Манджу разрыдалась.
– Я хочу домой. Прошу, отпустите меня. Не отправляйте меня к нему.
– Все, кто приходят, так говорят. А потом остаются навсегда.
Они подхватили Манджу под руки и вывели на ярко освещенную сцену студии. Манджу пребывала в полном смятении, нервы ее были на пределе. Чтобы не расплакаться, она не отрывала взгляда от пола, накинув на голову сари. Вскоре в поле зрения появилась пара начищенных черных туфель. Она услышала, как ее представили режиссеру. Сложив ладони, она, не поднимая глаз, пролепетала номошкар[106]. А потом увидела, как к ней приближается вторая пара туфель.
– А это мой добрый друг, – пропел режиссер. – Господин Нииладхри Раха из Рангуна.
Манджу подняла глаза. Не услышь она имени, ни за что бы его не узнала. С Нилом и Дину она встречалась много лет назад. Они приезжали в гости вместе со своей матерью, останавливались у них, внизу, на половине тетушки Умы. Но сейчас он совсем другой, с аккуратно подстриженной черной бородкой, в дорогом костюме.
– Нил?
Он уставился на нее, разинув рот в немом восклицании. И вовсе не потому, что он узнал ее, – причина, по которой Нил утратил способность говорить, заключалась в том, что Манджу была самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо видел.
– Нил? – повторила Манджу. – Ты меня не помнишь? Я Манджу, племянница Умы Дей.
Он медленно кивнул, не веря, как будто забыл собственное имя.
Она бросилась к нему, обняла.
– Ох, Нил, – всхлипывала она в дорогой пиджак. – Отвези меня домой.
Когда Манджу вернулась в гримерку за своей одеждой, ее ждал совершенно иной прием. Раскрашенные девицы теперь едва не пресмыкались перед ней.
– Так вы с ним знакомы?
– Но почему же вы нам не сказали?
Манджу не стала тратить время на объяснения. Она быстро переоделась и поспешила к дверям. Нил ждал у выхода, около пассажирской дверцы нового “деляж дропхед” 1938 года выпуска. Он любезно открыл перед ней дверцу и помог сесть. В салоне пахло новой кожей, сверкали хромированные детали.
– Какой красивый автомобиль. Это твой?
– Нет, – рассмеялся Нил. – Дилер предложил попробовать, на несколько дней. Я не смог устоять.
Глаза их на миг встретились, и оба тут же отвернулись.
– Куда хочешь поехать? – спросил он, заводя двигатель.
– Дай подумать… – Теперь, когда она сидела в машине, Манджу почувствовала, что не так уж стремится поскорее попасть домой.
– Тогда… – протянул он.
Она могла поклясться, что они думают об одном и том же.
– Возможно… – Предложение, так многообещающе зародившееся в голове, скончалось так и не рожденным на языке.
– Понятно.
– Да.
Каким-то образом этими обрывками фраз им удалось сообщить друг другу все, что они хотели сказать. Нил завел машину, и они выехали со студии. Оба знали, что у них нет никакой конкретной цели, что им просто нравится вот так сидеть вдвоем в движущемся автомобиле.
– Я так удивился, увидев тебя на студии, – со смехом признался Нил. – Ты что, действительно хочешь быть актрисой?
Манджу почувствовала, как краснеет.
– Нет. Просто хотела узнать, на что это похоже. Дома такая тоска…
Начав говорить, она уже не могла остановиться. И вдруг оказалось, что она рассказывает ему то, в чем никому не признавалась: как сильно она скучает по Арджуну, как его письма из Военной академии ввергли ее в отчаяние по поводу собственного будущего, какое это проклятие для женщины – жить тенью близнеца-мужчины. Она даже рассказала, как мать пыталась устроить ее брак, про потенциальных женихов и как женщины из семей женихов дергали ее за волосы и пересчитывали ей зубы.
Нил помалкивал, но Манджу поняла, что это просто свойственная ему немногословность. За густой черной бородой не разглядеть было выражения лица, но она ощущала, что он слушает внимательно и сочувственно.
– А чем ты занимаешься? – спросила она наконец. – Ты и вправду влиятельный кинопродюсер?
– Нет! – Это слово вырвалось у него прямо как ругательство. – Это вообще была не моя идея. Это все отец придумал…
А сам он, сказал Нил, собирался заняться торговлей тиком. Попросил, чтобы его взяли в семейный бизнес, но получил от ворот поворот. Раджкумар предложил сыну подумать о другой работе – тиковый бизнес, по его словам, не для всех, в особенности не для городских мальчиков. Нил продолжал настаивать, тогда отец вручил ему некоторую сумму и велел возвращаться, когда удвоит капитал. “Но каким образом?” – недоуменно спросил Нил. Ответ Раджкумара был прост: “Вложи деньги в кино, да куда угодно вложи”. Нил решил поймать его на слове. Поискал, где есть кинопроизводство, в Рангуне ничего не обнаружилось. Поэтому он решил попытать счастья в Индии.
– И давно ты здесь? – поинтересовалась Манджу. – И почему не навестил нас? Ты мог бы остановиться на первом этаже, у тетушки Умы.
Нил смущенно почесал бороду.
– Ну да… – протянул он. – Но ты же знаешь, есть проблема…
– Какая?
– Мой отец не ладит с твоей тетей.
– Ну и что, – возразила Манджу. – Твоя мама часто к нам приезжает. Уверена, твой отец не стал бы возражать, если бы и ты приехал.
– Может, и нет, но я все равно не хочу.
– Но почему?
– Понимаешь, – Нил опять запустил пальцы в бороду, – это было бы неправильно…
– Что было бы неправильно?
– Не знаю, как объяснить. – Он растерянно глянул на нее, и Манджу поняла, что Нил мучительно пытается подобрать слова, чтобы выразить мысль, которую никогда прежде не формулировал, даже для себя.
– Попытайся.
– Понимаешь, – почти виновато произнес Нил, – я вроде как единственный, кто на его стороне.
– В каком смысле? – оторопела Манджу.
– Ну, я так себя ощущаю. Что только я на его стороне. Взять вот для примера моего брата, Дину, – иногда мне кажется, что он по-настоящему ненавидит отца.
– За что?
– Может… не знаю… потому что они совсем разные.
– А вы похожи?
– Ага. По крайней мере, мне хотелось бы так думать. – Он на миг отвел взгляд от дороги и улыбнулся ей. – Не знаю, почему я все это тебе рассказываю. Чувствую себя полным идиотом.
– Вовсе ты не идиот, и я понимаю, что ты пытаешься сказать…
И они покатили дальше, почти наугад, сворачивая то на одну улицу, то на другую, выезжая задним ходом из тупиков и лихо разворачиваясь на широких проспектах. Уже почти стемнело, когда Нил наконец подвез ее к дому. Они договорились, что ему пока лучше не заходить.
На следующий день они встретились снова, и еще через день. Нил решил задержаться в Калькутте, а через месяц отправил телеграмму в Бирму.
И в один прекрасный день Долли возникла на пороге кабинета Умы.
– Долли? Ты здесь?
– Ага. И ты ни за что не догадаешься почему…
22
Свадьба напоминала стихийное бедствие, преобразившее все, до чего дотянулось. За считаные дни особняк “Ланкасука” превратился в огромную шумную ярмарочную площадь. На крыше работала бригада изготовителей пандалов[107], возводившая огромный навес из разноцветной ткани и бамбука. На тенистом заднем дворе небольшая армия поваров разбила палатки и вырыла ямы для костров. Все будто готовились к карнавалу.
Бела была самой младшей в доме, – худенькая и застенчивая, в свои пятнадцать она была неуклюжим подростком. Она попеременно то погружалась в тревожную тоску, то безудержно ликовала, не в силах разобраться в чувствах – окунуться ей с головой в праздничное веселье или спрятаться в своей комнате.
По мере приближения свадьбы нарастал вихрь телеграмм, доселе редких и, как правило, сообщавших дурные вести. Не проходило и дня, чтобы Бела не заметила почтальона, поднимавшегося на крыльцо с розовым конвертом. Арджун, в сопровождении своего денщика Кишана Сингха, должен был прибыть поездом. Долли, Дину и Раджкумар прилетали двумя днями раньше на одном из новеньких “дугласов” компании KLM.
Возбуждение достигло апогея в тот день, когда должны были прибыть гости из Рангуна. По счастливой случайности именно в тот год семья решила купить автомобиль, Ума с братом разделили расходы. Автомобиль доставили, как раз когда приготовления шли полным ходом, – новенькая модель 1939 года, скромный, в 8 лошадиных сил “джоветт”, с длинным капотом и элегантной, плавных форм решеткой радиатора. В придачу к нему для свадебных торжеств Нил снова одолжил у торговца машинами “деляж дропхед”.
Аэродром Дум-Дум было не узнать, здесь все изменилось со времени возвращения Умы в Индию. На месте старой взлетно-посадочной полосы возвели аэропорт с собственной таможней. Были расчищены сто пятьдесят акров земли под три новые взлетные полосы. Появилось внушительное трехэтажное административное здание со стеклянной диспетчерской вышкой и радиорубкой. Зона ожидания тоже изменилась, теперь это был не загон под открытым небом, а просторная, залитая светом галерея, под потолком которой энергично жужжали вентиляторы. В одном конце галереи поместили радиоприемник, настроенный на новости, в другом – стойку с чаем и закусками.
– Смотрите! – Бела подбежала к окну, указывая на самолет в небе.
Они смотрели, как приземляется “дуглас”. Первым вышел Дину – в лоунджи и свободной рубахе, которую ветер трепал на худощавой фигуре, пока Дину ждал родителей.
Долли с Раджкумаром показались последними. На Долли была зеленая лоунджи, а в волосах, как всегда, белый цветок. Раджкумар шел очень медленно, слегка опираясь на Долли. Волосы его совсем побелели, а лицо обвисло утомленными складками.
Раджкумару перевалило за шестьдесят. Недавно он перенес небольшой инсульт и встал с постели вопреки рекомендациям врачей. Его бизнес, пострадавший во время Депрессии, не приносил былых доходов. За последнее десятилетие торговля тиком претерпела серьезные изменения, и старомодные воротилы вроде Раджкумара стали анахронизмом. Раджкумар увяз в долгах и вынужден был продать многие из своих предприятий.