Я знаю, что Роуз увидела папку, прежде чем мы с ней покинули кухню, – она метнула взгляд на сумку, как только вошла. Интересно, является ли это доказательством того, что именно она стащила у меня мою ручку и серьгу Тины? Возможно, повышенное внимание Роуз к моим вещам указывает на ее вину.
Мы с девочкой возвращаемся на кухню, но там никого нет. Я сразу окидываю взглядом массивный остров с бетонной столешницей. Сумка лежит ровно на том месте, где я ее оставила. Ритмичный стук предупреждает о появлении Гарриет.
– Здравствуйте, леди. – Гарриет опирается о трость, стоя на пороге. – Навестили лошадок?
– Да, все было прекрасно, – отвечаю я. – Роуз расчесала Табакерку.
– Она очень любит своих лошадей. Они привязываются к людям, знаете, и эти две выбрали Роуз.
Я никак не реагирую на комментарий Гарриет и оборачиваюсь к девочке:
– Я пойду вниз поговорить с твоей бабушкой.
Затем происходит нечто неожиданное. Гарриет пересекает кухню и нажимает на панель. Та отодвигается назад и обнажает нутро лифта. Гарриет входит в лифт, явно ожидая, что я последую за ней.
Как я могла забыть о лифте, когда попросила ее показать мне свою обитель? Я всегда пользуюсь лестницей. Даже если это означает, что нужно подняться на шесть пролетов, чтобы попасть в кабинет доктора Маркман.
Тесные пространства – моя ахиллесова пята. После того как я провела ночь в маленьком шкафу всего в нескольких ярдах от того места, где умерла моя мать, у меня развилась клаустрофобия, которая глубоко укоренилась внутри.
– Стелла? – Голос Гарриет эхом раздается в моей голове.
Я не могу допустить, чтобы что-то пошло не так в моем плане. Я захожу в лифт, – это значит, что Роуз останется тут с моей папкой.
Гарриет нажимает кнопку, и дверь закрывается. Лифт слегка дергается, потом со скрежетом начинает опускаться. Я напоминаю себе, что нужно продержаться всего один этаж. Но дыхание становится учащенным, лицо и подмышки потеют.
– Очень многие испытывают дискомфорт в лифтах, – успокаивает меня Гарриет.
Она, вероятно, заметила, что мне плохо.
Горло перехватило так, что я не могу ничего ответить; мне нечем дышать в этой маленькой коробке.
– Почти на месте, – говорит Гарриет. – Еще несколько секунд. Скажите, Стелла, вы когда-нибудь раньше видели лошадь вблизи?
Ее слова рассеивают облачную завесу моего испуга. Гарриет старается ослабить хватку моей паники: женщина меня отвлекает.
– Да… у клиента… была… лошадь… Пачино.
– А сколько лет было клиенту, Стелла?
Что бы ни сделала и что бы ни собралась сделать Гарриет, в данный момент неизменно одно: она мой союзник.
Дискомфорт вот-вот перерастет в сильную паническую атаку. Вопросы Гарриет удерживают ее.
– Четырнадцать, – выдыхаю я.
Лифт останавливается. Дверь открывается мучительно медленно. Я нетерпеливо протискиваюсь в проем, выскакиваю и отчаянно ловлю ртом воздух.
– Вы в порядке? – Гарриет пристально смотрит на меня.
Я киваю, но уходит целая минута на то, чтобы мое сердцебиение пришло в норму.
– Простите, – наконец бормочу я. В ногах слабость, но рассудок снова ясный. Я сопротивляюсь желанию сесть. Мне нужно и дальше оказывать давление на Баркли. – Значит, вы здесь живете?
– Да, по крайней мере, до продажи дома, – отвечает Гарриет.
Я ожидала увидеть темное захламленное подвальное помещение. Но все выглядит иначе. Этаж находится над уровнем земли, тут много окон и, как следствие, полно воздуха и света. В отличие от остального дома, который разделен на десятки комнат, это пространство в большей степени открыто – здесь всего несколько опорных балок. Пол устлан мягким серым ковром, пышные растения выстроились группами у окон, солнце заливает светом их яркие зеленые листья. Я вижу желтый диван, большое мягкое кресло с откидной спинкой, подобранный в тон пуф и несколько книжных шкафов с книгами в твердом переплете. В углу уютно устроилась искусно спроектированная небольшая кухня, на плите стоит медный чайник, а на столешнице – ваза с красным виноградом, на котором еще не высохли капельки воды.
Я подхожу к шкафам. Судя по всему, Гарриет предпочитает детективные романы и историческую документальную литературу.
– Бет знает, что я люблю читать, она подарила мне на день рождения подписку на «Книгу месяца», – говорит Гарриет. – Я прочитываю две книги в неделю.
Слышу шаги наверху, на кухне, они замирают, затем раздаются снова. Гарриет права – старые суставы дома не обеспечивают звукоизоляцию. В подвале слышно все. Как бы хотелось еще и видеть, что происходит выше этажом. Прямо сейчас, в эту самую секунду, кто-то, вероятно, читает мой отчет с нарастающей яростью.
Здесь много воздуха и пространства, но мне все равно некомфортно. Это не просто отголоски паники, вызванной лифтом. Плотная мрачная субстанция, пронизывающая дом, присутствует и здесь. Я больше не могу тут оставаться, поэтому благодарю Гарриет за возможность увидеть ее пристанище. Она улавливает намек и ведет меня мимо своей спальни к винтовой лестнице, которая находится в дальнем углу, рядом с кладовой.
– Увидимся наверху, – говорит она, разворачивается и идет к лифту.
И тут я слышу нечто такое, от чего волосы на затылке начинают шевелиться. Могу поклясться, что какая-то девочка произнесла: «Привет!» Я оборачиваюсь, ожидая увидеть Роуз позади себя. Но никого нет.
– Роуз? – зову я дрожащим голосом.
Гарриет оборачивается ко мне, смотрит озадаченно:
– Ее здесь нет, Стелла.
Я слышала, как Роуз сказала: «Привет!» Или нет? Озираюсь вокруг, ожидая, что она появится из-за шкафа или кресла, хмуро улыбаясь, как тогда в «Вафельном домике».
Гарриет медленно подходит к лифту, а я торопливо поднимаюсь по спиральной лестнице – металлические ступеньки лязгают под ногами – и вдруг оказываюсь в комнате, которую прежде не видела. В ней темно-фиолетовый бархатный диван и такого же цвета кресла, окна занавешены плотными шторами. Возникает ощущение, что это лишнее помещение – комната, которая никогда не используется. Могла ли Роуз проникнуть сюда? Свеситься с лестницы и произнести «привет»? Возможно. Ее голос напоминает первый сигнал датчика дыма, который невозможно локализовать. Звук мог идти откуда угодно.
Или может, мое воображение сыграло злую шутку, преобразовав мой худший страх в совсем иной звук. Я то и дело оборачиваюсь и внимательно осматриваю все вокруг. Чувствую, что каждая клеточка моего тела уязвима.
И внезапно молнией вспыхивает догадка: ведь все это происходило и с Тиной! Мрачные голоса, обитающие в особняке, обращались и к ней. По словам Эшли, по ночам Тина слышала, как покойный дед звал ее по имени.
Я оказываюсь на кухне в тот момент, когда Гарриет выходит из лифта. Здесь никого больше нет. Я тут же смотрю на сумку. Она на том же месте, край папки с фамилией Баркли выглядывает, как и прежде. Я надеваю сумку на плечо:
– Передайте, пожалуйста, всем, что я благодарю их за потраченное время.
Гарриет приподнимает брови:
– Вы уже уходите?
Я киваю, стараясь вспомнить подготовленные заранее фразы:
– Но я еще приеду к вам. Я обязательно хочу попрощаться с Роуз.
Кажется, Гарриет подбирает слова:
– Не верю, что все закончилось.
– Почти, – отвечаю я. Затем направляюсь к парадной двери и выхожу на крыльцо.
Я быстро возвращаюсь к своей машине, чувствуя, как кожу покалывает от чужого взгляда. Неизвестно, что сейчас происходит в этом пластиковом доме, но одно я знаю наверняка: у каждого члена семейства Баркли была возможность прочитать содержимое папки. Кто-то поддался искушению. Кто-то отчаянно хотел знать, что я написала.
Кто-то скоро взорвется яростью.
52
Стелла Хадсон, поверенная, представляющая интересы несовершеннолетнего ребенка (далее – поверенная) Роуз Баркли, настоящим представляет Суду отчет о статусе Роуз, а также рекомендации, отвечающие интересам Роуз.
Роуз Баркли – девочка девяти лет, единственный ребенок своих родителей: Элизабет «Бет» Баркли и Иэна Баркли. 26 сентября сего года миссис Баркли подала на развод и обратилась в Суд с просьбой предоставить ей единоличную юридическую и физическую опеку над Роуз. Двумя днями позднее, 28 сентября, мистер Баркли подал ответную жалобу и обратился с просьбой предоставить ему единоличную юридическую и физическую опеку над Роуз.
Услышав свидетельства обеих сторон, которые заявили, что живут раздельно, хотя и в одном доме, и намереваются проживать по тому же адресу в Потомаке, штат Мэриленд до разрешения вопроса, Уважаемый суд издал приказ 2 октября сего года, согласно которому и истице, и ответчику определено равное количество времени на общение с Роуз до принятия окончательного решения.
Нижеподписавшийся советник был назначен по делу 8 октября. Нижеподписавшийся советник не смог переговорить с Роуз в частном порядке, чтобы выяснить мнение Роуз по сути дела в связи с ее диагнозом (травматический мутизм). Однако у поверенной была возможность проводить время с Роуз и наблюдать за ней в присутствии обоих родителей, а также бабушки по отцу – Гарриет Баркли. Поверенная говорила с мистером и миссис Баркли, а также с Гарриет Баркли в отсутствие Роуз, чтобы понять, как развивается настоящее дело. Кроме того, поверенная говорила с психотерапевтом Роуз, а также с учителями по музыке и китайскому языку.
Впервые поверенная встретилась с Роуз в присутствии матери девочки. Роуз – травмированный, временами злой ребенок, очень умный, но с трудом контролирующий свои эмоции. Во время первого краткого посещения поверенная заметила, что Роуз комфортно в присутствии матери, но она не проявляет особой нежности или привязанности к миссис Баркли, что может указывать на трещину в их отношениях.
И напротив, Роуз казалась более привязанной к отцу в ходе нескольких встреч, свидетелем которых стала поверенная. Было очевидно, что Роуз любит проводить время с отцом, – это было заметно по расслабленному языку тела и частым улыбкам в присутствии мистера Баркли.