– Что ж, – жизнерадостно продолжила Элисон, – вы, должно быть, не прочь перекусить – и вы, и Илонго.
Стол был уставлен десятками маленьких разноцветных китайских плошек с едой. Большая часть их так и стояли нетронутыми.
Арджун жадным взором обвел стол:
– Настоящая еда, наконец-то…
– А что, – удивилась Элисон, – на базе вас не кормят?
– Ну, думаю, они стараются.
– Здесь вполне хватит на двоих, – Элисон обвела рукой стол, – устраивайтесь. Илонго, ты тоже. Кухарка вечно жалуется, что мы возвращаем еду, даже не попробовав.
– Я не могу остаться, – помотал головой Илонго.
– Уверен?
– Да, мама ждет.
Илонго ушел, оставив свободным место рядом с Элисон. Арджун сел, и Элисон принялась накладывать ему на тарелку одно блюдо за другим.
– Это называется айям лимау пурут – цыпленок с листьями лайма и тамариндом, а это самбал[131] с креветками в листьях пандануса, а это пряные баклажаны в соусе белакан, а вон там чинкалок с чили – креветки, маринованные в лаймовом соке. А здесь рыба, приготовленная на пару с бутонами имбиря…
– Какое пиршество! И это ваш обычный ужин?
– Моя мама всегда гордилась своей кухней, – сказала Элисон. – И теперь это стало семейной традицией.
Арджун с аппетитом накинулся на еду.
– Это восхитительно!
– Ваша тетушка Ума тоже любила местную кухню. Помнишь, Дину? Еще в то время?
– Верно, – кивнул Дину. – Кажется, у меня даже есть фотографии.
– Никогда не пробовал ничего подобного, – признался Арджун. – Как это называется?
– Это кухня ньонья, – объяснила Элисон. – Один из величайших секретов мира, как любила говорить моя мама.
Неожиданно заговорил Сая Джон:
– Все дело в цветах.
– В цветах, дедушка?
Сая Джон взглянул на Арджуна на миг прояснившимися глазами.
– Именно – цветы в еде. Бунга кентан и бунга теланг – цветки имбиря и синие цветы. Это они придают еде необычный вкус. Так всегда говорит Эльза. – Тень скользнула по лицу, и глаза его вновь затуманились. – Надо не забыть отправить телеграмму Мэтью и Эльзе, – обратился он к Элисон. – Они должны заехать в Малакку на обратном пути.
Элисон резко встала.
– Прошу извинить нас, – кивнула она Арджуну. – Дедушка устал. Я должна отвести его в постель.
– Разумеется. – Арджун вскочил.
Элисон помогла Сая Джону подняться и медленно повела его к дверям. У выхода она обернулась к Арджуну:
– Очень приятно, когда гостю нравится наша еда, – кухарка вечно ворчит, что Дину ничего не ест. Она будет счастлива, что вам понравилась ее стряпня. Вы обязательно должны зайти к нам еще.
– Непременно, – усмехнулся Арджун. – В этом можете не сомневаться.
Голос Элисон звучал так тепло и нежно, Дину не слышал этих ноток прежде. Он ощутил внезапный приступ ревности.
– Ну что ж, старина, – добродушно сказал Арджун, – ты в курсе, что дома все с ума сходят от беспокойства?
Дину вздрогнул.
– Нет. И незачем так орать.
Он никак не мог собраться с духом, чтобы продолжить беседу с Арджуном.
– Ну прости, – хохотнул Арджун, – я вовсе не хотел тебя огорчать…
– Уверен, что не хотел.
– Я получил письмо от Манджу, так и узнал, где тебя искать.
– Понятно.
– Она сказала, что они давно не получали от тебя весточек.
– Надо же…
– Что мне им передать?
Дину поднял голову и очень медленно произнес:
– Ничего. – И безучастно добавил: – Я бы хотел, чтобы ты ничего им не говорил…
– Могу я узнать почему? – вопросительно приподнял бровь Арджун.
– Тут нет никакой загадки, – пожал плечами Дину. – Видишь ли… отец отправил меня в Малайю, потому что он хочет продать нашу долю в Морнингсайде.
– И что?
– Но я, попав сюда… решил, что это неудачная мысль.
– Ты полюбил это место, насколько я догадываюсь?
– Не совсем так. – Дину посмотрел прямо в глаза Арджуну. – Дело в Элисон.
– В каком смысле?
– Ну, ты же видел ее…
– Видел, – кивнул Арджун.
– Значит, ты понимаешь, что я имею в виду.
– Ты, кажется, хочешь мне что-то сказать, Дину. – Арджун отодвинул стул. – Дай-ка угадаю – ты пытаешься сказать, что запал на нее?
– Вроде того.
– Понятно. И думаешь, она к тебе тоже неравнодушна?
– Думаю, да.
– Она тебе что, не сказала?
– Нет… не словами.
– Надеюсь, ты не ошибаешься. – Арджун опять рассмеялся, блеснув идеальными зубами. – Должен признаться, не уверен, что такому парню, как ты, подходит такая женщина, как она.
– Это не имеет значения, Арджун… – Дину вымученно улыбнулся. – В моем случае мне приходится в это верить…
– А с чего так?
– Понимаешь, я не такой, как ты, Арджун. Мне всегда было нелегко сходиться с людьми, особенно с женщинами. Если что-то пойдет не так… у нас с Элисон… Я не знаю, как справлюсь…
– Дину, я правильно понимаю, что ты меня предупреждаешь – советуешь держаться подальше?
– Наверное, да.
– Ясно. Но, знаешь, в этом нет нужды.
– Отлично. – Дину почувствовал, что улыбается. – Что ж, значит, вопросов нет.
Арджун посмотрел на часы и встал:
– Итак, ты выразился достаточно ясно. Так что, пожалуй, я пойду. Передашь мои извинения Элисон?
– Да, конечно.
Они вместе вышли через парадную дверь. “Форд V8” Арджуна стоял у входа. Открыв дверцу, Арджун протянул руку:
– Рад был повидаться, Дину. Пускай и недолго.
Дину внезапно устыдился собственных чувств.
– Я не собирался выгонять тебя, Арджун… – виновато сказал он. – Пожалуйста, не думай, что тебе здесь не рады. Ты можешь вернуться… Скоро… Уверен, Элисон будет приятно.
– А тебе?
– И мне.
– Уверен? – весело спросил Арджун.
– Конечно. Ты должен… должен еще приехать.
– Тогда приеду, если не возражаешь, Дину. Было бы неплохо время от времени сбегать с базы.
– Почему? Там что-то не так?
– Не то чтобы не так, но не всегда так спокойно, как должно быть…
– Почему?
– Не знаю, как объяснить, Дину. С тех пор как нас перебросили в Малайю, все изменилось.
Вторжение Арджуна в их жизнь напоминало смену времени года. Он заезжал почти ежедневно, часто привозил с собой Харди или еще кого-нибудь из приятелей. Сунгай Паттани стал теперь штаб-квартирой 11-й Дивизии, и Арджун встретился со множеством старых друзей и приятелей. По вечерам они собирались своей компанией и уезжали с базы на любом транспортном средстве, какое оказывалось под рукой, – иногда на арендованной машине, порой на казенном “форде”, а иногда даже на мотоцикле “харлей-дэвидсон”. Обычно они заявлялись с наступлением темноты, с включенными фарами и победными гудками.
– Они здесь! – Элисон бежала вниз предупредить кухарку.
Ей явно нравились эти визиты, Дину не сомневался – ей доставляет удовольствие, что в доме вновь полно людей. Элисон появлялась в одежде, о существовании которой у нее он даже не подозревал, до сих пор он видел Элисон только в скромных платьях в конторе и иногда в шелковом чхёнсам. А сейчас из шкафов высыпались целые вороха ярких изысканных нарядов – элегантные шляпки и платья, которые ее мать заказывала в Париже в период расцвета Морнингсайда.
Почти каждый вечер дом оглашался командными голосами и громким смехом. Они, кажется, только и делали, что беспрерывно смеялись, эти молодые офицеры, – малейшая шутка заставляла их взрываться от хохота, восторженно колотя друг друга по спине. Обычно они приносили с собой виски, джин или ром. Иногда вместе с ними приезжал Кишан Сингх, чтобы обслуживать и подавать напитки. Они рассаживались на террасе, потягивая стенга[132] и джин слинг. На обеденном столе мгновенно появлялось невероятное количество еды. Элисон приглашала гостей в столовую, а потом Арджун перехватывал инициативу, угощая друзей и рассказывая в мельчайших подробностях про каждое блюдо: “Гляньте сюда, это утка – она тушилась в соке сахарного тростника, вы в жизни ничего подобного не пробовали. А вот тут – видите эти креветки? Они приготовлены с цветами, с бутонами имбиря, это и придает им такой восхитительный вкус…”
Дину наблюдал за действом, как зритель в цирке, пусть и понимал, что роль хозяина должна принадлежать ему. Но с каждым из таких вечеров он чувствовал, как его присутствие в доме все уменьшается, съеживается. И неважно, заявлялся Арджун один или в компании друзей. Он, казалось, умел заполнить все пространство одним собой. Нельзя отрицать, в нем было нечто неотразимо притягательное – уверенность в себе, привычка командовать, неукротимый аппетит. Дину было ясно, что тягаться с Арджуном ему нечего и надеяться.
После каждого ужина Арджун заводил граммофон и убирал ковры с паркетного пола. Он и его друзья по очереди танцевали с Элисон. Для Дину стало откровением, что она прекрасно танцует, лучше, чем все, кого он знал, прямо как актриса в кино – с легкостью, точностью и энергией словно бы неисчерпаемой. Среди мужчин лучшим танцором был Арджун. В конце вечера он обычно ставил свою любимую пластинку, и оркестр Томми Дорси играл “С тобой я становлюсь сентиментальным”. Все остальные отступали, чтобы освободить им место, и когда пластинка со скрежетом останавливалась, комната взрывалась аплодисментами. После этих вечеров Элисон, кажется, с трудом вспоминала, что Дину вообще существует.
Время от времени Арджун объявлял, что ему удалось выпросить бензина у “парней пилотов” с аэродрома. Тогда они отправлялись в экспедицию, иногда только втроем, иногда в составе большой компании. Одна из таких вылазок привела их в коттедж на вершине Гунунг Джерай. Группа пилотов экспроприировала это место для вечеринки, все они должны были стать гостями Арджуна.
Они взяли штабной “форд”. Чтобы попасть на вершину, нужно было объехать вокруг горы, через тихие кампонги[133] с мечетями в тени пальм. Детишки на рисовых полях махали им вслед, поднимаясь на цыпочки, чтобы высунуться над тяжелыми стеблями. Стоял облачный ноябрьский день, прохладный бриз тянул с моря.