Детектив снова опустошает кружку, тут же подбегает официантка с кофейником и наполняет ее. Гарсия ждет, пока официантка не окажется вне пределов слышимости, и затем продолжает:
– У парня Тины Пита есть алиби. Не железное, конечно, – он сказал, что находился в тот день у друга, и тот ручается за него. Мы отследили телефонные звонки Пита. Чтобы убить Тину, ему пришлось бы оставить телефон у друга (его телефон не засекла ни одна другая вышка сотовой связи), добраться до Баркли, перелезть через ограду, проникнуть в дом, толкнуть Тину и убежать незамеченным. Маловероятный сценарий. Даже несмотря на то, что сигнализацию отключали днем из-за большого количества людей, приезжавших к Баркли для выполнения работ как внутри дома, так и на его территории.
Детектив вздыхает, она выглядит измученной. Кофеин ее, видимо, не взбодрил.
– Есть ли вероятность того, что вы кого-то арестуете? – интересуюсь я. – Спрашиваю, потому что могу предоставить свои рекомендации в суд позже.
– Будь у меня достаточно доказательств, я бы выдвинула обвинения. Но у меня их нет. Это глухое дело. Оно так и останется открытым, и оснований для активного расследования у нас нет.
От этих слов я сникаю. Значит, это конец.
– То есть случившееся с Тиной так и не раскроется?
Телефон детектива начинает вибрировать. Она смотрит на него и кладет обратно на стол. Ее голос звучит немного хрипло:
– Люди считают, что худшее в моей работе – видеть мертвых, но это не так. Худшая часть – видеть живых. Просто невыносимо сообщать человеку, что его брата, матери или дочери не стало и мы, может, никогда не узнаем, отчего это произошло или кто в этом виноват.
Она закрывает глаза и качает головой. Я замечаю, что ее ногти обкусаны до мяса.
– Как вы считаете, Тина была убита? – спрашиваю я.
Детектив Гарсия открывает глаза. Она оглядывается и, хотя в закусочной почти пусто, наклоняется ближе ко мне:
– Я не перестаю думать о двух вещах. Эта информация должна остаться между нами. Итак, во-первых, Тина говорила с подругой по телефону перед самой смертью.
Я внимательно изучала материалы дела, но о такой детали не знала.
– Мы не все сообщили СМИ, – продолжает детектив. – Тина говорила об Иэне, о том, что мечтает с ним сбежать, как только сообщит ему о ребенке. Затем раздался звук бьющегося стекла. Именно так мы смогли определить точное время ее падения.
Мой пульс учащается.
– Подруга не слышала других голосов на заднем плане?
Детектив Гарсия качает головой:
– Тина даже пауз не делала во время разговора. Только один раз шумно вздохнула. Она говорила быстро и довольно взволнованно; может, это был просто громкий вдох. А может, кто-то подкрался к ней и напугал ее. Или она ахнула, когда споткнулась. Но вот что странно: мы так и не нашли телефон Тины на месте происшествия.
Я хмурюсь:
– Кто-то его забрал?
Ее глаза темнеют.
– Телефон отключен с того момента, как произошел несчастный случай, и мы не смогли его обнаружить. Поэтому невозможно сказать, кто именно его прихватил. На месте происшествия было много опрашиваемых. И все семейство Баркли, само собой.
Я достаю ручку:
– Как зовут подругу Тины?
– Этого я не могу сказать, – хмурится детектив. – Некоторые сведения нельзя разглашать.
Я киваю, будто в знак согласия. И больше не настаиваю на своей просьбе. Однако детектив говорила о двух вещах, не дающих ей покоя.
– А что во-вторых?
– Роуз ведь любит собирать овощи? У нее есть небольшая плетеная корзинка. Девочка была в огороде с бабушкой и собирала последние в этом сезоне помидоры черри, когда Тина выпала из окна. Бабушка утверждает, что перед тем, как Тина упала на террасу, они с Роуз провели на заднем дворе около десяти минут.
Киваю: это соответствует тому, о чем я читала и слышала.
– Мы нашли корзинку. Судя по фотографиям с места преступления, она лежала у грядки.
Не понимаю, куда клонит детектив:
– Наверное, Роуз уронила корзинку, когда Гарриет закричала.
К нам подходит официантка с кофейником. Продолжая смотреть мне в глаза, детектив прикрывает кружку рукой и ждет, когда официантка уйдет.
– Конец лета, помидоров полным-полно. Так почему корзинка была пуста? Если девочка так любит собирать овощи, чем она занималась те десять минут перед смертью Тины?
По коже пробегает холодок.
– Но Роуз не… Вы думаете, она замешана в этом?
Детектив пожимает плечами:
– Я никогда ничего не исключаю, но, опять же, эта версия кажется притянутой за уши. Девочка молчит, и мы ничего не можем у нее узнать.
Гарсия изучает мое лицо. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее телефон начинает настойчиво трезвонить.
– Мне пора идти. – Она встает, берет сумку. На секунду колеблется. – Вы слышали, что Иэн и Бет отказались проходить проверку на детекторе лжи?
Киваю.
– Так считают СМИ, – добавляет Гарсия. – Но это не совсем правда.
Жду, что она скажет дальше, и внутри у меня все сжимается.
– Они оба встали и вышли, когда я спросила их о дочери.
17
В пластиковом доме таится что-то зловещее. Стоит перешагнуть порог, как чудовищные щупальца выползают и обвивают меня и я будто ступаю на зыбучий песок. Неведомая сила настойчиво побуждает меня заняться обыском комнаты Роуз. Как бы то ни было, девочка находится в эпицентре происходящего.
Еду по Ривер-роуд к поместью Баркли, стараясь не разгоняться. Я написала Гарриет, что загляну к ним домой, чтобы поговорить с ней. И хотя она не ответила, я собираюсь ждать ее столько, сколько потребуется. Мне необходимо узнать, что прячет Роуз за обложкой «Энн из Зеленых Крыш». А еще нужно выяснить, как она поступила с осколком стекла и канцелярским ножом – в том, что Роуз украла его, нет сомнений.
Светофор впереди загорается красным, и я резко нажимаю на тормоза, останавливаясь прямо перед перекрестком.
Бо́льшую часть времени Гарриет проводит дома: из-за больного колена она не может ездить на дальние расстояния. И если она сейчас куда-то отлучилась, то все равно скоро вернется.
Я проезжаю предместья Потомака, когда получаю от нее ответ:
Хорошо, я буду свободна весь день.
В животе крутит. Не могу избавиться от образа Тины: в карих глазах ужас, она падает, и зазубренные осколки впиваются в ее кожу. Одного не пойму: почему семья Баркли, приступив к ремонту особняка, не скупясь на затраты и предусмотрев все мельчайшие детали, не обратила внимания на смертельно опасное низкое окно?
Я проезжаю еще полмили, слева показываются знакомые величественные железные ворота. На них указан только номер дома, без фамилии владельца. Проезжая мимо, ни за что не определить, что это въезд в поместье Баркли. Я нажимаю кнопку интеркома. Отвечает женщина – я не узнаю ее голоса.
– Это Стелла Хадсон. Меня ожидает Гарриет.
– Одну минуту, пожалуйста.
Полагаю, это домработница либо кто-то другой из персонала, и она собирается уточнить информацию у Гарриет. Я смотрю на динамик интеркома и замечаю с левой стороны крошечный немигающий глаз камеры. Кто-то наблюдает за мной?
Я отворачиваюсь от камеры и бросаю взгляд на ограду. Человек в хорошей спортивной форме при желании вполне способен через нее перелезть.
Ворота начинают открываться. Как только проход расширяется, я въезжаю. Еду мимо пасущихся лошадей, замечаю, что глубоких борозд, оставленных в траве «ниссаном» Пита, уже нет, словно никогда и не было.
Еще один поворот – и передо мной возникает великолепный каменный дом. Парадное крыльцо с четырьмя столбами подчеркивает благородство его архитектуры. Особняк Баркли напоминает красивый камень. Если перевернуть его, то можно обнаружить мокрые гниющие листья, которые кишат извивающимися личинками, прилипшими к их изнанке.
Сердце колотится в груди. Хочу развернуться и удрать из этого странного места, подальше от его обитателей-обманщиков, но заставляю себя припарковаться. Проверяю, взяла ли с собой все необходимое. После встречи с детективом Гарсией я успела заехать домой, надеть толстые мягкие носки и слипоны. По пути я остановилась у фотокиоска, распечатала фотографию Роуз с бельчатами и положила в конверт.
Только я собираюсь постучать в дверь, как Гарриет ее открывает. На ней темно-синие широкие брюки и свитер крупной вязки с воротником хомут. Полированная трость, как обычно, в левой руке.
– Стелла, я рада, что вы написали. Заходите.
Я вхожу в холл.
Густая тьма окутывает меня, тени давят со всех сторон. Кое-как справляюсь с дрожью. Мне не хочется здесь находиться; инстинкты кричат, чтобы я немедленно бежала прочь.
– Хочу попросить прощения за ту сцену, свидетельницей которой вы стали, – говорит Гарриет. – Из-за перебранки между моим сыном и Бет мы с вами толком не познакомились. Не знаю, куда подевались мои манеры! Просто хотелось как можно скорее увести Роуз, чтобы она не видела ссоры родителей.
Делаю глубокий вдох, надеясь, что голос меня не подведет.
– Вы правильно поступили. Развод – штука сложная, а мне не впервой видеть подобные сцены, – честно отвечаю я. – Но я рада, что у нас появилась возможность встретиться.
– Прошу вас, присаживайтесь, – предлагает Гарриет. – Хотите чая?
Я была готова это услышать. Чтобы мой план сработал, нужно, чтобы Гарриет находилась подальше от дома.
– Мне кажется, огород – ваша гордость и отрада. Я надеялась, вы мне его покажете, пока мы будем с вами беседовать.
Взгляд Гарриет становится острым. Неизвестно, о чем она думает. Это независимая, стойкая и трудолюбивая женщина. Она предана внучке. Несмотря на ограниченные физические возможности, в ней чувствуется стальная воля.
– Конечно. День прекрасный, приятно выйти на улицу.
Я следую за Гарриет по длинному коридору в сторону кухни, по пути бросая взгляд то в одну, то в другую дверь. Кажется, дома больше никого, кроме домработницы, которая пылесосит в гостиной. Гарриет ходит медленнее, чем я, у нее шаткая походка, но при этом прямая и гордая осанка.