гали… Такая близость… так долго находиться в чьем-либо обществе – я никогда не хотел делать портреты, а уж обнаженные тем более. Это для меня впервые, и это нелегко.
– Мне это должно польстить?
– Не знаю… Но чувствую, что фотографии помогли мне узнать тебя… И я понял, что ты лучше всех, кого я знаю.
Она весело рассмеялась.
– Только потому, что сделал несколько фотографий?
– Не только.
– Почему тогда?
– Потому что это самый интимный способ узнать кого-либо… или что-либо.
– Ты хочешь сказать, что не узнал бы меня, если бы не камера?
Дину, нахмурившись, посмотрел на свои руки.
– Я могу сказать вот что. Если бы я не провел столько времени с тобой здесь, фотографируя… Я не смог бы сказать с такой определенностью…
– Что?
– Что я влюблен в тебя.
Она от неожиданности выпрямилась, но, прежде чем смогла заговорить, Дину продолжил:
– И еще я знаю…
– Что?
– Что хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
– Замуж! – Она опустила подбородок на колени. – С чего ты взял, что я захочу замуж за того, кто может разговаривать со мной только через объектив?
– То есть нет?
– Я не знаю, Дину. – Элисон нетерпеливо тряхнула головой. – Зачем жениться? Разве нам плохо так?
– Я хочу жениться – чтобы не только так.
– Зачем все портить, Дину?
– Потому что я хочу…
– Ты совсем не знаешь меня, Дину. – Она с улыбкой погладила его по голове. – Я совсем не похожа на тебя. Я своенравна, я избалованна, брат вечно называл меня вздорной. Если бы мы поженились, ты уже через неделю возненавидел бы меня.
– Полагаю, об этом мне судить.
– И для чего нам жениться? Тимми тут нет, как нет больше и моих родителей. Ты видишь, в каком состоянии мой дедушка.
– Но что, если… – Он чуть наклонился и положил ладонь ей на живот. – Что, если тут ребенок?
Она пожала плечами:
– Тогда и посмотрим. А сейчас давай просто наслаждаться тем, что имеем.
Вскоре после их первой встречи, во время которой не было произнесено ни слова, Дину понял, что между ним и Илонго существует некая связь – связь, о которой известно Илонго, но о которой сам он не подозревает. Это понимание возникало постепенно, из последовавших после бесед, подпитываемых вопросами и случайными намеками – интересом Илонго к дому Раха в Рангуне, его вниманием к семейным фотографиям, тем, как словосочетание “твой отец” в его устах постепенно преобразовалось в просто “отец”.
Дину понимал, что его подготавливают – однажды Илонго решит, что момент настал, и тогда поведает о чем-то важном. Странно, но любопытства Дину почти не испытывал, и не только потому, что был целиком сосредоточен на Элисон, но еще из-за самого Илонго. Было в нем что-то настолько внушающее доверие, что Дину не волновался, признавая за ним верховенство.
Если не считать Элисон, Дину видел Илонго чаще, чем кого-либо еще в Морнингсайде, и зависел от него во множестве мелочей – отправить письма, обналичить чек, одолжить велосипед. Когда он решил обустроить темную комнату, именно Илонго помог найти в Пенанге подержанное оборудование.
В одно из воскресений Дину поехал вместе с Илонго в еженедельный тур в Сунгай Паттани с Сая Джоном. Они, как всегда, заглянули в ресторан Ах Фатта, где Сая Джон вручил свой обычный конверт.
– Я делаю это ради своей жены, – сказал он Дину. – Она была хакка[130], по обеим линиям. И всегда говорила, что я тоже хакка, просто никто не мог подтвердить, поскольку я не знал своих родителей.
Потом Дину с Илонго повезли Сая Джона в церковь Христа Царя в пригороде. Церковь была светлой и нарядной, с высоким беленым шпилем и отделанным полированными деревянными балками фасадом. В тени цветущего дерева собралась празднично одетая паства. Ирландский священник в белом облачении увел Сая Джона, похлопывая его по спине:
– Господин Мартинс! Как вы себя чувствуете сегодня?
Дину с Илонго пошли на утренний сеанс в кинотеатр, посмотрели Эдварда Дж. Робинсона в “Я есть Закон”. На обратном пути, забрав Сая Джона, заехали к матери Илонго на миску лапши.
Мать Илонго, преждевременно сгорбившаяся, была близорука. Пока Илонго их знакомил, Дину догадался, что она уже знает, кто он такой. Она попросила Дину подойти поближе и коснулась его лица потрескавшимися мозолистыми пальцами. И сказала на хиндустани:
– Мой Илонго гораздо больше похож на твоего отца, чем ты.
Какой-то частью сознания Дину совершенно точно понял, о чем она говорит, но ответил как будто бы в шутку:
– Да, верно. Я и сам вижу сходство.
За исключением этого напряженного момента, визит прошел благополучно. Сая Джон казался необычайно бодрым, почти прежним. Все съели по несколько порций лапши, а в конце трапезы мать Илонго подала густой молочный чай в стеклянных стаканах. Уходя, все чувствовали – и это вовсе не было неловким, – что визит, начавшийся как встреча незнакомцев, странным образом перерос – и по интонациям, и по характеру беседы – в семейное примирение.
По пути домой они сидели все вместе на переднем сиденье грузовика, Илонго за рулем, а Сая Джон посередине. Илонго явно расслабился, как будто преодолел какое-то препятствие. Но Дину трудно было уложить в голове мысль, что Илонго может быть его наполовину братом. Братом был Нил – тут статус был очевиден. С Илонго совсем иначе. Если уж на то пошло, Илонго был инкарнацией его отца – человеком, каким тот был некогда в юности, гораздо лучшим, чем тот человек, которого знал Дину. И в этой мысли нашлось некоторое утешение.
Тем вечером Дину впервые поделился своими подозрениями с Элисон. После ужина она потихоньку пробралась к нему в комнату, как порой делала, уложив дедушку спать. Посреди ночи она проснулась и увидела, что Дину сидит у окна с сигаретой.
– Что случилось, Дину? Я думала, ты спишь.
– Не мог уснуть.
– Почему?
Дину рассказал, как они заезжали в гости к матери Илонго и что та сказала. Потом пристально взглянул в глаза Элисон и спросил:
– Скажи, Элисон… мне все почудилось или в этом есть нечто?
Она молча пожала плечами, затянувшись его сигаретой.
Он повторил, более настойчиво:
– В этом есть зерно истины, Элисон? Если ты знаешь, то должна сказать мне…
– Я не знаю, Дину. Всегда ходили слухи. Но никто никогда ничего не говорил прямо – во всяком случае, мне. Ты же знаешь, как это бывает – есть вещи, о которых не говорят.
– А ты? Ты веришь в эти… слухи?
– Раньше не верила. А потом дедушка сказал кое-что, что заставило меня изменить мнение.
– Что именно?
– Что твоя мать просила его позаботиться об Илонго.
– То есть она знает – моя мать?
– Думаю, да.
Дину молча закурил следующую сигарету. Элисон опустилась рядом, заглянула ему в лицо.
– Ты огорчен? Зол?
Он улыбался, поглаживая ее обнаженную спину.
– Нет. Я не огорчен… и не более зол, чем всегда. Странная штука, правда – узнать, что за человек мой отец, и совсем не удивиться. Просто теперь мне хочется никогда не возвращаться домой…
Несколько дней спустя Элисон передала письмо, которое только что доставили.
Дину работал в темной комнате, он высунулся, взглянул на конверт: из Рангуна, от отца. Не раздумывая, он разорвал письмо и вернулся к работе.
Вечером за ужином Элисон спросила:
– Дину, ты письмо получил?
Он кивнул.
– Это от твоего отца, да?
– Полагаю, да.
– Ты прочел?
– Нет. Я порвал его.
– И ты не хочешь узнать, о чем он написал?
– Я знаю, о чем он написал.
– И?
– Он хочет продать свою долю в Морнингсайде.
Элисон замерла, потом отодвинула тарелку.
– И ты этого тоже хочешь, Дину?
– Нет. Что касается меня, я намерен остаться здесь навсегда… Я собираюсь устроить фотостудию в Сунгай Паттани и зарабатывать на жизнь своей камерой. Это то, чем я всегда хотел заниматься, – и это место ничуть не хуже любого другого.
31
В тот вечер, когда Илонго привез Арджуна в Морнингсайд-хаус, Дину, Элисон и Сая Джон ужинали в столовой за длинным столом красного дерева. На стенах мягко светились бамбуковые бра, придуманные Эльзой.
Предвкушая, как удивится Дину, Илонго широко улыбался.
– Смотрите, кого я привез.
В комнату вошел Арджун, держа фуражку в руках. Портупея поблескивала в золотистом свете бамбуковых бра.
– Арджун?
– Привет. – Обойдя стол, Арджун похлопал Дину по плечу: – Рад видеть тебя, старина.
– Но, Арджун… – растерянно привстал Дину, – что ты тут делаешь?
– Я все вам расскажу, – улыбнулся Арджун. – Но, может, сначала представишь меня?
– Да, конечно. – Дину повернулся к Элисон: – Это Арджун. Зять Нила – брат-близнец Манджу.
– Рада вашему приезду. – Элисон наклонилась к Сая Джону и мягко проговорила ему прямо в ухо: – Дедушка, это зять Дину. Его прислали на военную базу в Сунгай Паттани.
Теперь настал черед Арджуна удивляться:
– Как вы узнали, что меня перевели в Сунгай Паттани?
– Я видела вас в городе.
– Неужели? Удивительно, что вы заметили меня.
– Разумеется, заметила. – И Элисон, запрокинув голову, весело рассмеялась. – В Сунгай Паттани каждый чужак на виду.
– А мне ты ничего не сказала, Элисон, – встрял Дину.
– Я просто увидела мужчину в форме. Откуда мне было знать, что это твой зять?
– А я догадался, – сказал Илонго. – Догадался сразу, как увидел.
– Точно, – кивнул Арджун. – Я зашел в контору поместья спросить про Дину. И еще рот раскрыть не успел, как он говорит: “Вы зять господина Нила?” Меня прямо как обухом по голове. Говорю: “Откуда вы знаете?” – а он: “Господин Дину показывал мне фотографии со свадьбы вашей сестры”.
– Так оно и было.
Дину вспомнил, что в последний раз они с Арджуном виделись два года назад в Калькутте. Арджун, похоже, слегка подрос за это время – или просто форма ему тесновата? Хотя Арджун всегда был высоким, Дину еще никогда не чувствовала себя таким маленьким в его обществе, как сейчас.