– Кто были другие члены клуба?
Петер достал лист бумаги с плохой копией черно-белой фотографии, снятой перед кинопремьерой.
– Вот это Альдрин и Аксбергер, – пояснил Петер, указывая пальцем. Алекс внимательно следил за его движениями. – А этот мужичок слева – угадай кто?
– Понятия не имею.
– Это бывший Теа Альдрин, которого она потом укокошила у себя в гараже.
Алекс присвистнул:
– Я смотрю, он был очень высок.
– А она очень маленькая. Известно тебе, что он не признал свое отцовство?
В голове Алекса завертелись картины с рыбалки на даче у Турбьерна Росса. Выходные, проведенные с коллегой, оставили в душе осадок. Алекс обнаружил в Россе новые неприятные стороны, которые наводили на мысль, что с коллегой не все в порядке.
– Что-то такое слышал, – пробормотал Алекс. – Как его звали?
– Манфред Свенссон. Судя по всему, это тогда воспринималось как скандал – что они ждали ребенка и при этом не собирались пожениться.
– А кто четвертый? – Алекс снова взглянул на фото.
– Литературный критик, умерший от инфаркта в тысяча девятьсот семьдесят втором году. Малоизвестная личность. Кстати, именно его и сменил Лагергрен.
– Известно, как Лагергрен попал в киноклуб?
– Нет. Придется расспросить его самого.
У Алекса снова возникло неприятное чувство. Допрашивать сожителя коллеги – такого всеми силами хочется избежать. Еще хуже – подозревать, что коллега скрыла от следствия факты.
– Кто сменил мужа Теа, когда они разъехались и он вышел из клуба? – нарушил Алекс повисшее молчание.
– Это единственное, чего я пока не знаю. Наверняка какая-нибудь шишка.
– И затем клуб продолжал свое существование, пока Теа не угодила в тюрьму?
– Судя по всему, нет. По неизвестным причинам он закрылся через пару лет после вступления Лагергрена. Почему – неясно.
Какое отношение имел киноклуб к исчезновению и смерти двадцатитрехлетней женщины? Почему все эти странные фигуры снова и снова появлялись в материалах следствия?
– Мы начинали с рассерженной бывшей подружки и приятеля, имеющего весьма искаженную картину реальности. Далее мы получили сведения о сексуальных услугах – сфабрикованные, как потом выяснилось, но непонятно, с какой целью. Обнаружили научного руководителя, который изрядно проштрафился уже после того, как Ребекка исчезла, что, в свою очередь, привело нас к Спенсеру Лагергрену. А теперь количество фигур на шахматной доске увеличилось за счет одного из самых известных бизнесменов страны. Вернее, двоих – если считать и Моргана Аксбергера.
– А в самом центре этой паутины сидит немая писательница, осужденная за убийство своего бывшего, сын которой бесследно исчез, – продолжал Петер, обдумав все сказанное Алексом.
Какая-то мысль витала в воздухе, Алекс едва успел ухватить ее на лету:
– Собственно говоря, все пути ведут к Теа Альдрин. – Он наморщил лоб. – Судя по записям в ежедневнике, Ребекка посетила Теа. Зачем – можно только догадываться. Все же знали, что она отказывается разговаривать.
– Нам тоже следовало бы ее навестить.
– Еще не время. Бессмысленно ехать и пытаться допрашивать женщину, молчащую несколько десятилетий, – если мы не знаем точно, чего хотим от нее добиться.
– Где она живет?
– Я пока точно не узнавал, но, кажется, в каком-то доме престарелых.
– Не слишком ли она молода для такого места?
– Ты прав, но в последний год пребывания в тюрьме с ней случился инсульт, и она не в состоянии сама себя обслуживать.
Тут в дверь «Логова» постучали, и вошла Фредрика, застав их на месте преступления. Алекс поймал себя на том, что невольно втянул голову в плечи, словно стыдясь.
На лице Фредрики было написано множество вопросов. В темных глазах – тревога. Она слишком умна, чтобы ее можно было обвести вокруг пальца.
– А, привет, давно не виделись. – Голос Алекса прозвучал глухо, улыбка получилась нервозной, а приветствие – нелепым.
– Привет. – Ее взгляд затуманился. – Я помешала?
– Нет-нет, заходи.
Она села за стол, держа в руках бумаги. Видно было, что ей не терпится обсудить нечто важное.
– Что сказала Диана?
Алекс растерялся. Диана? Откуда Фредрика могла знать…
– Ты собирался поговорить с ней о Вальтере Лунде и поездке в Копенгаген.
От облегчения Алекс чуть не рассмеялся.
– Насколько я понял, она ничего не знала о поездке. Однако общение дочери с куратором у нее тоже вызывало вопросы. Например, ей показалось странным, что он пришел послушать, как та поет в церкви.
– С Вальтером Лундом связано немало странного, – проговорила Фредрика.
Она рассказала, что ей стало известно от норвежских коллег.
– Мы должны допросить его, – добавила она. – И Моргана Аксбергера тоже. Нужно выяснить, что происходило вокруг Теа в те годы.
Алекс и Петер переглянулись, поняв друг друга без слов.
– Подождем, пока не разыщем женщину, купившую золотые часы, – медленно проговорил Алекс. – Давайте снова соберемся после обеда и подведем итоги.
– Что-нибудь случилось? – Фредрика насторожилась.
– Поговорим после обеда, – уклончиво ответил Алекс.
Тут в дверь снова постучали, и вошла Эллен.
Она была бледна, руки у нее дрожали.
– Звонили с раскопок, – сказала она именно то, чего все так боялись услышать. – Обнаружили еще один труп.
Если бы днем не пригревало солнце, Хокан Нильссон, наверное, не выдержал бы жизни на катере. Ночь была морозная, от сырости кожа стала липкой. Каюта, которую он в свое время построил достаточно небрежно, легко пропускала холодный ночной воздух.
Раньше он даже в шутку не мог вообразить, что придется жить на катере. Суденышко он купил напополам с другом несколько лет назад. Строго говоря, целью его было произвести впечатление на Ребекку – она обожала море. Но она не особо заинтересовалась, а друг вышел из доли уже после первого сезона. Хокан выкупил его часть и оставил катер себе. Включив мотор на небольшие обороты, он медленно шел через канал Карлберг, глядя на Стокгольм под новым углом зрения, наслаждаясь свежим воздухом и чувством свободы.
На катере он чувствовал себя в безопасности. А в яхт-клубе его ценили за готовность поучаствовать в общественной жизни. Хокан всегда был готов помочь: красил мостки, лакировал пол на веранде главного здания.
Как он желал, чтобы Ребекка разделила с ним ощущения от поездки на катере! Но она держалась в стороне, не хотела участвовать, когда он описывал свои планы на лето.
– Хокан, у нас не те отношения, – заявила она.
Это было летом – до того, как все произошло и она пропала. Наступила осень, а потом зима. А потом Ребекка забеременела.
Она носила его ребенка.
Снимок ультразвукового обследования он нашел случайно, когда пришел к ней в гости в общежитие. Начал спрашивать, что на нем изображено, откуда он взялся. Она вырвала снимок у него из рук, сказала, что его это не касается.
До сих пор не мог он без боли вспоминать, как разъярился тогда. Кричал, словно обезумев:
– Это мой ребенок? Мой? Отвечай, черт подери!
И она ответила, что не знает.
Хокан закрыл уши ладонями, словно стараясь спрятаться от звука ее голоса, который, как ему казалось, разносился эхом по всему озеру. «Я не знаю точно, кто отец ребенка».
Он сел на пол, положив ногу на резервную канистру с бензином, лежащую на корме. Как долго он сможет скрываться? Как скоро они разнюхают, что у него есть катер? Если полиция узнает, что он сказал Ребекке в тот вечер, когда нашел снимок зародыша, его тут же посадят на всю оставшуюся жизнь. Он никогда ничего не докажет.
Но разве он в чем-то виноват?
Меларен – большое озеро, здесь много укромных местечек. Правда, он не хотел забираться слишком далеко, чтобы не чувствовать себя совсем одиноким и всеми позабытым. Поначалу он стоял на якоре в Альвикене. Была мысль остановиться у острова Экерё, но потом он пошел дальше, миновав и Экерё, и Стенхамру. Подальше от всех неприятностей.
Хокан поднялся с пола, лег на короткую скамью. На катере можно было устроить настоящую постель, хотя и не с такими удобствами, как дома. Он взял с собой достаточно еды и питья, так что сможет скрываться, как минимум, неделю.
Хотя что такое неделя? Не так уж много.
Что он будет делать потом, он еще не придумал.
И снова его охватило чувство безнадежности. Все было непоправимо разрушено. Его отец не вернется, Ребекка тоже. И ребенок, которого она ждала, потерян.
Хокан съежился на скамье на катере. Он должен принять решение. Строго говоря, что изменится, если он тоже исчезнет?
В третий раз на этой неделе Алекс ехал от управления криминальной полиции на Кунгсхольмене к месту захоронения в Мидсоммаркрансене. Для этой поры солнце светило невероятно жарко.
Сообщение о том, что в могиле найдено еще одно тело, приостановило всю прочую работу. Фредрике было поручено продолжить поиски женщины, купившей золотые часы, а Петер поехал с Алексом.
– У меня по поводу всего этого неприятное чувство, – проговорил Петер, уже сидя в машине.
– У меня тоже, – согласился Алекс, – но я не вижу, как еще мы могли бы расставить приоритеты.
– Речь идет не о приоритетах, а обо всем этом жутком деле. – Петер бросил на него быстрый взгляд. – Что теперь делать с Лагергреном, например?
– Он подождет.
Он едва удержался, чтобы не добавить: «Нам некуда торопиться».
Именно такое чувство возникло у Алекса. Как будто новые находки в земле изменили расстановку сил на игровом поле и игра началась с начала. Хотя они еще не понимали как и почему.
Наконец Петер решился прокомментировать это:
– Я смотрю, ты не слишком переживаешь.
– Мне кажется, нам не следует воспринимать появление новой жертвы как откат назад. – Алекс решил все же попытаться выразить свои смутные ощущения. – Скорее, это заполнит пробелы, многое нам объяснит в этой истории.