Дорога, которая вела на вершину, была немногим лучше деревенской грунтовки. Она петляла по склону, круто поднимаясь. Склон густо порос лесом, и дорога местами вилась сквозь заросли джунглей. Здесь было на несколько градусов прохладнее, чем в долине, а солнце скрыто плотной, текучей пеленой облаков. Наверху растительность резко закончилась и появилось здание горного приюта, он немного напоминал английский коттедж, за исключением того, что по периметру был окружен балконом, с которого открывался невероятный вид на побережье и окрестные равнины.
На балконе толпились военные в серой, синей, хаки и бутылочно-зеленой форме. На фоне униформы мелькали яркие платья нескольких женщин. Где-то внутри здания играл оркестр.
Арджун с Элисон ушли в дом танцевать, а Дину оказался предоставлен самому себе. Он прошелся по балкону, мимо столов, накрытых развевающимися на ветру белыми скатертями. Вид на равнину застилали облака, налетевшие с моря. Но по временам ветер разрывал облачный покров, открывая умопомрачительные картины, он увидел Сунгай Паттани у подножия горы, сотни акров каучука, тянущиеся во всех направлениях. Вдали разглядел скалистые вершины острова Пенанг и торчащие пальцы причалов порта Баттерворт. Широкой лентой через равнину тянулось шоссе, приближаясь с южной стороны долины и исчезая к северу, где проходила граница. На западе лежало Андаманское море, окрашенное во все цвета заката.
В следующий же ясный день, пообещал себе Дину, он захватит сюда камеру. Впервые в жизни он пожалел, что не научился водить автомобиль, любые усилия были бы оправданы только ради этого вида.
Назавтра Арджун явился в Морнингсайд в неурочный час – в одиннадцать утра. Он приехал на мотоцикле – “харлей-дэвидсон”, машине с осиной талией и голубиной грудью, – окрашенном в тусклый военный зеленый. Сбоку была прицеплена коляска. К дому Арджун подкатил от здания конторы вместе с сидящей в коляске Элисон.
Дину работал в темной комнате, когда Арджун с порога заорал:
– Дину! Спускайся. У меня новости!
– Что?.. – слетел по лестнице вниз Дину.
Арджун с хохотом хлопнул его по спине:
– Ты стал дядей, Дину, – как и я. Манджу родила ребенка – девочку.
– О… Я рад…
– Мы едем праздновать. Давай с нами.
– Куда вы собрались?
– К морю. Запрыгивай позади меня.
Дину посмотрел на Элисон, та отвернулась. Он почувствовал, как ноги наливаются свинцом. Последние дни он изо всех сил старался не отставать от этих двоих, но он не мог стать тем, кем не являлся. Он не желал быть рядом только для того, чтобы его присутствие тяготило ее, как напоминание, – все что угодно, только не это.
– Не думаю, что вы на самом деле хотите моего общества, – тихо произнес Дину.
Они хором запротестовали.
– Дину, что за чушь!
– Да брось, Дину. Не валяй дурака.
Дину отвернулся.
– Мне нужно закончить работу. А вы поезжайте. Расскажете обо всем, когда вернетесь.
Он ушел в дом, поднялся на второй этаж. Услышав кашляющий звук мотоциклетного стартера, не удержался, чтобы не выглянуть в окно. “Харлей” несся по дорожке к выезду из поместья. Мелькнул платок Элисон, развевающийся, как флаг.
Вернувшись в темную комнату, он ощутил резь в глазах. Раньше он всегда мог рассчитывать на темную комнату – ее умиротворяющая обстановка, тусклый красный свет были неизменным источником покоя. Но сейчас свет казался слишком ярким, невыносимым. Он выключил лампу и сел, скорчившись, на полу, обхватив колени.
Предчувствия с самого начала его не подвели. Он знал, что Арджуну нельзя доверять, – и Элисон тоже, после его появления. Но что он мог сделать? Они взрослые люди, и у него нет по большому счету никаких претензий к ним.
Он коснулся лица и обнаружил, что оно мокрое. И разозлился на себя: если и существовал какой-то принцип, на котором он хотел построить свою жизнь, так это принцип никогда не жалеть себя, – он знал, что этой дороге нет конца, стоит только однажды ступить на нее.
Дину поднялся и принялся в темноте бродить по комнате, припоминая размеры, форму и расположение каждого предмета мебели и каждой мелочи. Он считал шаги и каждый раз, натыкаясь на стену или ударяясь о что-либо, начинал считать сначала.
Он принял решение. Он уйдет. Элисон потеряла к нему интерес, это ясно, и оставаться в Морнингсайде нет никакого смысла. Прямо сейчас соберет вещи, переночует в доме у матери Илонго. А завтра поедет в Пенанг, дождется парохода, который увезет его обратно в Рангун.
Мотоцикл несся строго на запад, по дороге, которая постепенно сжалась до истертой ленты асфальта, окаймленной пылью и песком. Они проехали через небольшой городок с мечетью, увенчанной голубым куполом, а потом впереди возникло море, сияющее синевой. Волны плавно вползали на длинную песчаную отмель. Дорога повернула налево, параллельно пляжу. Они въехали в маленькую деревушку, и тут дорога закончилась. На рыночной площади пахло соленой водой и сушеной рыбой.
– Мы оставим мотоцикл здесь? – спросила Элисон.
– Нет, – рассмеялся Арджун, – незачем. Поедем дальше. Этот “харлей” пройдет где угодно.
Жители деревни сбежались поглазеть, как они проезжают через рынок, пробираясь в узкие щели между хижинами. Когда они поднялись на дюну, отделявшую селение от моря, мотоцикл взревел. Песок ослепительно белел под полуденным солнцем. Арджун не сворачивал с края пляжа, где тонкий ковер сорняков удерживал слой почвы. Он ехал медленно, петляя между согнутыми ветром стволами кокосовых пальм.
Деревня осталась далеко позади, они въехали в бухту, окруженную панданусами. Пляж представлял собой узкую белую полоску песка. У самого входа в бухту, не больше чем в сотне ярдов от берега, торчал крошечный островок, поросший густым лесом, с зеленым кустарником и карликовыми соснами.
– Давай остановимся здесь, – попросила Элисон.
Арджун закатил мотоцикл в тень, поставил его на подножку. Они сбросили обувь, Арджун закатал брюки и побежал по раскаленной полоске пляжа прямо в воду. Начался отлив, море было спокойным, волны ласково гладили берег. Вода была такой чистой, будто увеличительное стекло поднесли к меняющимся узорам морского дна, и казалось, что оно выложено разноцветной мозаикой.
– Давай искупаемся, – предложил Арджун.
– У меня с собой ничего нет.
– А неважно. – Арджун уже расстегивал форменную рубашку. – Здесь никого нет.
Элисон надела на прогулку повседневное хлопковое платье. Сперва она приподняла было подол, чтобы не замочить, но сейчас отпустила. Вода быстро пропитала ткань до самой талии.
– Да брось, Элисон. Это место целиком наше. – Полы рубашки Арджуна уже свободно свисали, пуговицы расстегнуты.
– Ну уж нет, – рассмеялась она, – сейчас декабрь. Ты должен уважать нашу зиму.
– Но ведь не холодно. Давай же. – Он потянул ее за руку, кончик языка смешливо высунулся между зубами.
Пальцы тонули в песке, сквозь прозрачную воду она увидела причудливый изгиб раковины, закопанной у ее ног. Элисон сунула руку в воду. Раковина оказалась неожиданно тяжелой и большой, ее пришлось держать двумя руками сразу.
– Что это? – заглянул через плечо Арджун.
Его форменные брюки промокли почти до пояса.
– Это наутилус.
Раковина имела эллиптическое отверстие с одного конца, как рог, внутри она была насыщенного перламутрового цвета, с серебристым отливом. А само тело раковины было свернуто почти в идеальную спираль. Спираль заканчивалась в центре крошечным выступом, напоминавшим сосок.
– Откуда ты знаешь, как это называется? – удивился Арджун. Он разглядывал раковину, стоя у Элисон за спиной, и подбородок его чуть касался ее макушки.
– Дину показывал мне фотографию похожей ракушки. Он считает, это один из величайших снимков на свете.
Его руки потянулись к ее плечам и дальше, окружая тело. Ладони легли на раковину, пальцы переплелись с ее пальцами, она чувствовала его влажные ладони поверх своих. Арджун провел большим пальцем по краю перламутрового устья, по линии, опоясывающей выпуклую форму, к крошечной, похожей на сосок точке, венчавшей центральный холмик раковины.
– Мы должны…
Элисон чувствовала его дыхание на своих волосах.
– Мы должны захватить ее для Дину. – Голос Арджуна внезапно стал хриплым. Он убрал руки и шагнул назад. – Пойдем на разведку, – предложил он, указывая в сторону островка у входа в бухту. – Держу пари, мы туда сможет дойти. Вода низкая.
– Я не хочу мочить платье, – улыбнулась она.
– Тебе и не придется. Если станет глубоко, я понесу тебя на спине.
Он взял ее за руку и потянул на глубину. Вода постепенно дошла до пояса, а потом песчаное дно вновь начало подниматься, образуя склон к берегу острова. Арджун пошел быстрее, потянув Элисон за собой. Добравшись до берега, они уже бежали. Промчались по выжженной солнцем полоске песка в тенистую глубину острова. Элисон упала на спину на мягкую песчаную землю, глядя в небо. Вокруг плотной стеной росли кусты пандануса, закрывая их от берега.
Арджун шлепнулся на живот рядом с ней. Элисон все еще держала в руках наутилуса, он высвободил раковину из ее ладоней, положил ей на грудь и принялся водить пальцем по спиральным завиткам.
– Как красиво, – выдохнул он.
Элисон видела, как сильно он ее хочет; в настойчивости его желания было нечто непреодолимое. Когда его ладонь соскользнула с раковины, она не предприняла никаких попыток остановить его. С этого момента, когда уже было слишком поздно, все изменилось.
Словно и он и она были не здесь, словно тела их подчинялись какой-то неотвратимости, а не желанию, их будто накрыло опьянением от когда-то виденных ими образов – картин, песен, танцев. Их самих точно и не существовало вовсе, – два незнакомца, тела которых лишь выполняли некую функцию. Она вспомнила, как это было с Дину, его предельную сосредоточенность на происходящем, ощущение, что время замерло. Только сейчас, во время этого соития отсутствующих, она постигла, что значит полное присутствие, когда зрение, сознание и осязание сливаются в нечто единое и ты одновременно созерцаешь и являешься объектом созерцания.