Выпрямляюсь и снова смотрю в окно, облизнув порезанный палец и ощутив медный привкус крови. Я не вижу Гарриет. Вероятно, она уже на кухне.
Времени у меня только на то, чтобы проверить еще пару мест. Это должны быть потайные уголки, куда не сунется домработница и даже случайно не заглянут родители Роуз. Она умная девочка и позаботилась бы о том, чтобы хорошо припрятать личные вещи.
Я распахиваю дверцы шкафа в поисках кардигана, который был на Роуз, когда я следила за ней в первый раз, – она шла на сеанс к доктору Маркман. Кардиган висит на бархатной вешалке. Я осторожно осматриваю карманы – они пусты. Кроме пары рукавичек, ничего нет и в карманах розового пальто – в нем Роуз ездила к Люсиль. Туфли и ботинки выстроены в ряд на полке, такие маленькие, что, кажется, подойдут и кукле на кровати. Одежда Роуз аккуратно развешена. В шкафу нет ни коробок, ни ящиков. Не вижу других мест в этой комнате, где она могла бы что-нибудь припрятать.
Затем я замечаю большую бархатную шкатулку для драгоценностей на туалетном столике. Выглядит как антиквариат, – возможно, она досталась ей от бабушки. Я открываю крышку, и крошечная балерина начинает кружиться под тонкие звуки нежной мелодии.
В шкатулке несколько вещиц: золотой браслет, цепочка с крестиком и кольцо с красивым голубым камнем. Дно шкатулки снабжено выдвижным ящичком. Открываю его. И хотя я ожидала найти там спрятанные предметы, от их вида у меня перехватывает дыхание.
Роуз прячет не только острый осколок стекла и канцелярский нож Люсиль – она хранит тут маленький арсенал. Ко всему прочему, нахожу карманный нож, блестящий осколок разбитого зеркала и нож для колки льда.
Сейчас недосуг размышлять о находках. Действую на автопилоте, фотографируя содержимое ящичка. Когда закрываю крышку шкатулки, слышу, как Гарриет громко окликает меня откуда-то снизу.
Я роюсь в сумке, выхватываю конверт для Роуз, бросаю его в изножье кровати. На конверте оставляю крошечное пятнышко крови, но времени, чтобы достать фотографию и положить ее на кровать, забрав с собой конверт, не остается.
Напоследок осматриваю комнату, чтобы убедиться в том, что все выглядит так, как было до моего прихода, выхожу и тихонько закрываю за собой дверь.
Спешно лечу вниз по ступенькам, уже не переживая о том, что мой топот кто-то услышит. Гарриет поднимается навстречу, еле переводя дух и тяжело опираясь на трость.
– Что вы там делали? – грозно вопрошает она.
Изображаю невинность, хотя сердце стучит так же сильно, как и у нее.
– Я оставила фотографию для Роуз, как и говорила вам.
Гарриет пристально смотрит мне в глаза. Стараюсь напустить на себя ангельский вид, но вряд ли удается скрыть, насколько я потрясена. Могу только догадываться, какие выводы сделала Гарриет, однако уверена в одном: ей совершенно ясно, что я торчала в комнате Роуз так долго не для того, чтобы оставить там фотографию.
– Я плохо себя чувствую, вам лучше уйти, – цедит она.
– Конечно! – направляясь к выходу, киваю я.
Гарриет наверняка поняла, что меня потрясло нечто увиденное в комнате. Любящая, заботливая бабушка, она увела Роуз подальше от ссорящихся родителей, она заявила, что девочка была с ней в момент падения Тины… Теперь она делает шажок в сторону и становится между мной и лестницей, словно страж. Решись я проскочить мимо нее, чтобы снова попасть в комнату Роуз, она бы преградила мне путь, невзирая на свой физический изъян. На ее лице попеременно отражаются ярость и страх.
Я открываю дверь и выхожу, наклоняюсь и обуваюсь. И вдруг Гарриет зовет меня. В ее голосе больше нет злости. Он звучит умоляюще, будто она просит о милосердии. Душа холодеет от ее слов.
– Она просто маленькая девочка. Ей нужна семья.
19
Еду на максимально допустимой скорости, пытаясь сбежать от темноты, которая словно норовит в меня вцепиться. Не успела я доехать до ворот, как на панели машины высвечивается входящий вызов. Судя по идентификатору, это звонок из частной школы Роуз. Не стоит отвечать. Я слишком взволнованна, не смогу сосредоточиться. С другой стороны, я целую неделю старалась связаться с учительницей Роуз.
Притормаживаю у ворот и ставлю машину на «нейтраль», а телефон продолжает звонить, пока я пытаюсь выровнять дыхание.
– Стелла Хадсон, – наконец отвечаю я высоким сдавленным голосом.
Смотрю на ворота: интересно, снимает ли меня камера? Успокаиваю себя тем, что даже при включенной записи звука меня вряд ли услышат, ведь стекла в машине подняты. Так что пусть любуются сколько угодно.
– Мисс Хадсон, это Дайана Джексон. Я директор начальной школы Роллингвуд.
Любопытно. Я оставляла сообщения для учительницы Роуз, не для директора. Видимо, она передала их вверх по цепочке. Ну ладно, достаю блокнот и ручку из сумки и начинаю рассказывать о своей роли в деле Баркли.
Директор отрывисто перебивает:
– Роуз Баркли училась у нас недолго. Меньше года. Даже не знаю, смогу ли чем-нибудь помочь.
Цепляет слово «училась». Прошедшее время.
– Насколько мне известно, Роуз вернется в школу, – говорю я. – Иэн и Бет сказали, что девочка находится на домашнем обучении временно, – я уверена в этом.
– Тут какая-то ошибка, – возражает она. – Девочка больше не является ученицей Роллингвуда. Мы не примем ее обратно.
– Родители забрали ее документы? – спрашиваю я.
Воцаряется тишина. За мной в зеркале заднего вида вырисовывается огромный дом.
– Нет, это было нашим требованием. Мы очень серьезно относимся к нарушениям устава школы.
Еще одна чудовищная ложь, в которую Иэн и Бет заставили меня поверить. Когда я впервые беседовала с Иэном, он признался, что был в сговоре с Тиной. Теперь выясняется, что он в сговоре со своей будущей бывшей женой. И притворяется, будто ненавидит ее.
У меня кружится голова. Почему Роуз исключили?
– Ничего не понимаю.
– Вам лучше связаться с ее прежней школой, если хотите узнать больше информации.
Роуз всего девять. Сколько школ она успела поменять за свою короткую жизнь? Чувствую покалывание между лопатками – шестое чувство подсказывает, что кто-то наблюдает за мной. Я резко нажимаю кнопку, чтобы убедиться, что дверцы джипа заперты. Оборачиваюсь и смотрю в направлении дома. Позади машины – никого.
Я прочищаю горло и пытаюсь собраться с мыслями.
– Моя задача заключается в том, чтобы обеспечить лучшие условия для Роуз. Это означает, что приходится задавать вопросы, которые могут показаться нарушением неприкосновенности частной жизни. Но закон обязывает меня это делать. Я могу получить постановление суда на выдачу необходимых сведений, однако будет намного проще, если вы прямо скажете: почему Роуз не может у вас учиться?
Она вздыхает:
– Ученик, принесший оружие в школу, незамедлительно отчисляется.
– Оружие? – повторяю я.
– Роуз принесла в школу нож. Учительница нашла его в рюкзаке.
У меня сейчас сердце выскочит из груди…
– Это все, что я могу вам рассказать. – Директор дает отбой.
Я вспоминаю, как при первой встрече Бет выпроводила меня из пластикового дома. Как Иэн угрюмо наблюдал за мной, когда я решила осмотреть огород, где Роуз якобы собирала помидоры в момент смерти Тины. Иэн и Бет не слишком обрадовались идее оставить меня с Роуз наедине, пришлось уговаривать их отпустить дочь со мной к Люсиль. А Гарриет вначале была милой и приветливой, но проявила враждебность, не желая даже близко подпускать меня к комнате Роуз.
Как Чарльз и обещал, кусочки головоломки начинают складываться в общую картину. Расколовшаяся, враждующая семья объединяется, когда дело касается маленькой девочки, которая помешана на оружии и прячет под розовым стеганым одеялом книгу о серийном убийце-садисте. Семья сплачивается вокруг Роуз.
20
Зло – это не просто слово. Это нечто осязаемое, объемное. Оно скользит в воздухе, перемещая молекулы и энергию, по мере того как высматривает места для охоты. И когда оно находит цель, зловещий электрический разряд поражает жертву. В темноте зло особенно ощутимо. При теплом дневном свете наш рациональный мозг старается приглушить отчаянный крик об опасности, исходящий от первобытной подкорковой области.
Кажется, что некоторые люди более восприимчивы ко злу, чем другие. Так, например, девушка из женского общежития во Флориде вышла из своей комнаты поздно ночью, чтобы выпить воды. Она почувствовала угрозу, нечто скрывающееся в тени. Сильно испугавшись, девушка кинулась обратно и заперла дверь. Той ночью Тед Банди проник в общежитие, убил двух молодых женщин и тяжело ранил еще двух.
Как и Роуз Баркли, Банди с детства тяготел к острым предметам. Однажды, когда его тетя вздремнула, он взял все кухонные ножи и воткнул их вокруг спящей. Интересно, он тоже читал об убийцах?
Я дважды чувствовала присутствие зла в своей жизни. Ну, может, трижды. Самый недавний случай – в пластиковом доме. А в другой раз – когда мне было чуть за двадцать и моя «хонда» не заводилась на практически пустой парковке торгового центра. Солнце уже скрылось за горизонтом; большинство магазинов центра были закрыты. Я подняла капот, вдруг какой-то мужчина неожиданно появился из-за толстой несущей колонны паркинга. Он подошел ко мне так близко, что я заметила темную родинку между его бровями.
– Нужна помощь? – спросил он дружелюбно. Но исходящая от него аура словно выбила воздух из моих легких.
Время застыло, пока мой мозг лихорадочно работал, инстинктивно просчитывая физические исходные и риски. Расстояние до торгового центра составляло сто ярдов. Из-за каблуков и юбки я бы не смогла бежать быстрее незнакомца. Я стояла у капота, он – у багажника; если я попытаюсь залезть в машину, чтобы посигналить, он окажется у дверцы прежде, чем я ее захлопну. Моя сумка лежала на пассажирском сиденье. Телефон во внутреннем кармане – я не успею его достать. Он знал, что я в ловушке. Я видела это в его немигающих глазах.