тве.
Тишина причиняла мне боль, когда я была маленькой. Тишина была и моим наказанием. Моя тетя верила, что я молчала по доброй воле, и демонстрировала недовольство мной, предлагая попробовать моего же лекарства.
Однажды я вернулась домой дождливым днем и оставила грязные следы обуви на только что вымытой кухне. Я поспешила к раковине, чтобы взять бумажные салфетки и протереть полы, но тетя все видела. Эти два отпечатка ботинок означали, что она не взглянет на меня и не будет разговаривать со мной ближайшие два дня. Мне было восемь лет.
Меня удивило не наказание. А радостный блеск в глазах тети, когда она заметила мой проступок. Теперь у нее были основания сторониться меня. Показывать ненависть ко мне.
У тети не было детей, хотя в свое время она вышла замуж за спокойного, покладистого человека. Не сказать, что он был плохим. Никогда и пальцем меня не трогал, однако слишком боялся жены. Видимо, поэтому он выбрал работу торгового агента, что давало ему возможность каждую неделю уезжать из дому. Должно быть, он считал меня кем-то вроде бездомной кошки, которую тетя принесла домой.
Я держалась особняком. Старалась быть незаметной. Если и плакала вначале, то только в подушку. Через некоторое время слезы пропали. Я приспособилась. Научилась выживать в суровой обстановке.
Через несколько месяцев после смерти матери ко мне вернулся голос, так стремительно и свободно, словно я никогда его и не теряла. В парке неподалеку от дома тети я качалась на пластиковых качелях с изогнутым сиденьем, висящим на двух цепочках. Вдруг откуда-то, волоча поводок, выбежал шоколадный лабрадор и остановился прямо передо мной, высунув розовый, как жвачка, язык.
– Привет, – сказала я инстинктивно.
В этот момент будто рассеялись чары. Не иначе этот пес был добрым волшебником в собачьем облике. Я столько раз пыталась заговорить до этого, но не выходило. А сейчас безо всяких усилий голос вернулся. Он даже не звучал хрипло.
– Гек! Гек, негодник! – К нам подбежала запыхавшаяся молодая женщина в джинсовых шортах и блузке в горошек.
Я наступила на поводок Гека, чтобы он снова не удрал.
– Спасибо большое! – Хозяйка Гека нагнулась и подняла ручку-петлю.
Я открыла рот, хотела проверить, продолжает ли волшебство действовать. Оно оставалось в силе. Я произнесла заветное слово:
– Пожалуйста.
Женщина с Геком ушли, так и не узнав, насколько глубоко подействовало на меня это короткое знакомство.
Когда я вновь заговорила, дела в школе лучше не стали. Дети чувствуют, если среди них появляется белая ворона. Если ты не такой, как все, или слишком уязвимый, тебя будут травить с расчетливой жестокостью хищников, выбирающих самых слабых животных в стаде.
Я перенесла и это. Пробивалась, стиснув зубы. Они никогда не видели, как я плачу. Мои мучители многому меня научили.
В самые мрачные дни я ощущала, что ангел-хранитель следит за мной и посылает мне лучики надежды. Вскоре после смерти матери один из моих прежних соседей подал заявку от моего имени на получение стипендии на посещение двухнедельного лагеря для осиротевших детей. Я прошла отбор. Доброта вожатых не избавила меня от боли, особенно потому, что я не могла поговорить с ними, но подействовала как целительный бальзам на свежую рану. До окончания начальной школы в мой день рождения школьный психолог всегда просила меня задержаться после уроков. Она вручала мне тортик и какой-нибудь подарок: роскошный подарочный сертификат в книжный магазин, красивый браслет, CD-плеер со стопкой компакт-дисков. Я прятала плеер в своей комнате и украдкой надевала наушники по ночам, когда не могла уснуть. В музыке я находила утешение. Эти моменты были словно спасательный круг, за который я могла зацепиться и отдохнуть, прежде чем опять пуститься в плавание по темному бушующему океану моей юности.
В детстве меня подводили снова и снова. Но я не подведу Роуз – и не страшно, что ее семья врет и чинит мне препятствия на каждом шагу. Я буду защищать эту девочку, если ей угрожает опасность. Если она сбита с толку и притворяется, я помогу ей во всем разобраться. Если Роуз психически неуравновешенна или даже опасна, я организую для нее помощь.
А сегодня я заеду в магазин за продуктами, затем, пожалуй, вздремну, после чего мы с Роуз отправимся ужинать вафлями. Это поможет мне понять, какая она на самом деле.
Ничему из этого не суждено было сбыться. Мне позвонили, пока я ехала домой после разговора с Эшли.
– Роуз пропала! – В голосе Бет отчетливо слышна паника.
– Что случилось? – Встраиваюсь в крайнюю левую полосу, чтобы повернуть в поместье Баркли.
– Вы ее пораньше забрали? – выпаливает Бет.
– Никогда бы этого не сделала, не предупредив вас. Когда вы видели ее в последний раз?
– Ну, у нее закончился урок фортепиано с Филипом час назад, потом она пошла читать в свою комнату. Она бы ни за что не сбежала…
Значит, Дистрофик был в доме до исчезновения Роуз. Интересно, он мог сказать или сделать что-нибудь такое, из-за чего девочка спряталась?
Встречных машин нет, я выкручиваю руль влево и мчусь по пустой полосе.
– Может Роуз с Гарриет? Или она пошла к лошадям? – спрашиваю я.
– Нет, Гарриет здесь, с нами. К лошадям мы тоже ходили – первым делом. Роуз там нет.
Безмолвный ребенок исчез в поместье, где потенциально произошло убийство.
– Вызывайте полицию. – Выстреливаю слова, словно пулю за пулей – в упор и не задумываясь.
Впервые Бет колеблется. Затем голос становится прежним. Уравновешенная Бет снова все контролирует.
– Видите ли, полиция часто приезжала к нам в последнее время. Если Роуз просто свернулась где-то калачиком и уснула…
Для Бет репутация важнее безопасности ребенка. У меня горит лицо, когда я обрываю разговор и нажимаю на педаль газа. Если не столкнусь с другой машиной, буду на месте менее чем через десять минут. Добираюсь за восемь с половиной.
Не паркуюсь, как обычно, у гаража, а подъезжаю как можно ближе к дому и выскакиваю из машины. На мне старые джинсы и худи, волосы немного растрепаны, поскольку они высохли на улице во время утренней пробежки. В отличие от Бет, меня совсем не беспокоит моя внешность.
Бегу к дому и барабаню в переднюю дверь. Иэн открывает спустя мгновение. У него встревоженный вид.
– Приехала помочь вам в поисках. – Не даю ему возможности возразить и протискиваюсь мимо него в дом. – Вы проверяли комнату Тины?
– Ее там нет, – кивает он. – Я громко звал Роуз – мало ли, она где-то уснула. Просил постучать по любому предмету, который у нее под рукой, на случай, если она где-то застряла. Не знаю…
Я прерываю Иэна:
– У Роуз есть мобильный?
– Нет. – Он похлопывает по карману брюк. – Она иногда берет мой, чтобы поиграть, но телефон у меня в кармане.
– У вас есть тюки сена в конюшне? Закутки, где она может спрятаться? Деревья, на которые она может залезть?
Иэн ежится и бормочет:
– Вся ее верхняя одежда здесь, поэтому мы решили, что она в доме.
На улице около сорока пяти градусов по Фаренгейту[5], но, если Роуз наденет несколько слоев одежды и найдет удобное место, где нет ветра, ей будет вполне комфортно.
Иэн достает свою куртку из шкафа. Стук трости предупреждает о приближении Гарриет. Вот и она – смотрит на меня и в качестве приветствия просто кивает.
– Ее нет внизу, – говорит Гарриет. – Я еще раз всюду заглянула, даже за занавеску в душе.
– Стелла считает, что она может быть где-то на улице. – Иэн направляется к арочному дверному проему кухни. – Под кустом или на дереве. А может, присмотрела укромное местечко в стойле.
Подходит Бет:
– Стелла, спасибо, что приехали.
Не знаю, что ответить на это, и решаю промолчать. Мы спешим к черному ходу, Гарриет ковыляет позади.
Новая терраса еще не выложена, но основание залили, землю разровняли. Рабочих нет, и я не видела сегодня домработницу. Наверное, у нее выходной. Прямо как в тот день, когда Тина разбилась насмерть, – в доме нет никого, кроме семейства Баркли.
Солнце клонится к закату. Скоро наступят сумерки. Здесь найдется не один десяток мест, где может спрятаться маленькая девочка. За любым кустом, деревом или в темном углу.
Иэн трусцой бежит на конюшню. Бет не перестает выкрикивать имя Роуз, ее тонкий, высокий голос далеко разносится в воздухе. Она устремляется к боковому двору. Стараюсь поспеть за Иэном и вдруг ощущаю, как по коже бегут мурашки. Похоже, за мной опять наблюдают.
Я поворачиваюсь, ожидая поймать на себе взгляд Гарриет. Но она догоняет Бет и не смотрит в мою сторону.
Затем что-то вынуждает меня взглянуть наверх, глаза скользят мимо дверей кухни и окна холла на втором этаже. На третьем этаже в окне, из которого вывалилась Тина, мелькает маленькая фигура. И хотя лица́ не разглядеть, я точно знаю, кто это. Свет играет в ее кудрявых рыжих волосах.
25
Я не зову остальных и не делаю знак рукой, чтобы Роуз спустилась к нам. Я подчиняюсь интуиции. Она ведет меня обратно в дом. Иду ровным шагом, не быстро. К счастью, никто не замечает меня – все слишком сосредоточены на поисках.
Я захожу на кухню и направляюсь к лестнице. Такое чувство, что Роуз зовет меня. Будто она показалась в окне для того, чтобы я заметила ее и мы могли встретиться наедине.
Я быстро преодолеваю первый пролет и сворачиваю в коридор. Не знаю, какая дверь ведет на мансарду, поэтому открываю две – в комнату для гостей и в ванную – и лишь потом нахожу нужную.
Ступеньки на мансардной лестнице узкие, а потолок столь низкий, что приходится пригибаться. Но после того, как пройдена последняя ступенька, пространство расширяется. Наклонные стены обшиты темными панелями, двуспальная кровать покрыта лоскутным бело-голубым одеялом, которое я мельком увидела в ролике, присланном Питом. Напротив – высокий туалетный столик, кресло для чтения и подобранный под него пуф, прикроватная тумбочка и вязаный коврик.