– И позвонила тебе?
Турбьерн кивнул:
– Мы встречались только один раз. В кафе «Уго» на Шелегатан. Посмотрели вместе материалы следствия, и она задала парочку банальных вопросов. И все.
– Стоп-стоп. Там наверняка было нечто большее, чем парочка банальных вопросов. Ведь наверняка именно ты навел ее на мысль о снафф-видео?
На лице Турбьерна выразилось удивление.
– Ты пропустил дискету, на которую она сохранила свои заметки, – проговорил Алекс, стараясь скрыть торжество. – Мы не сразу поняли, почему в одном из текстов фигурировало слово «снафф», однако теперь мы, как нам кажется, знаем, откуда она его взяла.
Глаза Турбьерна забегали.
– Я ей только немного помог, она сама двигалась в этом направлении.
– Ни черта подобного! – прорычал Алекс. – Это ты с твоими завиральными идеями задурил ей голову! А теперь она мертва.
– Именно! – Турбьерн повысил голос. – Она мертва, и что это говорит нам? То, что она умерла, – не случайность. Должно быть, накопала что-то, что пропустили ты и твои люди.
– Я тоже думаю, что ее смерть не была случайной. Вопрос в том, есть ли у нас шансы дознаться, что же ей стало известно. Потому что, в отличие от тебя, она считала Теа невиновной в том преступлении, за которое ее осудили. Как это могло получиться? Откуда она это взяла?
На этот вопрос у Турбьерна не было ответа.
– Она обсуждала это с тобой?
– Нет. Когда мы встречались, у нее вообще не было никаких мыслей по поводу настоящего убийцы.
Алекс задумался:
– Тебе известно, чем она собиралась заняться после вашей встречи? Она общалась еще с кем-то, кто имел отношение к делу Альдрин в восьмидесятые?
Турбьерн заколебался:
– Мне показалось, что она стала разрабатывать дальше версию о снафф-фильме, после того как я упомянул о нем. Я слышал, что она беседовала с Янне Бергвалем, который участвовал в облаве, когда был изъят фильм. Но мы с ним это не обсуждали.
Янне Бергваль. Самый крутой из крутых. Продажная душонка, имевшая компромат на самого Господа Бога, – только этим и объясняется, почему его до сих пор не выгнали с работы. Ему оставалось всего пара лет до пенсии. Алекс знал многих, кто с облегчением воспринял бы известие о его уходе.
Проклятье! Неужели придется и его привлекать к работе?
– Я хочу самолично посмотреть этот фильм, а потом поговорить с Бергвалем, – сказал Алекс. – Где запись?
– В архиве. Хочешь, я тебе…
– Спасибо, ты уже достаточно помог. – Алекс поднял ладонь, показывая, чтобы коллега впредь держался подальше от следствия.
Сам Алекс намеревался посмотреть фильм, о котором так много говорили. Что он расскажет?
Ребекка, кто тот человек, которому было что скрывать?
Малене казалось, что время неумолимо уходит. Когда ей позвонили из «Монгордена» с просьбой выйти поработать, она восприняла этот звонок как благодать, но теперь, после разговора с полицейскими, оставаться на месте было невыносимо.
Теперь Малена отчетливо видела, как все взаимосвязано, как она сама, словно пешка, была вовлечена в игру, которой не понимала и в которой не намеревалась участвовать. И еще она понимала, что у нее самой есть причины держаться подальше.
Остерегаться исчадия ада!
Малена ненавидела Теа Альдрин – за упорное молчание, за нежелание нести ответственность. Вся эта история вращалась вокруг нее, однако никто так и не взялся за нее всерьез, не заставил рассказать правду, чтобы все могли идти дальше. Вернуть себе отнятую жизнь.
Ко времени обеда страх перешел в настоящий ужас. Малена не решалась выходить в коридор, прячась в комнатах стариков. Не понимая до конца всех связей, Малена, однако, осознавала, что знает куда больше, чем следует.
Паника вонзалась в живот, как острый нож.
А что, если и ее убьют? Это не то же самое, как сниматься в фильме. Умереть – это непоправимо.
А еще так много хочется в жизни успеть!
Но тут терпение Малены лопнуло, ибо если чего-то в ее жизни оказалось предостаточно, так это бессмысленной жертвенности. С этим пора кончать. Хватит играть жертву.
Не оглядываясь, Малена около полудня вышла и направилась к своему велосипеду. Утренние облака развеялись, и стало ясно, что наступил еще один погожий солнечный день.
Малена глубоко вдохнула весенний воздух.
Сегодня наконец ее душа обретет покой.
Присутствуют: Урбан С., Рогер М. (следователи), Петер Рюд (подозреваемый).
Урбан: Петер, как дела?
(Молчание.)
Рогер: Мы понимаем, что вам сейчас тяжело, однако сотрудничать с нами в ваших интересах.
Урбан: Вы же знаете, как это бывает. Больше всего достается тем сотрудникам, которые отказываются помогать во время внутреннего расследования.
(Молчание.)
Рогер: Кажется, мы имеем достаточно полную картину произошедшего на острове Стурхольмен, однако нам очень хотелось бы услышать вашу собственную версию.
Петер: У меня нет никакой собственной версии.
Урбан: Хорошо. Что это значит?
Петер: То, что я сказал. У меня нет так называемой собственной версии произошедшего. Там был только я. Стало быть, та версия, которую я изложил, – единственная.
Урбан: Мы понимаем ход ваших мыслей, но так не бывает, и вы тоже прекрасно это знаете.
Рогер: Мы провели дополнительные исследования после того, как получили ваши первые свидетельские показания, и обнаружили нестыковки.
Петер: Нестыковки?
Рогер: Именно. Просто невозможно утверждать, что вы застрелили подозреваемого в порядке самообороны. Он был безоружен и беззащитен, когда вы выстрелили ему прямо между глаз.
Урбан: Вы хорошо тренированный полицейский, к тому же высокий и сильный. У вас была масса возможностей обезвредить его, не убивая.
Петер: Я сделал иную оценку ситуации.
(Молчание.)
Урбан: Петер, вы уверены в этом?
Петер: В чем?
Рогер: Сколько вам удалось поспать после исчезновения Джимми?
Петер: Нисколько.
Рогер: Почти двое суток без сна, в постоянном стрессе. Тогда понятно, что все пошло наперекосяк.
Петер: Ничто не пошло наперекосяк.
Урбан: Все пошло наперекосяк.
Петер: На самом деле – что вы думаете?
(Молчание.)
Урбан: Мы думаем, что вы застрелили подозреваемого в здравом уме и трезвой памяти, вот что мы думаем. В лучшем случае это называется «убийство по неосторожности». В худшем – прокурор назовет это предумышленным убийством.
Рогер: Если вы хотите нам что-то рассказать, то лучше сделать это сейчас. Иначе вы рискуете сесть пожизненно. Понятно?
Петер: Мне больше нечего добавить. Ни единого слова.
Похоже, фильм был снят в какой-то беседке: несмотря на то что все окна были завешены простынями, угадывались солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь нее. Алекс прокрутил фильм в помещении полицейского архива фото– и видеоматериалов.
– Давненько ко мне не приходили и не просили одолжить кинопроектор, – сказал сотрудник, помогавший ему запустить фильм.
Алекс попросил оставить его в одиночестве. Интуиция подсказывала, что так будет лучше. Отключив мобильник, он отогнал все личные мысли, постоянно возвращавшиеся к ночи с Дианой Тролле, и запустил проектор.
Довольно быстро он понял, что камера стояла не на штативе – ее держал в руках неизвестный оператор, который сохранил свое инкогнито до конца фильма. Вот открылась дверь в помещение – предполагаемую беседку. Молодая женщина остановилась на пороге, заколебалась, входить ли.
Она была хороша собой. Молодая и неиспорченная – такую девушку Алекс желал бы видеть рядом со своим сыном. Или которая привлекла бы его самого в молодости. Ее платье без рукавов наводило на мысли о лете и моде шестидесятых годов. На цветной пленке было видно, что женщина загорелая. Она неуверенно улыбнулась на камеру, что-то проговорила, но слов не было слышно, поскольку фильм не сопровождался звуком.
В помещении не было мебели, вообще ничего. Готовая арена для дальнейших событий. Дверь снова открылась, и вошел мужчина – высокий, мускулистый, лицо скрыто маской. В руке он держал топор. Вид мужчины никаких особых ассоциаций не вызывал, он выглядел как универсальный образ зла. Женщина попятилась и угодила прямо в одну из занавесей; Алексу стало не по себе. Стена устояла, не дав ей упасть. Мужчина схватил девушку за руку, снова вытащил в центр помещения.
Затем он поднял топор и с размаху ударил. Она упала и замерла на полу, а он продолжал кромсать ее тело топором и ножом, который непонятным образом оказался у него в руках. Платье обагрилось кровью, и, когда он наконец выпрямился, стало видно, что оно изрезано.
Пленка кончилась. Алекс сидел ошеломленный. Потом просмотрел фильм еще раз. И еще. Затем вытащил пленку из проектора и поспешил к Турбьерну Россу.
– С чего вы взяли, что фильм поддельный?
– Он слишком драматичный, чтобы быть настоящим. Мы сочли, что он был снят в шестидесятые, под влиянием тогдашних настроений. И к тому же мы не нашли трупа с теми повреждениями, которые якобы были нанесены женщине в фильме.
– И вы сочли, что этого достаточно?
Росс пожал плечами:
– Я долго считал фильм настоящим, но потом передумал, поскольку жертва так и не была обнаружена. Ведь ее кто-то должен был разыскивать. Однако для меня все это не имело значения. Фильм – плод болезненного воображения, и тот, кто его снял, тоже болен.
Алекс вспомнил, на чем строился миф о снафф-видео: жертвой обычно выступает человек, который легко может исчезнуть и которого никто не будет искать.
– Ты думаешь, что автор фильма – Теа Альдрин? – Алекс приподнял коробку с пленкой, которую держал в руке.