И на его голос. Этот глухой низкий голос заставил ее покраснеть, и как бы она ни боролась с собой, его хотелось слышать еще и еще. В тот момент она совершенно лишилась воли.
Теперь она вспомнила, как друзья, увидев их вместе, начали недоумевать. Ведь он был намного старше ее. Правда, он – мужчина, обладающий властью и богатством, однако такая разница в возрасте… Их сомнения она отбросила, считая, что они просто завидуют.
Тревожный звоночек прозвучал довольно скоро – уже тогда, когда он начал расспрашивать ее о Теа Альдрин. Но не сразу она сообразила: он все время знал, где она работает, и она интересовала его именно по этому.
Задним числом она испытывала лишь стыд и отвращение. Она дала себя очаровать и соблазнить человеку, у которого на уме было что-то плохое. Ей казалось, что в этом есть нечто увлекательное – как будто какая-то часть ее так и не могла стать такой, как все, жить нормальной и правильной жизнью. Неизвестно откуда вдруг появилось это острое желание – тяга к запретному и опасному. Она играла с огнем и чуть не сгорела. А он фиксировал все это на кинопленку.
Когда Фредрика Бергман пришла на работу, часы показывали уже половину девятого. Увидев ее, Алекс удивился:
– Я подумал, ты сегодня останешься дома с дочерью.
– С ней моя мама. Я не в состоянии сидеть дома, мне надо чем-то заняться.
Алекс не стал спорить, однако четко дал понять, что в следствии она не будет иметь отношения ни к чему, что касается Спенсера.
– Я отправил в Упсалу человека, чтобы провести формальный допрос. Надеюсь, на этом наше участие и закончится. Неофициально я уже сейчас считаю его неинтересным для следствия. Но полезно было бы услышать, что он может рассказать о киноклубе и его членах. Возможно, он вспомнит что-нибудь полезное и насчет Теа Альдрин.
Фредрика молча кивнула.
– А почему его допрашивает не Петер? – спросила она.
Алекс побледнел и рассказал, что случилось с Джимми. Со слезами на глазах Фредрика опустилась на стул.
– Да что с вами обоими, черт подери! – буркнул Алекс, увидев ее реакцию. – Ясное дело, мы его найдем. Он просто пошел прогуляться и заблудился. С таким парнем, как Джимми, это вполне может случиться.
Фредрика видела, что Алекс сам верит в свои слова, и восхищалась им. Сама же она сидела по уши в дерьме и была не в состоянии мыслить позитивно.
– Он придет сегодня на работу?
– Может быть. Посмотрим.
Фредрика открыла сумочку.
– Кстати, по поводу киноклуба… Сегодня утром мне пришла в голову одна мысль. Не имеющая никакого отношения к Спенсеру.
Алекс смотрел на нее, пока она вынимала свои бумаги. Она окинула его быстрым взглядом: в его лице появилось нечто новое, какое-то умиротворение, которого ему раньше не хватало.
Фредрика сбилась с мысли, стала лихорадочно вспоминать, что хотела рассказать. Потом вспомнила. Алекс смотрел на нее с недоверием.
– То есть ты думаешь, что Турбьерн Росс, мой коллега с восьмидесятых годов, общался с Ребеккой Тролле незадолго до смерти? А затем скрыл этот факт от следственной группы?
Фредрика сглотнула. Бессонная ночь давала о себе знать.
– Я считаю, что это могло быть.
Она пододвинула Алексу записи Ребекки. Указала на слово «снафф» в самом низу.
– Это всего лишь слово, – проворчал Алекс.
– Это его слово. И ему принадлежит идея, что книги якобы экранизированы.
– Попроси Эллен проверить распечатку ее звонков, – сказал Алекс, подумав. – Проверьте, не звонила ли Ребекка в полицию, напрямую или через коммутатор. Мы могли пропустить это, считая, что она обращалась в полицию по совершенно иному поводу.
– Я сделаю это прямо сейчас. – Фредрика поднялась.
– Если Петер не появится, тебе надо будет присутствовать на допросе Вальтера Лунда. Он придет через час.
– А Теа Альдрин?
– А что с ней?
– Разве мы не будем с ней встречаться?
– Узнай, где она сейчас находится, и нанесем ей визит несколько позднее. Правда, не верю, что это что-то даст, раз она все равно молчит.
У Фредрики остался еще один вопрос.
– А что ты думаешь по поводу Моргана Аксбергера? Разве мы не хотели побеседовать и с ним тоже?
– С ним пока подождем. – Алекс подавил вздох. – Все сразу не успеть.
Фредрика поспешила в свой кабинет, а затем к Эллен, которая пообещала немедленно проверить списки звонков Ребекки.
– Кстати, тебе пришли еще факсы из норвежской полиции по поводу Вальтера Лунда, – добавила она.
Новые бумаги, новые ниточки.
Вернувшись к себе в кабинет, Фредрика прочла мате риалы норвежских коллег. Они собрали дополнительные сведения. Среди прочего сообщали, что дядя Вальтера Лунда по матери заявил его в розыск в начале восьмидесятых годов, когда тот устроился на судно по перевозке автомобилей и больше не объявлялся. По словам полицейских, дядя до сих пор регулярно приходит в местный участок в Голе и спрашивает, не выяснилось ли что-нибудь о судьбе племянника.
Тут уместно было бы спросить: почему? Вальтер Лунд известен во всей Северной Европе, и его имя часто появляется и на страницах норвежских газет. Неужели пожилой дядя не понимает, что преуспевающий бизнесмен, ныне живущий в Стокгольме, и есть его пропавший племянник?
Фредрика наморщила лоб. Может, здесь какое-то недоразумение? Может быть, существовало несколько человек по имени Вальтер Лунд, перебравшихся из Норвегии в Швецию в тот же год? Вряд ли.
Фредрика взяла фотографию Лунда и стала рассматривать. Почему же он не связался со своим единственным оставшимся в живых родственником в Норвегии? И, что еще важнее, почему родной дядя его не узнавал?
Ночь тянулась бесконечно долго. Все враждебные звуки, запахи и ощущения кололи Спенсера, как иголки, не давая заснуть. За долгие часы одиночества в нем крепла уверенность. Уже не имеет значения, отпустят ли его на волю: та жизнь, которую он раньше вел, рухнула безвозвратно. Если его и будут вспоминать, то только как сексиста и насильника студенток.
В том, что касается преступлений на сексуальной почве, никакой альтернативной интерпретации быть не может, – это Спенсер прекрасно понимал. Никто не захочет оказаться неправым, признать невиновным того, кого надо было засадить. Так что в конечном счете уже не играло никакой роли, будет ли он осужден за те преступления, в которых его обвиняла Тува. Приговор коллег и окружения все равно будет самым суровым.
Дыма без огня не бывает. Во всяком случае, в отношении преступлений на сексуальной почве.
Но и этого еще мало. Теперь коллеги его гражданской жены подозревают его в соучастии в убийстве. Задним числом он горько сожалел, что с самого начала не объяснился с Фредрикой. Отчасти он списывал эту свою глупую ошибку на другие проблемы с Тувой. В его жизни просто не было места для двух таких серьезных подозрений, он не в состоянии был справиться с двумя сразу. Кроме того, о подозрениях в убийстве он узнал слишком поздно, чтобы успеть выработать к ним какое-то отношение. В голове у него была одна мысль, продиктованная паникой.
Нужно держать наготове паспорт, чтобы в случае необходимости немедленно покинуть страну.
Насколько дорого обойдется ему эта ошибка, об этом он даже подумать не решался. И его нисколько не оправдывало то обстоятельство, что он пошел за новым паспортом, поскольку его подозревали в другом преступлении. В убийстве.
В начале десятого за ним пришли – как сказал охранник, не из упсальской, а из стокгольмской полиции. Спенсер покорно проследовал в помещение для допросов, прекрасно понимая, о чем сейчас пойдет речь.
Женщина-инспектор стокгольмской полиции представилась как Сесилия Турссон. Вместе с ней в помещении находился ее коллега из упсальской полиции, который должен был присутствовать на допросе. Сесилия Турссон выглядела в глазах Спенсера типичным полицейским. Рукопожатие – пародия на обычное, слишком долгое и утрированно твердое. Если она надеялась таким образом вызвать к себе уважение, то ей это совершенно не удалось. Говорила она громко и с ударением на каждом слове, словно считала его тугоухим. В иной ситуации ее манера поведения вызвала бы у Спенсера улыбку, но сейчас только ухудшила его и без того плохое настроение.
– Ребекка Тролле, – проговорила Сесилия Турссон. – Насколько хорошо вы ее знали?
– Я ее вовсе не знал.
– Уверены?
Спенсер сделал вдох и выдох. Уверен ли он?
У него сохранились достаточно отчетливые воспоминания о той весне, когда пропала Ребекка Тролле. Было много работы, к тому же они с Фредрикой встречались все чаще. Дома в основном царило молчание, с Эвой они все сильнее отдалялись друг от друга. Стало быть, он все усерднее посвящал себя работе, проводил время вне дома и все больше вечеров с Фредрикой в квартире на Эстермальме.
Вероятно, та весна была одним из лучших периодов за всю его взрослую жизнь.
Но Ребекка Тролле, вписывалась ли она во всю эту картину? Неужели она промелькнула в его жизни в ту весну – да так быстро, что задним числом он не мог вспомнить ее? Он порылся в памяти, чувствуя, что там скрываются события, которые он мог бы извлечь на свет божий.
– Она звонила один раз.
Спенсер и сам удивился, услышав собственный голос, произносящий эту фразу.
– Она звонила вам один раз? – Сесилия Турссон подалась вперед.
Спенсер кивнул, теперь все стало проще.
– Я получил сообщение от телефонистки на коммутаторе, что девушка с такой фамилией разыскивала меня, но она не перезвонила. Это было где-то в марте-апреле.
– Вы не отреагировали на ее фамилию потом, когда она пропала?
– Как я мог отреагировать? Помню, что газеты писали об ее исчезновении, но я даже не был уверен, что это та девушка, которая меня искала, хотя имя и необычное.
Судя по выражению лица Сесилии Турссон, она приняла его объяснения.
– Она не оставила сообщения? Не просила вас ей перезвонить?
– Нет, мне сообщили только, что она звонила. И что перезвонит. Речь шла о ее дипломной работе, которую она как раз писала.