– Но чьи? – удивился я.
Он прервал меня, вскинув ладонь. Колокольчик теперь звучал совсем близко, и хижина тряслась от слоновьего топота.
Я двинулся было к лесенке, но хсин-оук оттащил меня назад:
– Не надо. Оставайся здесь.
В следующий миг небо прорезала молния. В короткой вспышке ярчайшего света я увидел, как Шве Доук идет прямиком к таи, опустив голову и подвернув хобот к губам.
Вскочив на ноги, я закричал:
– Такин, Мак-Кей-такин…
Мак-Кей-такин уже расслышал звон колокольчика, почувствовал дрожь земли под ногами приближающегося слона. В одном из окон таи мелькнул огонек, и молодой человек появился на террасе – с лампой в одной руке и охотничьим ружьем в другой.
В десяти футах от таи Шве Доук застыла как вкопанная. Еще ниже опустила голову, как будто осматривая постройку. Это была старая слониха, хорошо обученная разным работам. Такие животные очень умелы в искусстве разрушения. Им достаточно одного взгляда, чтобы оценить размер завала из застрявших деревьев и выбрать точку удара.
Мак-Кей выстрелил, едва Шве Доук приступила к делу. Она стояла так близко, что промахнуться он не мог, попал именно туда, куда целился – в самое уязвимое место, между ухом и глазом.
Но инерция движения понесла Шве Доук вперед, хотя она умирала стоя. И она тоже попала ровно в ту точку, куда целилась – в место соединения двух опорных балок. Казалось, что постройка взорвалась – бревна, балки и солома взлетели в воздух. Мак-Кей-такина отбросило на землю, через голову Шве Доук.
Искусный взрослый слон так ловко владеет своими ногами, что может балансировать на кромке водопада, садиться, как журавль, на небольшой валун посреди реки, поворачиваться в таком тесном пространстве, где и мул застрял бы. Именно такими мелкими, отточенными практикой шагами поворачивалась сейчас Шве Доук, пока не оказалась прямо перед распростертым телом комиссара. Затем, очень медленно, она позволила своему умирающему телу всей массой обрушиться на него головой вперед, перекатывающимися движениями, технически совершенным маневром опытного слона, – точка соприкосновения настолько точна, что слон одним ударом может распутать десятитонный клубок из тиковых стволов, как простой матросский узел. Лампа Мак-Кей-такина, мерцавшая рядом с его телом, погасла, и больше мы ничего не могли разглядеть.
Я бросился к лестнице, хсин-оук следом за мной. Подбегая к таи, я споткнулся в темноте и шлепнулся лицом в грязь. Хсин-оук помогал мне подняться, когда опять сверкнула молния. Он вдруг выпустил мою руку и издал хриплый, захлебывающийся крик.
– Что такое? – заорал я. – Что ты увидел?
– Взгляни! Посмотри на землю!
При следующей вспышке молнии прямо перед собой я увидел громадный зубчатый след стопы Шве Доук. Но рядом с ним был отпечаток поменьше, странно бесформенный, почти овальный.
– Что это? – испугался я. – От чего это след?
– Это след ноги, – сказал хсин-оук. – Человеческой, хотя раздавленной и искалеченной почти до неузнаваемости.
Я в ужасе застыл на месте, молясь, чтобы еще раз сверкнула молния, чтобы я сам мог убедиться в истинности того, что он сказал. Я ждал и ждал, но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем небеса вновь осветились. А дождь тем временем лил с такой силой, что следы на земле смыло.
9
В 1905 году, на девятнадцатый год королевского изгнания, в Ратнагири прибыл новый районный администратор. Он, по сути, единолично отвечал за сношения с бирманской королевской семьей. Должность была важной, и на этот пост почти всегда назначали сотрудников Индийской гражданской службы – избранных, авторитетнейших среди кадровых чиновников, управлявших территорией Британской Индии. Чтобы попасть в Индийскую гражданскую службу, кандидаты должны были сдать трудные экзамены в самой Англии. Подавляющее большинство среди прошедших испытание были англичанами, но изредка среди них встречались и индийцы.
Администратор, прибывший в 1905-м, был индийцем по имени Бени Прасад Дей. Ему было чуть за сорок, и в Ратнагири он был чужаком – бенгалец из Калькутты, которая на карте Индии находилась ровно на другом конце по диагонали. Администратор Дей был худым и сутулым, нос у него заканчивался острым, похожим на клюв кончиком. Он одевался в элегантные костюмы с Сэвил-роу и носил очки в золотой оправе. В Ратнагири он прибыл в сопровождении жены Умы, которая была лет на пятнадцать моложе, высокая энергичная женщина с густыми вьющимися волосами.
Король Тибо с балкона наблюдал, как официальные лица Ратнагири собирались на пристани Мандви, чтобы приветствовать нового администратора и его молодую супругу. Первое, на что он обратил внимание, это необычный наряд мадам администратор. Озадаченный король передал бинокль королеве:
– Что это на ней надето?
– Это просто сари, – после долгой паузы проговорила королева. – Но она носит его в новом стиле.
И рассказала, что индийские чиновники придумали новый способ носить сари, со всякими мелочами, заимствованными из европейского костюма, – нижняя юбка, блузка. Королева слышала, будто по всей Индии женщины перенимают новый стиль. Но в Ратнагири, конечно же, все приходит с опозданием – сама она никогда не имела возможности ознакомиться с новой модой из первых рук.
Королева повидала множество официальных лиц, которые приходили и уходили, индийцы и англичане; она считала их своими врагами и тюремщиками, выскочками, не заслуживающими уважения. Но сейчас она была заинтригована.
– Надеюсь, он приведет с собой жену, когда явится с визитом. Было бы интересно узнать, как носят такое сари.
Несмотря на многообещающее начало, первая встреча королевской семьи с новым администратором едва не закончилась катастрофой. Администратор Дей и его супруга прибыли как раз в то время, когда политика серьезно занимала умы людей. Каждый день поступали сообщения о митингах, маршах и петициях, народ призывали бойкотировать товары британского производства, женщины разводили костры из ланкаширской ткани. На Дальнем Востоке шла война между Россией и Японией, и впервые, кажется, азиатская страна могла одержать верх над европейской державой. Индийские газеты полны были новостей об этой войне и о том, что это будет означать для колонизированных стран.
Не в обычаях короля было встречать чиновников, являвшихся в Аутрем-хаус. Но он очень внимательно следил за русско-японской войной и желал знать, что об этом думают люди. Когда гости появились на пороге, король первым делом заговорил о войне.
– Администратор-сахиб, – без преамбул начал он, – вы видели новости? Японцы разгромили русских в Сибири?
Гость сдержанно поклонился:
– Разумеется, я видел сообщения, Ваше Величество. Но должен признаться, что не склонен придавать этому событию такое большое значение.
– Вот как? Что ж, я удивлен. – Король нахмурился, давая понять, что не намерен оставлять эту тему.
Накануне вечером Уму и администратора подробно проинструктировали о предстоящем визите в Аутрем-хаус. Им рассказали, что король никогда не участвует в подобных мероприятиях, их примет королева в приемной на первом этаже. Но, войдя, они обнаружили, что король очень даже участвует: одетый в мятую лоунджи, он расхаживал по комнате, шлепая себя по бедру свернутой в трубку газетой. Лицо его было бледным и одутловатым, а редкие седые волосы в беспорядке сбились на затылке.
Королева же оказалась ровно такой, какой должна была быть, – она сидела в высоком кресле спиной к дверям. Ума знала, что это часть заведенного порядка: посетители должны войти и в полном молчании рассесться на низких табуретах вокруг Ее Величества. Так королева пыталась сохранить дух мандалайского протокола: поскольку британские представители были непреклонны в своем отказе выполнять шико, она, в свою очередь, взяла за правило не замечать их присутствия. Уме велено было держаться начеку в приемной и внимательно глядеть под ноги, на валяющиеся там и сям мешки с рисом и корзины с далом. Эту комнату иногда использовали в качестве кладовой, и несколько неосторожных посетителей уже имели несчастье попасть в коварные ловушки: запросто можно было наткнуться на горы перца чили, спрятанные под диваном, или горшки с соленьями на книжных полках. Однажды грузный суперинтендант уселся прямо на колючие кости сушеной рыбы. В другой раз почтенный старый окружной судья, застигнутый врасплох мощным ароматом перца, чихнул так, что его вставные зубы пролетели через всю комнату и с клацанием упали у ног королевы.
Эти “истории в приемной” вызвали у Умы большие опасения, побудив ее закрепить свое сари непомерным количеством заколок и булавок. Однако, войдя, она обнаружила, что обстановка подействовала на нее вовсе не так, как ожидалось. Ума не только не сконфузилась, но странным образом почувствовала себя спокойно среди привычных запахов риса и мунг-дала. В любой другой обстановке королева Супаялат, с ее лицом-маской и лиловыми губами, показалась бы жутковатым призраком, но домашние запахи, такие знакомые, словно смягчали черты королевы, разбавляли суровую непреклонность.
В противоположном конце комнаты король громко похлопывал по ладони свернутой газетой.
– Итак, администратор-сахиб, – сказал он, – думали вы когда-нибудь, что мы доживем до дня, когда станем свидетелями того, как восточная страна громит европейскую державу?
Ума затаила дыхание. За несколько последних недель администратор много раз вступал в жаркие споры о последствиях японской победы над Россией. Некоторые из них заканчивались взрывами гнева. Сейчас она с тревогой наблюдала, как ее муж откашлялся.
– Я убежден, Ваше Величество, – ровным голосом заговорил администратор, – что победа Японии вызвала бурное ликование среди националистов в Индии и, без сомнения, в Бирме тоже. Но поражение русского царя ни для кого не стало сюрпризом и нисколько не успокоило врагов Британской империи. Империя сегодня сильнее, чем когда бы то ни было. Стоит лишь взглянуть на карту мира, чтобы увидеть истину.