощи цинковых белил, черного оксида железа и искусной фантазии художник создал лицо, которого Иво Андрич не знал, но в котором просматривалось что-то знакомое.
Картина представляла собой коллаж из нескольких лиц, сложенных в одно. Патологоанатом задумался, не нанесенная ли топором рана заставила его обратить внимание на деталь портрета: форма головы у изображенного была один в один как у Хольгера Сандстрёма.
ХуртигСибирь
Игра на «Atari Home Pong» семьдесят пятого года сделала Йенса Хуртига на тридцать лет моложе, и он перенесся на коричневый диван семидесятых годов, стоявший в родительском доме в Квиккъёкке.
Через час он выключил консоль и привел себя в порядок, собираясь ехать в Вестербергу, в ателье Исаака. После долгого душа и последовавшего за ним бритья Хуртиг налил себе немного «Капитана Моргана» и голым прошел в гостиную. Он вернулся к дивану и осторожно пригубил темный, отдающий бензином спирт. С расстояния в несколько часов он видел, что в решении Биллинга отстранить его от расследования есть соль. Но у Хуртига все равно кошки скребли на душе.
Брать на себя два расследования одновременно оказалось нелегкой задачей. Он упорно смотрел не на то, на что нужно, и недооценил возможность того, что Хольгер может стать жертвой.
Пожалуй, он заслужил, что его отстранили.
Хуртиг посмотрел на часы. Половина восьмого. Скоро приедет такси.
Хуртиг опустошил стакан, поднялся и пошел в спальню одеваться.
Через десять минут он садился в такси.
Начинался снегопад. Хуртиг посмотрел на снежинки, огромные, размером с пятикроновую монету, и подумал: первая в этом году метель на подходе.
– Промзона Вестерберга, – сказал он и достал мобильный, чтобы сказать Исааку, что уже едет, но телефон не подавал признаков жизни, и Хуртиг тихо выругался. Опять он забыл зарядить телефон.
Когда они выехали на Лильехольмсбрун, Хуртиг подумал о человеке, который выпал из самолета.
Та история своеобразно маркировала начало событий, имевших место в последние недели.
Человек упал с неба. Как знак, посланный каким-то больным богом.
Падший ангел.
АйманЮжная больница
Как же ей хотелось, чтобы кто-нибудь выключил проклятую лампу! Но из-за морфина Айман чувствовала такую усталость, что ей не хватало сил позвать медсестру.
Она продолжала нажимать морфиновую помпу. Приятно. Все равно что лежать в теплой ванне. Вскоре она провалилась в забытье.
В больнице было тихо и умиротворенно. Пылинки и блики света плясали в воздухе. Приглушенные голоса, шорох бахил из коридора, радио в соседней палате.
Приятный мягкий голос диктора читает новости.
«Финансист и меценат Хольгер Сандстрём найден утром убитым в своей стокгольмской квартире. Полиция пока не…»
Радио выключили, и снова стало тихо.
Алена, подумала она. Процентщица.
Внутренняя картинка: буквы складываются в слова, слова образуют предложения, предложения ставятся одно после другого, образуют смысл, становятся повествованием. Страница за страницей они соединяются в книгу, книга печатается и уходит в мир, заглядывает в дома к людям. Остается, обретает жизнь как правда или опыт.
Потоки мерцающих букв текли по стенам больницы.
Люди, которые пишут, и люди, которые говорят.
Déjà fait[23].
Никаких математических, никаких случайных совпадений.
Айман увидела перед собой Ванью. Ванью, которая предпочитала писать, нежели говорить; вскоре Айман увидела и написанное от руки стихотворение – Ванья как-то показала ей.
Но Айман не видела, что там написано.
ИвоГрев-Турегатан
Что-то в глазах и форме носа казалось Иво Андричу знакомым.
Если смотреть с расстояния в несколько метров, то портрет становился осмысленным, цепкий умный взгляд и женственная, четко очерченная верхняя губа оказывались вдруг где-то виденными.
При хорошей памяти на лица Иво часто бывало сложно поместить их в нужное воспоминание. Легкая фрустрация, нечто сродни тому, что чувствуешь, обнаружив, что человек, с которым ты поздоровался на улице, – вовсе не тот, с кем ты познакомился на вечеринке, а просто диктор теленовостей.
Через несколько минут Иво удостоверился, что знание о прототипе – еще не все.
Что-то в изображенном лице было настолько знакомо Андричу, что он решил проверить свою догадку. Глаза, подумал он и достал мобильный.
Поискав в галерее снимков, он нашел папку под названием «Фабиан Модин».
На фотографиях был мертвец, но Иво увидел те же глаза, что и на картине.
Он посмотрел следующие снимки.
Глаза – точь-в точь такие, совпадение полное.
Когда Иво просил Эмилию Свенссон сфотографировать картину, в дверь постучали, и он вышел в прихожую открыть.
Явился человек, заменивший Хуртига, – новый руководитель расследования.
И это было очень хорошо знакомое Андричу лицо.
ХуртигПромышленный район Вестерберга
Ателье Исаака располагалось в старинном промышленном здании красного кирпича.
Входом служили огромные гаражные ворота; Исаак курил возле них, когда такси въехало на парковку. Он подошел к машине, открыл заднюю дверцу и расплатился с водителем, несмотря на протесты Хуртига.
– Я зарабатываю больше, чем легавый, – усмехнулся он, и приятели обнялись, после чего Исаак провел Хуртига в мастерскую.
Хуртиг остановился, пройдя пару метров. Невероятно, подумал он.
Помещение было квадратным, примерно двадцать на двадцать метров; посреди зала стоял накрытый стол и два кресла. У стены барный шкаф и три больших стеллажа с книгами и виниловыми пластинками. Потолок был не меньше пяти метров в высоту, стены – без окон.
Исаак подошел к стеллажу и поискал пластинку.
Электрическое пощелкивание, потом – гитара. Хуртиг не мог определить, где находятся динамики, но звук шел сверху, и он поднял глаза.
Шесть больших динамиков висели на толстых стальных балках, тянувшихся вдоль стен.
– Я знаю – ты считаешь, что тебе медведь на ухо наступил, – крикнул Исаак, – но вот это, по крайней мере, тебе должно понравиться.
– Что это? – Хуртиг прислушался.