Неужели вот так и вспыхивает мятеж? В миг безрассудства, когда становишься чужим самому себе, тому человеку, каким был всего минуту назад? Или наоборот? Ты вдруг осознаешь, что в тебе всегда жил чужак, все представления и убеждения которого противоположны твоим настоящим.
Но на что теперь обратится его преданность, если прежняя цель исчезла? Арджун был военным и точно знал, что ничто – ничто по-настоящему важное – невозможно без преданности и веры. Но кому теперь нужна его преданность? Верность Индии, древней стране, – она же разрушена давным-давно, англичане выстроили свою Империю, стерев ту Индию, что была до них. Но вот Империя мертва – Арджун знал это, он чувствовал, как она умирает внутри него, – и кому теперь он должен хранить верность? Преданность, чувство локтя, вера – без этого жить нельзя, как нельзя жить без сердца, но и хрупки и уязвимы они так же, как сердечная мышца. Надломить их легко, восстановить невозможно. Как воссоздать ткани, связывавшие людей друг с другом? Это не во власти такого человека, как он, обученного лишь разрушать. Это работа не на один год, не на десять, не на пятьдесят – это работа на века.
– Ну, Арджун? – Оказывается, Харди сидел на корточках перед ним, заглядывал в лицо. Он сиял. – Арджун? Что будешь делать? Ты с нами или против нас?
Арджун потянулся за костылем, встал.
– Слушай, Харди. Прежде чем мы займемся другими делами, надо кое с чем разобраться.
– С чем?
– Баки, командир, – мы должны отпустить его.
Харди уставился на друга.
– Мы должны отпустить его, – повторил Арджун. – Нельзя, чтобы он попал в плен к джапам. Он честный и порядочный человек, Харди, и он был хорошим командиром, ты это знаешь. Мы должны его отпустить. Мы перед ним в долгу.
– Я не могу этого позволить, Арджун. Он же знает наше местоположение…
– Мне не нужно твое разрешение, Харди, – устало перебил Арджун. – Ты мне не начальник, а я тебе. И я тебя не спрашиваю. Я сообщаю тебе, что собираюсь дать командиру еду и воду и отпустить его, чтобы он мог вернуться обратно через линию фронта. Если захочешь остановить меня, тебе придется драться. Думаю, найдутся солдаты, которые встанут на мою сторону. Тебе решать.
Тонкая улыбка скользнула по лицу Харди.
– Посмотри на себя, йаар. – Ехидный голос был полон сарказма. – Даже в такой момент ты чаплус[152] – продолжаешь думать, как бы лизнуть задницу. На что ты надеешься? Что он замолвит за тебя словечко, если наше дело сорвется? Подстрахуешься на будущее?
– Ах ты скотина! – Арджун рванулся к Харди, опираясь на костыль.
Харди с легкостью увернулся.
– Ладно, извини, – хрипло буркнул он. – Я не должен был так говорить. Тиик хай[153]. Делай что хочешь. Я пошлю кого-нибудь показать, где Баки. Просто поторопись – все, о чем я прошу.
38
Целый час Элисон с Дину прибирались в его темной комнате. Они разобрали увеличитель, составили в стопки кюветы, упаковали отпечатки и негативы, завернув их в старую ткань, и уложили все это в коробки. Закончив, они стояли неподвижно в душном тепле комнаты, похожей на шкаф, слушая ночной стрекот цикад и кваканье дождевых жаб. Время от времени издалека доносился странный звук – лающее стаккато, как будто в спящей деревне потревожили стаю собак.
– Автоматы, – прошептала она.
Дину в темноте притянул ее к себе.
– Они очень далеко.
Он крепко обнимал Элисон, руки стискивали ее тело. Раскрыв ладони, Дину провел по ее волосам, по плечам, по вогнутому изгибу спины. Пальцы зацепились за бретельку платья, он медленно потянул ткань, стягивая с плеча. Опустившись на колени, вжался в нее лицом, двинулся по нему, касаясь его щекой, носом, языком.
Они лежали на полу тесной каморки, приникнув друг к другу, ноги переплетены, бедро поверх бедра, руки вытянуты, плоскость живота каждого отпечаталась на животе другого. Тонкая пленка пота паутинкой повисла между их телами, соединяя, притягивая их друг к другу.
– Элисон… что я буду делать? Без тебя?
– А я, Дину? А как же я? Что я буду делать?
А потом они просто тихо лежали, пристроив головы на закинутые руки друг друга. Дину закурил, поднес сигарету к ее губам.
– Однажды, – заговорил Дину, – когда мы вместе сюда вернемся, я покажу тебе подлинную магию темной комнаты…
– Расскажи.
– Когда печатаешь контактным способом, когда кладешь негатив на бумагу и смотришь, как он оживает… темнота одного становится светом другого. Когда я впервые это увидел, то подумал, каково это – соприкасаться вот так, с таким абсолютным поглощением?.. Чтобы одно было освещено тенями другого?
– Дину. – Кончики ее пальцев коснулись его лица.
– Если бы я мог вот так удержать тебя… чтобы ты отпечаталась на мне… на каждой частице меня…
– Дину, у нас еще будет время. – Она обняла его лицо ладонями и поцеловала. – У нас будет вся жизнь.
Элисон встала, зажгла свечу. Держа пламя прямо перед его лицом, она пристально смотрела в глаза, словно старалась проникнуть ему в голову.
– Это ведь ненадолго, Дину? Правда?
– Да… ненадолго.
– Ты правда в это веришь? Или просто врешь – ради меня? Скажи правду, Дину, я хочу знать.
– Да, Элисон. – Стиснув ее плечи, он говорил со всей убедительностью, какую смог найти в себе. – Да, мы скоро вернемся сюда… Вернемся в Морнингсайд. И все будет по-прежнему, кроме…
– Кроме? – Она прикусила губу, словно боялась услышать, что он сейчас скажет.
– Кроме того, что мы будем женаты.
– Да. – Она радостно рассмеялась, запрокинув голову. – Точно, мы поженимся. Мы слишком долго откладывали. Это было ошибкой.
Элисон схватила свечу и выбежала из комнаты. Дину остался лежать, прислушиваясь к ее шагам, – никогда еще в доме не было так тихо. Внизу в своей кровати спал измотанный поездками Сая Джон.
Дину встал и пошел темным коридором следом за Элисон в ее спальню. Элисон рылась в ящиках комода, потом в шкафу. Обернулась к Дину, протягивая что-то.
– Посмотри. – При свете свечи блеснули два золотых кольца. – Это родительские, – сказала она. И, взяв Дину за руку, надела кольцо ему на безымянный палец. – Этим кольцом сочетаюсь браком с тобой.
Со смехом вложила второе кольцо ему в ладонь и выставила свой палец.
– Давай же, – поторопила она. – Смелее. Решайся.
Он аккуратно повернул кольцо в пальцах и надел его на палец Элисон.
– И что, мы теперь женаты?
Она с улыбкой разглядывала свой палец при свете свечки.
– Ага. Некоторым образом. Для самих себя. И даже будучи далеко, ты все равно останешься моим из-за этого кольца.
Элисон встряхнула москитную сетку, свисавшую с потолка, расправила ее, накрывая кровать этим пологом.
– Иди сюда. – Она задула свечу и повлекла его под полог.
Час спустя Дину проснулся от самолетного рокота. Он нашарил руку Элисон – она уже, оказывается, проснулась и сидела, привалившись к изголовью кровати.
– Элисон…
– Не говори, что пора. Еще не сейчас.
Обнявшись, они сидели и слушали. Самолеты пронеслись прямо над домом, стекла задребезжали.
– Когда я был маленьким, – заговорил Дину, – отец однажды рассказывал мне про Мандалай. Когда короля отправили в изгнание, дворцовые прислужницы шли за ним через весь город, к реке… Среди них была моя мать, а отец крался следом, прячась в темноте. Идти было далеко, несчастные девочки были такие уставшие и жалкие… Отец собрал все свои деньги и купил сладостей, чтобы подбодрить их немножко. Девочек охраняли солдаты – иноземцы, англичане… Мой отец каким-то образом умудрился проскользнуть через оцепление. И сунул маме сверток со сладостями. И убежал обратно во тьму… Следил оттуда, как она развернула сверток… И он был потрясен. Первое, что она сделала, это предложила лакомство солдату, который шагал рядом с ней. Сначала отец разозлился, ему показалось, его предали… Зачем она раздает сладости, особенно этим людям, ее тюремщикам? Но потом, не сразу, он понял, что она делает, и обрадовался… Он понял, что это правильно – это способ остаться в живых. Сопротивляться, кричать было бы бесполезно…
– Кажется, ты что-то хочешь сказать мне, Дину. Но что? – тихо спросила Элисон.
– Я просто хочу, чтобы ты была осторожна… не была упрямой и дерзкой, то есть такой, какая ты на самом деле. Хотя бы на время побудь тихой и осмотрительной…
– Я постараюсь, Дину. – Она нежно сжала его руку. – Обещаю. И ты тоже, ты тоже должен быть осторожен.
– Буду, я такой и есть по своей сути. В этом мы с тобой не похожи… Потому я и волнуюсь за тебя.
В небе пронеслась очередная эскадрилья. Сидеть спокойно и дальше под этот грохот было невозможно. Элисон спустила ноги с кровати, подняла сумочку, в которой носила ключи от “дайтоны”. Сумочка оказалась неожиданно тяжелой. Заглянув внутрь, она вопросительно приподняла бровь.
– Это револьвер твоего отца. Я нашел его в комоде, – сказал Дину.
– Он заряжен?
– Да, я проверил.
Защелкнув замок сумки, Элисон забросила ее на плечо.
– Пора.
Сая Джон сидел на веранде в своем любимом кресле-качалке. Элисон опустилась на колени рядом с дедом, приобняла его:
– Благослови нас, дедушка.
– Зачем?
– Мы с Дину собираемся пожениться.
Лицо старика расплылось в улыбке. Она с радостью увидела, что дед все понял – глаза у него были ясные, не затуманенные. Он чуть качнулся к ним, положил ладони им на плечи.
– Сын Раджкумара и дочь Мэтью. – Старик тихонько покачивался из стороны в сторону, прижимая их головы к себе, как трофеи. – Что может быть лучше? Вы объединили две семьи. Ваши родители будут счастливы.
Начался дождь. Они вышли к машине, Дину застегнул парусиновую крышу “дайтоны”, придержал дверь Сая Джону. Старик, забираясь внутрь, похлопал его по спине:
– Передай Раджкумару, что свадьба должна быть грандиозной. Я настаиваю, чтобы пригласили архиепископа.