ь позвонить снова, но тут замок щелкает и появляется Бет. Я непроизвольно делаю шаг назад, мои глаза расширяются. Не могу поверить, что это та же женщина, которую я видела всего несколько часов назад.
44
Лицо Бет осунулось, и кожа такая бледная, что выглядит почти прозрачной. Утром ее волосы были уложены в аккуратный пучок на затылке, а сейчас из прически выбились пряди и неряшливо свисают вдоль щек. Она одета с непривычной небрежностью: на ней свитшот с выцветшей надписью «Колледж Гамильтона» и мягкие черные легинсы.
– Стелла… я… О нет… – Она подносит руку ко рту и убегает.
Я слышу шум воды, затем Бет снова выходит в холл.
– Устрицы, – хрипит она. – Мы ели их на обед впервые в этом сезоне… Роуз обожает устрицы… Иэн вскрывал их. Должно быть, некоторые оказались испорченными.
Бет прислоняется к стене, хватается за живот. Нет, она точно не притворяется. Даже актрисе, получившей «Оскара» за лучшую женскую роль, не удалось бы стереть все краски с лица и состарить себя на десять лет за несколько часов.
Еще одна странная деталь. Я уверена, Гарриет говорила, что Бет училась в Йельском университете. Так почему на ней свитшот другого колледжа?
– Еще кто-нибудь плохо себя чувствует?
– Иэн и Гарриет. Но с Роуз все в порядке.
Меня будто током ударили. Все, кроме Роуз, отравились свежими устрицами в разгар устричного сезона, длящегося с сентября по апрель, когда считается, что употребление моллюсков совершенно безопасно? Даже статистически это выглядит невероятно.
– Я тогда побуду с Роуз наедине, – предлагаю я Бет.
Бет открывает рот, чтобы высказаться против этого предложения. Но я не даю ей этой возможности:
– Мне жаль, что вы все заболели. Но я приезжаю сюда второй раз за день, и, насколько понимаю, вам не терпится покончить с этим делом. Учтите, если я не буду общаться с Роуз, то на отчет уйдет намного больше времени.
Бет жмурится, пытаясь побороть волну тошноты.
– Хорошо, – отвечает она хрипло. – Гарриет внизу, Иэн спит на диване в своем кабинете… Я буду в гостиной. Позовите, если что-нибудь понадобится. Мы вас услышим.
Взрослые разместились на всех трех этажах дома. Кажется, преднамеренно. Большинство людей с расстроенным желудком не будут отдыхать на диване в кабинете или гостиной без смежной ванной комнаты. Наверное, Баркли опять сговорились: они не хотят, чтобы мы с Роуз находились вне зоны их досягаемости.
– Роуз в своей комнате. – Бет делает шаг вперед с явным намерением подняться по ступенькам, но шатается и снова прислоняется к стене, чтобы сохранить равновесие.
– Я знаю дорогу. Вам лучше прилечь.
Иду наверх, и старая деревянная лестница скрипит при каждом моем шаге. Прохожу мимо фотографий, с которых пристально смотрит Роуз. Снимки по-прежнему в рамках без стекла.
Все двери на втором этаже опять закрыты. Вот и комната Роуз. Я тихонько стучусь, помня, что неподалеку отдыхает Иэн. Никто не отвечает. Я поворачиваю старую медную ручку и толкаю дверь. Кровать аккуратно заправлена, на столе в привычном порядке расставлены письменные принадлежности, шторы раздвинуты, и солнечный свет заливает комнату.
Ни Роуз, ни куклы – ее точной копии – здесь нет. Любопытно, может, Иэн избавился от куклы после того, как Роуз выбросила ее из мансардного окна? На кровати лежит поэтический сборник Мэри Оливер. Чтение, которое больше подходит взрослым, но я не сомневаюсь, что Роуз улавливает каждый нюанс, – если это действительно книга Мэри Оливер. Я проверяю – книга соответствует обложке.
Следующим местом, где стоит поискать Роуз, является мансарда. Но я не хочу тотчас отправляться туда. Отсутствие девочки дает мне прекрасную возможность кое-что разведать.
Бет искусно наказала меня за то, что я рылась в комнате Роуз. Но сейчас у меня на это есть веская причина: я ищу свою клиентку. А для этого потребуется некоторое время.
Я прикрываю дверь, полагая, что это даст мне фору в несколько секунд, если кто-то к ней подойдет. Затем торопливо беру шкатулку Роуз и выдвигаю нижний ящичек. Все потенциальное оружие, которое я видела на днях (нож для колки льда, обычные ножи и осколок стекла), исчезло. Кто-то из взрослых мог забрать этот арсенал либо Роуз его перепрятала, вычислив, что я побывала в ее комнате. Кроме того, существует вероятность, что эти предметы находятся в карманах Роуз прямо сейчас.
Подхожу к двери и резко ее распахиваю. В коридоре никого.
Я уже обнаружила несколько секретов Роуз, а сейчас представился, пожалуй, единственный шанс выяснить секреты Бет. Я тихо подбираюсь к двери и открываю ее. Это гостевая уборная. Открываю следующую дверь, повторяя про себя легенду, на случай если меня спросят: «Я ищу Роуз».
Свет выключен, тяжелые шелковые шторы задернуты. Комната оформлена в светло-серых и кремовых тонах, с вкраплениями темно-синего цвета на декоративных подушках и ковровых узорах. Эта комната выглядит как Бет: элегантная, сдержанная, имеющая темные стороны. Кушетка в углу, старомодный письменный стол, перед ним стул с деревянной спинкой, у стены длинный старинный комод с фотографиями в рамках.
Отвожу на осмотр не более минуты – комната находится над гостиной, в которой сейчас отдыхает Бет. Если скрипнут полы и она это услышит, то разборок не миновать.
Я торопливо перехожу в ванную комнату и открываю аптечку. Здесь ничего, кроме безрецептурных лекарств – адвила, неоспорина, дейквила – и изысканных туалетных принадлежностей. В ванной пахнет жасмином и сандалом, так же как и от Бет. Источником аромата является баночка с лосьоном «Живанши» в верхнем ящике туалетного столика. Интересно, а где Бет хранит парфюм?
Затем до меня доходит, что она, по всей видимости, избавилась от стеклянных флаконов, чтобы дочь не превратила их в оружие.
В том же ящике рядом с лосьоном для тела стоит небольшой пузырек. Я беру его и читаю этикетку: «Сироп ипекакуаны». Я знаю, зачем нужен этот препарат. У одной из моих клиенток, с которой я работала много лет, был такой же. Девочка страдала от булимии и купила аптечный сироп, чтобы вызывать у себя рвоту. Вероятно, Бет использует его с той же целью.
Когда я думаю о другой вероятности, мурашки пробегают по телу. Я довольно быстро нашла это лекарство. Если Роуз роется в вещах матери, ей тоже известно о нем. Могла ли Роуз прыснуть несколько капель на устриц?
Проверяю пузырек. Он открыт, примерно половина израсходована. Я фотографирую его и быстро возвращаюсь в комнату – хочу посмотреть фото на комоде. Сразу замечаю: рамки тоже без стекла.
Разглядываю ряд фотографий. На первой – Роуз: здесь она совсем малютка, с огромными глазами на бледном личике, в длинной шелковой белой крестильной сорочке, которая выглядит как фамильная ценность. На следующем снимке Роуз на лошади берет барьер, на ней бриджи для верховой езды и элегантная черная куртка, девочка максимально сосредоточена. На центральной фотографии Роуз сидит за фортепиано, она одета в клетчатое платье с кружевным воротником, еще более старомодное, чем ее обычные наряды. Спина чересчур прямая – как в тот день, когда я видела Роуз в гостиной во время занятия по музыке. Я перевожу взгляд на следующее фото – похоже, что это выпускной вечер в начальной школе, – но что-то снова привлекает мое внимание к снимку, где она играет на фортепиано. Он будто бы выцвел от времени. Инструмент тоже выглядит по-другому. Я присматриваюсь и понимаю, что это вовсе не Роуз. Это Бет.
В юном возрасте Бет кажется зеркальным отражением дочери. Они похожи не только чертами лица и цветом волос, но и осанкой, и манерой держать руки над клавиатурой. Если бы не другая форма инструмента, я не заметила бы разницы.
Я не знала, что Бет играла на фортепиано. Никто об этом не упоминал.
Несколько раз щелкаю камерой телефона, затем снова зову Роуз, на случай если Бет крадется по ступенькам или Иэн прячется в коридоре.
В этой комнате я провела больше минуты, пора уходить. Выскальзываю наружу. У меня перехватывает дыхание. Дверь в комнату Роуз открыта. Я заглядываю туда и вижу ее сидящей за письменным столом. Роуз сверлит меня взглядом. Она знает, что я рыскала в комнате ее матери.
45
Возможно, Роуз открыла дверь в комнату Бет и тихо наблюдала за моими поисками. От этой вероятности я холодею от макушки до пят. Представляю, как девочка прокралась сюда, приблизилась сзади, пока я изучала фотографии на комоде, и ковер приглушил звук ее шагов.
Голова кружится от того жуткого объяснения, что приходит на ум. В этом доме меня всякий раз как будто затягивают зыбучие пески, и я отчаянно барахтаюсь, не в состоянии ясно мыслить.
Чувствует ли Роуз мой страх? Я не могу ее разглядеть, потому что яркое солнце светит мне в глаза. Быстро моргаю, чтобы зрение прояснилось. Слишком часто Роуз заставала меня врасплох. А ведь я здесь главная и должна все контролировать. Но чувствую, что расклад в ее пользу. Нужно срочно что-то придумать, пока Роуз не поняла, что одержала надо мной верх.
Входя в комнату, напоминаю себе: надо держаться уверенно. Поэтический сборник Мэри Оливер лежит лицевой стороной вниз на коленях Роуз. Но все ее внимание приковано ко мне. Солнечные лучи больше не ослепляют меня, но выражение ее лица все же никак не прочесть. Даже не знаю, какая из Роуз предстала передо мной сегодня.
Прошлый раз в ее комнате я села на корточки рядом с ней. Хотела оказаться на ее уровне. Сегодня об этом не может быть и речи. Я присаживаюсь на край кровати, в нескольких футах от Роуз. На ней узорчатое сине-желтое платье с карманами. Из-за складок на ткани непонятно, есть ли что-нибудь в карманах. Я отрываю от них взгляд и обращаюсь к Роуз:
– Я тебя искала. Думала, ты в комнате мамы. Ты не слышала, как я тебя звала?
Роуз качает головой один раз. Как бы то ни было, происходит своего рода диалог.
Я благодарна ей и за это, что мне совсем не нравится. Просто в голове не укладывается – все повернулось таким образом, что эта маленькая девочка может легко вывести меня из равновесия, и я не знаю, чего от нее ожидать. При всем при том я далеко не из пугливых. На протяжении карьеры мне неоднократно угрожали родители клиентов – несколько лет назад даже пришлось нанять сотрудников охранной фирмы на пару-тройку месяцев. Был случай, когда мать одного из клиентов, услышав вопрос, который ей не понравился, запрыгнула в мою машину и уехала, оставив меня без кошелька и телефона среди темного парка в сомнительном районе. Родители действуют агрессивно, когда считают, что кто-то становится между ними и их детьми, – это своего рода животная реакция.