До Сай выделил Дину собственный участок на краю деревни. Дину как раз начал обустраиваться, когда его разыскал Реймонд.
– Пойдем, – позвал он. – Мне надо тебе кое-что рассказать.
Они спустились к ручью и смотрели, как деревенские ребятишки охотятся на рыбу на мелководье Хуай Зеди при помощи арбалетов и бамбуковых дротиков.
– У меня есть новости.
– Какие?
Арджун погиб, рассказал Реймонд. Его выследили партизаны из Отряда 136, они захватили его в старом тиковом лагере.
– Это ты их туда привел? – спросил Дину.
– Нет. Дезертир. Один из его людей – старый солдат.
– Но ты там был? В конце…
– Да.
– Как это произошло?
– Они вызвали меня – те, кто его выследил. Они слышали, что многие из его людей сбежали…
– Так Арджун остался один?
– Да, совершенно один. Он вернулся в заброшенный тиковый лагерь. Все его люди ушли, все до одного, – сняли форму, надели лоунджи и растворились в лесу. Я пытался их догнать – бесполезно. Они знали джунгли, эти парни, – и просто исчезли.
– А Арджун?
– Там был индийский полковник. Он пытался убедить Арджуна сдаться, говорил, что все кончено, что все будет хорошо. Но Арджун огрызался в ответ, называл их рабами и наемниками. А потом вышел на террасу таи и начал стрелять…
Реймонд помолчал, швырнул камешек в реку.
– Было ясно, что он не хотел жить.
46
В 1946-м, когда стало очевидно, что Бирма вскоре обретет независимость, До Сай решил покинуть Хуай Зеди и перебраться на восток, в горные районы у границы с Таиландом. Война породила страшные раздоры между окраинами страны и ее центром, и До Сай был одним из многих, кто испытывал серьезные опасения относительно будущего национальных меньшинств Бирмы.
Большинство населения Хуай Зеди последовало совету До Сая, и Дину среди них. Деревня опустела, жители ее переселились в Лойко, маленький приграничный городок высоко в каренских горах недалеко от границы. В Лойко у Дину появились новые возможности, он вновь мог раздобыть фотографические материалы – через границу контрабандой доставляли много чего. Он организовал студию и стал единственным профессиональным фотографом на сотни миль вокруг. Даже в тяжелые времена люди женились, у них рождались дети – людям нужна была память о событиях, и они готовы были платить, иногда наличными, но чаще натурой.
В 1947 году, в процессе подготовки к уходу англичан, в Бирме прошли первые общенациональные выборы. На них победил генерал Аун Сан. Народ верил, что только он сможет обеспечить единство страны и порядок. Но 19 июля, незадолго до вступления в должность, Аун Сан, вместе с несколькими сторонниками, был убит. Через несколько месяцев после его гибели в Центральной Бирме вспыхнул мятеж под руководством коммунистов. Подразделения каренов в армии взбунтовались. Карены были второй после бирманцев крупной этнической группой в стране, и главная каренская организация выступила с оружием в руках против рангунского правительства. Остальные последовали их примеру. В течение короткого времени в Бирме бушевало уже шестнадцать мятежей.
Однажды к дверям Дину в Лойко прибежал мальчишка:
– Ко Тун Пе, вас ищут!
Потом прибежал еще один, и следом еще. Они, запыхавшись, с горящими глазами стояли в дверях и ждали, что будет дальше. Все в один голос твердили одно и то же:
– Ко Тун Пе, к вам гостья, она идет от автобусной остановки.
Дину не обращал на них внимания, он сидел у себя в студии и даже не высунулся в окно. Потом послышался приближающийся гомон – судя по голосам, целая процессия двигалась к его лачуге. Люди выкрикивали: “Ко Тун Пе, смотрите, кто здесь!” На пороге возникла тень, он поднял голову. Долли.
Долли понадобилось несколько месяцев, чтобы отыскать Дину в Лойко. Она приехала в Бирму в конце 1948-го, как раз когда волнения только начинались. Прибыв в Рангун, Долли обнаружила, что власть избранного правительства не распространяется дальше муниципальных границ столицы. Даже районы, граничащие с аэропортом Мингаладон, находились в руках мятежников. Большая часть Рангуна лежала в руинах, регулярные бомбежки при авианалетах разнесли город в прах. Поскольку дом в Киминдайне сгорел дотла, ей негде было остановиться, и Долли приютили друзья.
Потом Долли услышала, что старый друг ее сына, У Тиха Со, вернулся в Рангун и работает в газете. Она поспешила к нему узнать, не известно ли что-нибудь про Дину. У Тиха Со как раз недавно побывал на политической конференции, где присутствовал также Реймонд. У Тиха Со рассказал Долли, что Дину в безопасности, живет в Лойко. И на следующий день Долли уплыла из Рангуна на лодке. Через несколько недель путешествия она села в старый дребезжащий автобус, который привез ее в Лойко.
Несколько дней Долли и Дину только разговаривали. Она рассказала ему про гибель Нила и смерть Манджу, про путь через горы и как они с Раджкумаром добирались от самой индийской границы через Ассам в Калькутту. Объяснила, почему вернулась в Бирму одна.
Дину фотографировал мать. Долли очень похудела, кости лица выступали, как ребра рифленой чаши. Волосы были туго завязаны на затылке – по-прежнему темные и блестящие, только на висках появилось несколько седых прядей.
Долли заставляла его написать отцу:
– Ты должен съездить к нему, не волнуйся, больше не будет никаких скандалов. Он изменился, совсем другой человек сейчас, почти как ребенок. Ты должен его навестить, ты ему нужен – он одинок там.
– Возможно. – Дину ничего не обещал. – Когда-нибудь.
Он знал, хотя Долли не произносила вслух, что она здесь не останется. И не удивился, когда мать сказала:
– Через неделю я уезжаю в Сагайн.
Дину поехал с ней. Впервые после окончания войны он спустился в долины. И был ошеломлен масштабами опустошения. Они проезжали по территории, которую не раз, а дважды выжигали отступающие армии. Речные русла перегорожены, взорванные рельсы беспорядочно валялись на железнодорожных путях. В каждой деревне правила своя группировка или политическая партия. Крестьяне пахали землю вокруг воронок, дети указывали места, где лежали неразорвавшиеся мины. Они пробирались окольными путями, избегая районов, где, по слухам, было особенно опасно. Шли пешком, нанимали повозки, время от времени садились на автобус или в лодку. В Мандалае они задержались на ночь. Почти весь форт превратился в руины, дворец был разрушен артиллерийским огнем, павильоны, которые помнила Долли, сгорели дотла.
Последние несколько миль до Сагайна они прошли пешком и сели на паром через Иравади. К их огромному облегчению, Сагайн не изменился. Мирные прекрасные холмы, усеянные тысячами белых пагод. На подходе к монастырю Долли ускорила шаг. У входа она крепко обняла Дину, и Эвелин увела ее внутрь. На следующий день, когда Дину пришел повидаться с матерью, она встретила его уже в шафрановых одеждах и с выбритой головой. Долли светилась радостью.
Они условились, что Дину вернется через год навестить мать. В назначенное время он приехал из Лойко, еще раз проделав весь длинный путь. Долго ждал у ворот монастыря. Наконец к нему вышла Эвелин, ласково улыбнулась:
– Твоя мама покинула нас месяц назад. Мы не смогли сообщить из-за беспорядков. Но ты не волнуйся, все случилось очень быстро, она не страдала.
В 1955-м в Лойко умер До Сай. К тому времени он стал главой огромной общины и влиятельным руководителем, настоящим вождем. Тысячи людей оплакивали его. Для Дину До Сай был и наставником, и родителем, его смерть стала огромным ударом. Вскоре Дину решил вернуться в Рангун.
Середина 1950-х была относительно спокойным временем в Бирме. Беспорядки затихли, правительство было демократически избранным. У Тиха Со стал редактором одной из ведущих бирманских газет и достаточно влиятельной фигурой в Рангуне.
Оказавшись в столице, Дину навестил старого друга. Из худого долговязого парня тот превратился в корпулентного, солидного мужчину, носил пестрые лоунджи и свободные домотканые рубахи и не выпускал из зубов трубку. Он устроил Дину фотографом в своей газете. Позже, когда Дину нашел подходящее место для студии, У Тиха Со одолжил ему денег на покупку.
Многие известные в довоенном Рангуне фотографы были японцами. После войны они закрыли свои студии и дешево распродавали оборудование. За годы жизни в Лойко Дину стал мастером по ремонту и восстановлению старой фототехники и теперь сумел за очень небольшие деньги создать собственную студию.
У Тиха Со посетил его одним из первых.
– Очень мило, очень, – одобрительно огляделся он, пыхнув трубкой. – Но ты ничего не забыл?
– О чем ты?
– Вывеска. У студии должно быть название.
– О названии я не думал… – Дину посмотрел вокруг. Всюду, куда падал взгляд, он видел стекло: застекленные фотографии в рамках, витрины, объективы камер. – “Стеклянный Дворец”, – внезапно выпалил он, – вот так и назову…
– Почему?
– Это было любимое место моей мамы, – ответил Дину. – Она часто его вспоминала…
Название закрепилось, Дину быстро обрел известность. Четвертая принцесса ныне жила в Рангуне. Ее муж был художником. И оба регулярно посещали “Стеклянный Дворец”. Скоро у Дину было столько работы, что он едва справлялся. Ему понадобился помощник, и У Тиха Со порекомендовал свою родственницу, молодую женщину, которая нуждалась в подработке. Ею оказалась не кто иная, как Ма Тхин Тхин Айе – та самая девочка, которая приютила Дину в Рангуне в 1942-м. Ей было уже за двадцать, она училась в Рангунском университете, занималась бирманской литературой и писала диссертацию о “Хрониках Стеклянного Дворца” – знаменитом произведении девятнадцатого века, написанном в правление короля Бодопая, предшественника короля Тибо. Название студии Дину показалось Ма Тхин Тхин Айе счастливым совпадением, и она согласилась работать там.
Ма Тхин Тхин Айе – стройная, миниатюрная, изящная в каждом движении – ежедневно в четыре пополудни проходила по улице мимо аптеки к деревянным дверям, ведущим в “Стеклянный Дворец”. Остановившись снаружи, она выпевала имя Дину: “У Тун Пе!” – сообщая о своем появлении. В семь тридцать они с Дину закрывали студию, она уходила по той же улице, а Дину запирал двери и заворачивал за угол, к лестнице в свою квартирку.