— Мадам? Миссис Дей? — он озадаченно уставился на нее. — Миссис Дей, с вами всё в порядке?
— Да, да, — она отдернула руку. — Просто немного голова закружилась. Не знаю, в чем причина.
— Может быть, вернемся обратно?
— Да, — она поднялась на ноги. — Мистер Раха, вы так мне и не сказали. Чего вы от меня ожидаете?
— Возможно, вы поговорите с ней.
— Вы сами должны с ней поговорить, мистер Раха. Когда действуют посредники, ничего хорошего не выйдет.
Он пристально на нее посмотрел, а потом, застав врасплох, сказал:
— Администратор — прекрасный человек, миссис Дей, очень достойный. Люди вроде него стоят многих…
— Да, разумеется, — прервала его Ума. — Да. Идемте, вернемся в дом.
Айя проводила Долли в гостиную и показала на открытую дверь в сад.
— Мадам вышла в сад, всего несколько минут назад.
Долли кивнула: конечно, в это время дня Уму обычно можно было найти под фикусом. Долли поспешила по лужайке мимо приветствующего ее садовника, к калитке. Открывая щеколду, она услышала голоса. Долли не успела повернуть назад, как перед ней появились Ума с Раджкумаром, внезапно вышедшие из-под корявой бороды воздушных корней фикуса. Все трое уставились друг на друга.
Ума заговорила первой.
— Мистер Раха, — тихо сказала она, — надеюсь, вы поймете правильно, если я попрошу вас на минутку нас оставить? Мне хотелось бы поговорить с Долли, всего несколько слов. Может, вы подождете нас здесь, у калитки?
— Конечно.
Ума взяла Долли под руку.
— Идем, давай ненадолго присядем под деревом.
Пробираясь через лабиринт корней под фикусом, Долли прошептала:
— Что он здесь делает, Ума? Чего он хочет?
— Поговорить. О тебе.
— Что он сказал?
— Думаю, он пытался сказать, что любит тебя, — Ума села под деревом и притянула туда Долли.
— Ох, Ума, — Долли закрыла лицо руками. — Вчера вечером в саду он сказал мне так много всего. Это было так странно, так меня расстроило. Я не могла заснуть, думала о доме, о Мандалае, дворце, стенах из стекла.
— Он сказал, что ты его не помнишь.
— Я так думала.
— Так ты помнишь?
— Не уверена, Ума. Я помню кого-то, мальчика, очень темного, помню, как он дал мне небольшой сверток с едой, помню, как Эвелин велела его взять. Но всё так нечетко. Это было слишком давно, и каждый раз, когда я об этом вспоминаю, то пугаюсь.
— Думаю, он и правда тебя любит, Долли.
— Он любит свои воспоминания. Это не я.
— А что насчет тебя, Долли? Что чувствуешь ты?
— Я напугана, Ума. В прошлом я совершила такие ужасные ошибки. Я обещала себе, что больше никогда такого не повторю.
— Какие ошибки?
— Я никогда тебе об этом не рассказывала, Ума, но много лет назад я решила, что влюбилась в Моханбхая, нашего кучера. Потом это обнаружила принцесса. Она нам угрожала. Думаю, она и сама уже была в него влюблена.
— Ты хотела выйти за него замуж?
— Не знаю, Ума. Я была совсем юной и не поняла по-настоящему, что произошло. Днем я выкидывала его из головы, но по ночам грезила о нем, а потом просыпалась и думала, почему мы не можем сбежать? Почему бы мне просто не собрать вещи в узелок, спуститься к нему, разбудить и сказать: "Моханбхай, давай уедем, в Отрэм-хаусе нас ничто не держит"? Но куда бы мы уехали? И чем бы стали заниматься? Его семья очень бедна и зависит от него. В глубине души я понимала, что даже если я буду умолять, он не уедет. И это было хуже всего — унижение. Я думала, неужели я тоже душой стала прислугой, как и он?
— Ты когда-нибудь ему об этом говорила?
— Нет. Мы никогда не разговаривали, только на будничные темы. А через некоторое время сны прекратились, и я решила, что освободилась от него, что наконец-то всё опять в порядке. Но прошлой ночью, когда я спала в твоем доме, сны опять вернулись. Я была в Отрэм-хаусе, в своей постели. У моего окна росло манговое дерево. Я выбралась из постели, собрала вещи в узелок и перекинула его за спину. Я спустилась вниз и побежала через двор в сторожку. Дверь была открыта, и я вошла. В темноте я могла лишь разглядеть, что он был в белом ланготе, плотно завязанном между ног, ткань поднималась и опускалась вместе с дыханием. Я положила руку на его тело. Костяшки пальцев точно совместились с ложбинкой у основания шеи. Он проснулся, посмотрел на меня и дотронулся до моего лица. А потом сказал: "Пойдем?". Мы вышли, и в лунном свете я увидела, что это не Моханбхай.
— Кто это был?
— Это был он, — Долли мотнула головой в направлении калитки, где они оставили Раджкумара.
— А потом?
— Я проснулась в ужасе. Я была у тебя дома, в спальне, и не могла больше оставаться там ни секунды. Я разбудила Канходжи.
— Долли, думаю, тебе нужно ему сказать.
— Кому?
— Мистеру Рахе.
— Нет, — Долли начала плакать, положив голову на плечо Уме. — Нет, Ума, сейчас я могу думать лишь о рождении моего ребенка. В моем сердце нет места никому другому.
Ума мягко погладила Долли по голове.
— Это не твой ребенок, Долли.
— Но мог бы им быть.
— Долли, послушай, — обняв подругу за плечи, Ума повернулась, чтобы смотреть ей в лицо. — Долли, ты поверишь мне, если я скажу, что люблю тебя, как никого никогда не любила? До встречи с тобой я была лишь девочкой. Ты показала мне, что такое мужество, что способен выдержать человек. Я не могу представить жизни без тебя. Не думаю, что останусь здесь хоть на день, если тебя здесь не будет. Но я также знаю, Долли, что ты должна уехать, если можешь. Ты должна уехать немедленно. Рождение этого ребенка сведет тебя с ума, если ты останешься в Отрэм-хаусе.
— Не говори так, Ума.
— Долли, послушай. Этот человек тебя любит. Я в этом убеждена. По крайней мере, ты должна его выслушать.
— Ума, я не могу. Не сейчас. Не когда вот-вот родится ребенок. Если бы это случилось в прошлом году…
— Тогда скажи ему это сама. Ты должна ему хоть это.
— Нет, Ума, нет.
Ума встала.
— Я пришлю его сюда. Это займет всего минуту.
— Не уходи, Ума. Пожалуйста, — Долли схватила Уму за руки. — Не уходи.
— Это нужно сделать, Долли. Никак не отделаешься. Я пришлю его сюда. А потом пойду домой и буду ждать. Приходи и расскажи, что случилось.
Раджкумар заметил ее, огибая дерево. Долли сидела на земляной скамье прямо, с аккуратно сложенными на коленях руками. Он отбросил догоревшую черуту и вложил между губами другую. Его рука так сильно дрожала, что понадобилось несколько спичек, чтобы прикурить.
— Мисс Долли.
— Мистер Раха.
— Меня зовут Раджкумар. Буду рад, если вы будете звать меня так.
Она неуверенно пробормотала его имя:
— Раджкумар.
— Спасибо.
— Ума хотела, чтобы я с вами поговорила.
— Да?
— Но по правде говоря, мне нечего сказать.
— Тогда позвольте мне…
Она подняла руку, чтобы его прервать.
— Пожалуйста, позвольте мне закончить. Вы должны понять. Это невозможно.
— Почему невозможно? Я хочу знать. Я — человек практический. Скажите мне, и мы попытаемся что-нибудь с этим поделать.
— Дело в ребенке.
— В ребенке? — Раджкумар вынул изо рта черуту. — В чьем ребенке? В вашем?
— Первая принцесса носит ребенка. Отец работает в Отрэм-хаусе. Я тоже когда-то была в него влюблена, в отца ребенка принцессы. Вы должны это знать. Мне не десять лет, как тогда в Мандалае.
— Вы до сих пор в него влюблены?
— Нет.
— Остальное для меня не существует.
— Мистер Раха, вы должны понять. Есть вещи, которые не изменить, сколько бы денег у вас ни было. Для нас всё могло бы сложиться по-другому в другое время и в другом месте. Но уже слишком поздно. Это мой дом. Я прожила здесь всю жизнь. Мое место здесь, в Отрэм-хаусе.
Теперь, наконец, надежды, которые он до сих пор питал, начали медленно угасать. Он сказал всё, что мог, и не знал, как еще ее уговорить, но Долли заставила его замолчать еще до того, как Раджкумар заговорил.
— Пожалуйста, умоляю вас, больше ничего не говорите. Вы просто причините ненужную боль. В этом мире есть вещи, которые просто не могут произойти, неважно, насколько сильно мы их хотим.
— Но это может произойти… может, если только вы позволите себе об этом подумать.
— Нет. Пожалуйста, больше ничего не говорите. Я приняла решение. Теперь я хочу попросить вас только об одном.
— О чем?
— Прошу вас покинуть Ратнагири как можно раньше.
Он вздрогнул, а потом наклонил голову.
— Не вижу причин отказать вам.
Не добавив ни единого слова, Раджкумар повернулся и пошел в тень густого фикуса.
Глава четырнадцатая
— Савант.
Убрав бинокль от глаз, король указал в направлении бухты. У пристани стояла на якоре лодка, большое местное судно, которые здесь называли хори — катамаран с глубокой посадкой и единственным балансиром.
— Савант, он уезжает.
— Мин? — было еще очень рано, и Савант принес королю чашку чая, который тот любил пить днем.
— Человек, который прибыл третьего дня на бомбейском пароходе. Он уезжает. Его багаж грузят на пристани.
— Но сегодня нет парохода.
— Он нанял лодку.
В это время года, вскоре после окончания муссонов, происходила смена обычных течений, и воды у устья бухты на короткое время становились исключительно опасными. В эти недели хори становились единственными парусными судами, не боящимися выйти в бурлящие течения у побережья.
— Мин, — Савант поставил чайник у кресла короля и быстро вышел из комнаты.
Не считая короля и Саванта, дом был погружен в сон. Гардеробная, в которой спала Долли, находилась всего через пару дверей по коридору. Теперь Долли имела в своем полном распоряжении и основную комнату, потому что Первая принцесса редко поднималась наверх, предпочитая оставаться в сторожке с Савантом.
Открыв дверь Долли, Савант проскользнул внутрь. Она спала, лежа на той же узкой койке, которую использовала последние двадцать лет. Ее волосы ночью распустились и лежали веером на подушке. Во время сна ее кожа выглядела почти прозрачной, а лицо обладало безмятежной красотой храмовых скульптур. Стоя у кровати и наблюдая за медленным ритмом ее дыхания, Савант колебался.