— Дочь Роев, — услышала она объяснения аптекаря. — Живет там, вдоль по улице, вон в том доме. Собирается посетить тетю в Толигандже. Пропускает колледж.
Потом, к ее облегчению, наконец-то показался трамвай. Аптекарь с помощником отодвинули остальных, чтобы Манджу смогла войти первой.
— Я пошлю известие твоей матушке, — прокричал ей старик, — дам знать, что ты благополучно отправилась в Толигандж.
— Нет, — взмолилась Манджу, заламывая руки и высунувшись из окна. — Право же, нет нужды…
— Что-что? — аптекарь поднес руку к уху. — Да, я отправлю кого-нибудь с запиской к твоей матушке. Нет, никакого беспокойства, ничего подобного…
Потрясенная таким неблагоприятным началом, Манджу смутилась еще больше, прибыв на студию. Она ожидала чего-то шикарного, вроде Гранд-отеля, Метро-синема или ресторанов на Парк-стрит с яркими огнями и красными маркизами. Но вместо этого вошла в здание, которое выглядело как склад или фабрика — большой сарай с жестяной крышей. Внутри вовсю трудились плотники и другие рабочие, развешивая полотняные задники и возводя бамбуковые леса.
Привратник отвел ее в гримерную — маленькую каморку без окон с деревянными стенами, сделанными из распиленных ящиков из-под чая. Внутри на кривых стульях развалились две женщины, жующие бетель, их полупрозрачные сари сияли в ярко освещенных зеркалах за их спинами. Оглядев Манджу, они прищурились, двигая челюстями в унисон.
— И почему эта одета словно медсестра? — пробормотала одна другой.
— Может, думает, что пришла в больницу.
Последовал взрыв хохота, а потом в руки Манджу сунули сари — отрез темно-пурпурного шифона с ярко-розовой каймой.
— Давай. Переодевайся.
— Почему в это? — отважилась запротестовать Манджу.
— Под цвет лица подходит, — таинственно буркнула одна из женщин. — Надевай.
Манджу огляделась в поисках места, где можно переодеться. Его не было.
— Чего ждешь? — рявкнула женщина. — Шевелись. Сегодня к господину режиссеру придет важный гость. Его нельзя заставлять ждать.
За всю свою взрослую жизнь Манджу ни разу не переодевалась на глазах у кого-либо, даже перед матерью. Когда до нее дошло, что придется раздеваться под оценивающими взглядами двух жующих бетель женщин, у нее онемели ноги. Мужество, с которым она сюда вошла, начало ее покидать.
— Давай, — торопили ее женщины. — Директор пригласил бизнесмена, который хочет вложить в фильм деньги. Он не может ждать. Сегодня всё должно быть тип-топ.
Одна из женщин выхватила из рук Манджи сари и начала ее переодевать. Где-то поблизости остановился автомобиль. За этим последовал обмен приветствиями.
— Гость прибыл, — прокричал кто-то через дверь. — Быстрее, быстрее, режиссер захочет ее видеть с минуты на минуту.
Две женщины подбежали к двери, чтобы поглазеть на вновь прибывшего.
— Какой же у него важный вид, борода и всё такое.
— И погляди на костюм, прямо с иголочки…
Женщины с хихиканьями вернулись и усадили Манджу на стул.
— Достаточно одного взгляда, чтобы понять, как он богат.
— Ох, вот бы он на мне женился…
— На тебе? Почему не на мне?
Манджу ошарашенно уставилась в зеркало. Лица женщин казались чудовищно огромными, с гротескно большими и нелепыми глупыми улыбками. Ее голову поскреб острый ноготь, и Манджу возмущенно воскликнула:
— Что вы делаете?
— Просто проверяю, нет ли вшей.
— Вшей? — гневно вскричала Манджу. — Нет у меня вшей.
— А у последней были. И не только на голове, — за этим утверждением последовал взрыв хохота.
— Вам-то откуда знать? — бросилась в атаку Манджу.
— Когда она сняла сари, оно ими просто кишело.
— Сари! — Манджу с криком вскочила на ноги, вцепившись в сари, которое они ей всунули, пытаясь его сорвать.
Обе женщины покатились со смеха.
— Это просто шутка, — они снова зашлись смехом. — То было другое сари.
Манджу начала всхлипывать.
— Я хочу домой, — сказала она. — Пожалуйста, разрешите мне уйти. Не отправляйте меня к ним.
— Так говорят все, кто сюда попадает, — приободрили ее женщины. — А потом остаются навсегда.
Они подхватили ее под руки и повели в залитую ослепительным светом студию. Теперь Манджу чувствовала себя совершенно потерянной, с нервами на пределе. Чтобы удержаться от рыданий, она вперила взгляд в пол, набросив сари на голову. В поле зрения появилась пара начищенных черных ботинок. Манджу услышала, как ее пригласили к режиссеру. Она сложила руки и прошептала приветствие, не поднимая глаз. Потом она увидела вторую пару ботинок, приближающихся к ней по полу.
— А это мой хороший друг, — раздался голос режиссера, — мистер Ниладри Раха из Рангуна.
Манджу подняла взгляд. Если бы она не услышала имя, то не узнала бы его. Много лет назад она встречалась с Нилом и Дину, они гостили у ее матери, остановившись внизу, на этаже тети Умы. Но с этой подстриженной черной бородой и в костюме он выглядел совершенно по-другому.
— Нил?
Он уставился на нее, разинув рот, язык замер в невысказанном восклицании. Дело было не в том, что он ее узнал, он потерял дар речи потому, что она была, вне всяких сомнений, самой прекрасной женщиной из тех, с кем ему доводилось разговаривать.
— Нил, это ты? — спросила Манджу. — Ты меня не помнишь? Я Манджу, племянница Умы Дей.
Он медленно и недоверчиво кивнул, словно забыл, как звучит его собственное имя.
Манджу бросилась к нему и заключила в объятья.
— О, Нил, — сказала она, вытирая слезы о его пиджак. — Отвези меня домой.
Гримерка преобразилась, когда Манджу вернулась, чтобы потребовать назад свою одежду. Две женщины теперь были само внимание.
— Так ты его знаешь?
— Но почему ты нам не сказала?
Манджу не стала терять время на объяснения. Она быстро переоделась и поспешила к двери. Нил ждал снаружи, у дверцы пассажирского сиденья новенького Деляж Д8 Дропхед 1938 года. Он открыл перед ней дверь, и Манджу проскользнула внутрь. В машине пахло новой кожей и хромом.
— Какая прекрасная машина, — сказала она. — Твоя?
— Нет, — засмеялся Нил. — Дилер сдал мне ее в аренду на несколько дней. Я не мог устоять.
На мгновение их глаза встретились, и оба быстро отвели взгляд.
— Куда хочешь поехать? — спросил Нил. Он повернул ключ зажигания, и Деляж откликнулся пыхтением.
— Дай подумать… — теперь, устроившись в машине, она не особо торопилась добраться домой.
Он начал что-то говорить:
— Что ж…
Манжу почувствовала, что они оба думают одинаковыми словами.
— Возможно… — предложение, так многообещающе звучавшее у нее в голове, осталось незаконченным.
— Понимаю.
— Да.
Каким-то образом этот краткий обмен репликами передал всё, что они хотели сказать друг другу. Нил нажал на газ, и они покинули студию. Оба понимали, что едут не в какое-то определенное место, а просто наслаждаются ездой.
— Я так удивился, увидев тебя в студии, — засмеялся Нил, — ты и правда хочешь стать актрисой?
Манджу почувствовала, что краснеет.
— Нет, — ответила она, — я просто хотела посмотреть, на что это похоже. В доме такая скукотища…
Произнеся эти слова, она уже не могла остановиться и начала рассказывать ему то, в чем не признавалась никому другому: как скучает по Арджуну, как его письма из военной академии наполняют ее отчаянием в отношении собственного будущего, о том, какое это проклятье для женщины — жить словно заместительницей близнеца-мужчины. Она рассказала даже о мужчинах, которых пыталась ей сосватать мать, о матерях возможных женихов, и как они дергали ее за волосы и рассматривали зубы.
Нил говорил мало, но Манджу поняла, что его молчание вызвано привычной немногословностью. По его лицу сложно было что-либо прочитать из-за густой черной бороды, но Манджу ощущала, что он слушает сочувственно, внимая каждому слову.
— А что насчет тебя? — наконец спросила она. — Ты и правда кинопродюсер?
— Нет! — это слово вырвалось у него словно ругательство. — Нет. Это вообще была не моя идея. Это предложил отец.
Он сказал, что на самом деле хотел заниматься торговлей древесиной, просил разрешить ему работать в семейном предприятии, но отец отказал. Раджкумар предложил ему подумать о чем-нибудь другом, торговля древесиной не каждому подойдет, заявил он, особенно городскому мальчику вроде Нила. Когда Нил начал настаивать, отец выдал ему некоторую сумму и сказал, что он может вернуться, если удвоит капитал. Но как? На этот вопрос Нила Раджкумар ответил: "Да хоть в кино вложи". Нил поймал его на слове и стал искать фильм, в который можно вложить деньги, и не смог найти его в Рангуне. Тогда он решил поехать в Индию.
— И сколько времени ты уже здесь? — спросила Манджу. — И почему не зашел нас проведать? Ты бы мог остановиться у тети Умы, внизу.
Нил неловко почесал бороду.
— Да, — отозвался он, — но знаешь, проблема в том…
— В чем?
— Отец не выносит твою тетю.
— Это неважно, — заявила Манджу. — Твоя мама часто приезжает. Уверена, что твой отец не стал бы возражать, если бы и ты так поступил.
— Может, и нет, но я всё равно не хочу.
— Почему?
— Ну, — Нил снова почесал бороду. — Это было бы неправильно.
— А что в этом неправильного?
— Не знаю, смогу ли объяснить, — он бросил на Манджу сконфуженный взгляд, и она поняла, что Нил пытается подобрать слова, чтобы произнести то, что не решался сказать даже самому себе.
— Продолжай.
— Понимаешь, — сказал он извиняющимся тоном, — просто я единственный, кто на его стороне.
Манджу это поразило.
— Ты о чем?
— Именно так мне кажется, — сказал Нил. — Что я единственный, кто на его стороне. Например, взять моего брата Дину. Мне иногда кажется, что он просто ненавидит папу.
— Почему?
— Может, потому что они совершенно разные.
— А вы с ним похожи?
— Да. По крайней мере, мне бы хотелось так думать.
Он отвернулся от дороги, чтобы ей улыбнуться.