Дину сразу подумал об Элисон. Он не виделся с ней с того момента, как они с Арджуном уехали на пляж, но помнил, что на следующий день она собиралась в Сунгай Паттани, об этом шла речь еще накануне. У нее там были какие-то дела.
А вдруг сейчас она как раз в городе? Дину, даже не собрав штатив, бросился к велосипеду. Сначала он помчался в Морнингсайд-хаус, где кухарка подтвердила, что Элисон уехала рано утром, на “дайтоне”. Убегая, Дину заглянул к Сая Джону. Тот мирно дремал в кресле на террасе.
Спускаясь к конторе поместья, Дину заметил толпу, собравшуюся на площадке. Подрулив ближе, он увидел Илонго, который стоял на табуретке и обращался к людям на тамильском. Поймав его взгляд, Дину махнул рукой.
– Что происходит, Илонго?
– Ты что, не слушаешь радио?
– Нет…
– Японцы вступили в войну. Аэродром в Сунгай Паттани разбомбили.
Дину молчал, переваривая информацию.
– Сегодня утром Элисон собиралась в Сунгай Паттани… – сказал он наконец. – Мы должны съездить туда и выяснить, все ли с ней в порядке…
– Я сейчас не могу. – Илонго указал на собравшихся людей: – Они ждут…
– Зачем? Что им нужно?
– Управляющие некоторых поместий в округе закрыли конторы и уехали в Сингапур. Наши люди встревожены. Они хотят быть уверены, что им заплатят… – Илонго сделал паузу, порылся в карманах и извлек связку ключей: – Вот, поезжай. Возьми грузовик.
Дину вернул ключи:
– Я не умею водить.
– Тогда подожди, я скоро закончу.
С балкона конторы Дину наблюдал, как Илонго разговаривает с народом. Собрание тянулось, казалось, целую вечность, только к полудню толпа начала понемногу рассасываться. Наконец Илонго завел грузовик, и они поехали в сторону Сунгай Паттани.
И вскоре наткнулись на другую толпу. Авианалет закончился всего несколько часов назад, но люди хлынули из города, запрудив дороги. Многие шли пешком, пожитки несли на плечах, завязав в узлы; мальчишка толкал велосипед, к багажнику был примотан огромный радиоприемник; двое мужчин тащили самодельную тележку, в которой сидела пожилая женщина. Ближе к городу дорогу перекрыла пробка из сигналящих автомобилей. Илонго, высунувшись в окошко кабины грузовика, начал расспрашивать беженцев, ему рассказали, что воздушный налет застал город врасплох, не было ни сигналов тревоги, ни сирен. И сейчас все, у кого была возможность, спешили по деревням, переждать неприятности.
Они оставили грузовик за магазином и пошли в город пешком. Обыскали все места, куда предположительно могла наведаться Элисон, – банки опустели, большинство магазинов заперты. Парикмахер Элисон уехал.
– Где она может быть?
– С ней все будет в порядке, не волнуйся.
Обратно в поместье они поехали по дороге мимо аэродрома. Стоянка самолетов была усеяна дымящимися грудами металла, но рулежные дорожки уцелели. Им попался сторож-индиец, который рассказал, что ходили слухи, будто японские бомбардировщики наводил шпион, предатель из британской армии.
– Индиец? – встревоженно спросил Дину.
– Нет, англичанин. Мы видели, как его уводили, арестованного.
Дину был потрясен, но немного успокоился.
Только когда они вернулись домой к Илонго, Дину вспомнил, что собирался сбежать в Пенанг. И решил отложить отъезд на некоторое время: он не может уехать, не убедившись, что с Элисон все в порядке. Дину вернулся в Морнингсайд и стал ждать.
Когда машина Элисон появилась на подъездной дорожке, солнце уже садилось. Дину ждал в дверях. Облегчение от того, что она невредима, словно вышибло пробку, выпуская все тревоги этого дня. Он начал орать, едва она выбралась из машины:
– Элисон… где, черт побери, ты шлялась?! Тебя не было весь проклятый день…
– А ты? – рявкнула она в ответ. – Где ты шлялся прошлой ночью?
– У Илонго, – воинственно парировал он. – Я уезжаю… в Рангун.
Элисон коротко злобно хохотнула.
– Ну удачи тебе. Посмотрим, далеко ли ты уедешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Сегодня утром я была в Баттерворт. На дорогах хаос. Не думаю, что тебе удастся куда-то выбраться.
– Баттерворт? Что ты делала в Баттерворт?
Приподняв бровь, она ледяным тоном ответила:
– Не твое дело. – И, обойдя его, поднялась к себе в спальню.
Дину несколько минут постоял на крыльце, кипя от злости, а потом поднялся следом и постучал в дверь:
– Элисон. – И голосом, полным раскаяния, продолжил: – Прости… Я просто беспокоился…
Она распахнула дверь, встала на пороге в одной белой атласной комбинации. Прежде чем Дину успел открыть рот, она бросилась ему на грудь.
– Ох, Дину…
– Элисон… я чуть с ума не сошел… тебя весь день нет, а тут бомбы…
– Не стоило переживать. Я была в безопасности – и близко никаких бомб. Они бомбили порт, а я была на другом конце города.
– Но зачем ты вообще туда поехала?.. В сам Баттерворт? Для чего?
Она обхватила его лицо ладонями и нежно поцеловала.
– Я потом тебе все расскажу. Давай сейчас не будем об этом. Давай радоваться, что мы вместе и оба целы и невредимы.
33
Прошло несколько часов, а 1/1 Джатский так и не получил никаких распоряжений от командования дивизии. Только с наступлением темноты прибыла колонна грузовиков, которые должны были перебросить их в другое расположение. Судя по всему, их везли на север, но вокруг стояла тьма, и ничего было не разглядеть.
На рассвете Арджун обнаружил, что они становятся лагерем прямо на каучуковой плантации. Куда ни глянь, на несколько сотен ярдов зеленые заросли застыли округлой стеной полосатой коры. Между пологом зеленой листвы над головой и ковром из опавших листьев под ногами не проникали, казалось, ни прямой солнечный свет, ни тень. Звук распространялся и замирал, не обнаруживая своего источника, – как будто внутри бескрайнего лабиринта, где крыша и пол обиты ватой.
На утреннем совещании они узнали, что батальон теперь располагается возле поселка Джитра, очень близко к северной оконечности Федеративных Штатов Малайи. Здесь полуостров сужался до тонкого перешейка, образующего мост между Малайей и Сиамом, любая армия, надвигающаяся с севера, должна протиснуться через это бутылочное горлышко, и именно здесь легче всего остановить наступление на юг. 1/1 Джатский вместе с другими батальонами рассредоточился вдоль шоссе север – юг. Предполагалось, что именно по этой дороге будут наступать японцы. Таким образом, судьба выдвинула 1/1 Джатский на первую линию обороны.
Арджун командовал ротой C своего батальона, они заняли позицию на несколько сотен ярдов левее шоссе. Харди со своей ротой D расположился по другую сторону дороги. С одного фланга их прикрывал Лестерширский полк, и 14-й Пенджабский – с другого.
Первым делом следовало вырыть окопы, но местность оказалась коварной. Мягкую суглинистую почву легко было копать, но трудно укрепить. Грунтовые воды просачивались на непредсказуемой глубине. Рации начали барахлить, и проблема заключалась в окружающей среде: деревья, рассаженные плотными рядами, порождали помехи для радиоволн. Даже на гонцов нельзя было положиться – дезориентированные геометрическими лабиринтами плантаций, они постоянно теряли направление.
А потом начались дожди. Сверху непрерывно капало, и это тоже усиливало впечатление, будто они заперты в мягкой клетке. Посмотрев вверх, солдаты видели, что с неба льет дождь. Но, добираясь до земли, ливень превращался в нудную морось. И воздух продолжал сочиться влагой еще долго после того, как ливень прекратился. Небо расчистилось, но у земли дождь все капал и капал. Лиственный полог превратился в огромный промокший матрас, медленно расстающийся с влагой.
Когда вместо земли под ногами зачавкала жидкая грязь, джипы и грузовики сделались бесполезны. Оказалось, что транспорт оснащен шинами, предназначенными для пустыни Северной Африки. Поступил приказ, запрещающий въезжать на плантации, все необходимое следовало тащить на себе.
Ближе к исходу второго дня примчался Харди, прыгнул к ним в окоп. Судя по лицу, его распирало от новостей.
– Что случилось?
– Только что дошел слух.
– Какой?
– Что в Кота Бару проблемы с 1-м Хайдарабадским.
– Какие конкретно проблемы?
– После первой атаки джапов на аэродроме началась паника. Летчики там австралийцы, и, похоже, они сразу сбежали. Хайдарабадские сержанты тоже собрались дать деру, но командир не позволил. Тогда они взбунтовались, застрелили двоих офицеров. Их разоружили и арестовали. Теперь отправляют в Пенанг в качестве рабсилы.
Арджун внимательным взглядом окинул траншею, присматриваясь к лицам солдат.
– Лучше держи эти новости при себе, Харди.
– Просто подумал, что тебе надо знать.
Командование батальона располагалось в глубине плантации, далеко в тылу роты Арджуна. Вечером второго дня связисты протянули телефонную линию. Первый звонок поступил от капитана Пирсона.
– Прием?
– Пока ничего, – ответил Арджун.
День почти незаметно померк, сумерки медленно сгущались в липкую, сочащуюся влагой тьму. В этот самый момент темноту впереди пронзила красная вспышка.
– Снайпер! – крикнул хавильдар[134]. – Ложитесь, сахиб, ложитесь!
Арджун бросился лицом вниз прямо в стоящую по щиколотку воду на дне окопа. Прозвучал второй выстрел, а потом еще один. Арджун нашарил телефонную трубку, но линия молчала.
Теперь вспышки выстрелов возникали повсюду. Залпы следовали с неравными интервалами, прерываемые глухими минометными разрывами и автоматными очередями. Справа, со стороны подразделения Харди, раздался стрекот пулемета. Это принесло лишь мимолетное облегчение, потому что у Арджуна сразу тоскливо засосало под ложечкой: пулемет тарахтел слишком долго – значит, солдаты в панике забыли все, что пытался втолковать им Харди, обучая стрельбе.
Вражеские снайперы явно пришли в движение, беспрепятственно перемещаясь вокруг их позиции. С каждым часом окоп все больше напоминал ловушку, а не убежище, какая-то особая беззащитность заключалась в том, что ты прикован к стационарной позиции, а твой противник свободно перемещается. Ответный огонь они вели наугад, как животное на цепи, которое кружит на месте, отчаянно клацая зубами в попытке цапнуть невидимого мучителя.