Это было первое, что сказала Меган после того, как они втроем покинули «Розарий». Она в самом деле намеревалась разыскать Хранителя Карты и расспросить подробно обо всем происходящем. Но еще больше ей хотелось наконец остаться в одиночестве. В последние дни они только и делали, что всюду ходили втроем. Меган смотрела достаточно фильмов ужасов, чтобы понимать, что разделяться в странном месте и идти к странным людям — не лучшее решение, но все ее интровертное существо прямо-таки кричало о том, что ей нужно немного воздуха. Она становилась усталой и раздражительной — даже то, что Хью и Бритт просто стояли рядом и дышали, уже выводило ее из себя. Прогулка по городу и беседа — с практической и нужной целью — вот что могло встряхнуть ее.
Слишком много людей было здесь, по мнению Меган. Слишком дружелюбный город. Она вспомнила, как ее соседки по общаге переживали, что в современных европейских городах, даже самых старинных и похожих на ожившую сказку, никому нет до тебя дела. Меган же это только радовало. Особенно после того, как она сама попала в непонятную сказку, и что-то пока не находилось рыжего кота, готового обеспечить ее землями и богатством, или чего там еще полагается обретать сказочным героям? Только бессмысленные пустые разговоры, странные события и чудаковатые люди. И призраки в зеркалах. Да, конечно. Призраки.
Кажется, эта сказка сама не определилась, кем ей быть — готическим романом или книжкой про Китнисс Эвердин. Все это тоже не могло не злить.
— Ты уверена? — засомневалась Бритт. — Может быть, сядем где-нибудь обсудить услышанное?
— Давай! — ответил Хью, вложив в голос весь свой сарказм. — Например, дома у Долл. Или прямо под балконом у господина мэра.
Меган и Бритт синхронно подняли головы — балкон ратуши в самом деле едва не нависал над их головами, а дверь была приоткрыта.
Бритт невольно понизила голос:
— Да, вы правы. Откуда мы знаем… Неважно. Давайте делать, как придумали, а перед сном соберемся у меня в комнате — она дальше всего от лестницы, и я уже все там осмотрела, подслушать там очень сложно. И окна закрываются плотно.
— Договорились, — кивнул Хью. — Я знаю, куда в таком случае пойду я — помните, я рассказывал про кафе, совмещенное с библиотекой? Возможно, что-то да узнаю, помимо своей основной цели. Тем более, в этой библиотеке есть книги. Мне интересно, что читают местные жители. Знаете, у меня есть привычка с детства — оценивать дом по содержимому книжных полок хозяев.
— Снобская привычка, — возмутилась Меган. — Не у каждого есть деньги на книги! Не говоря уже о том, что многие перешли на электронки!
Хью хмыкнул.
— Думай как знаешь. Но может помочь.
Бритт задумчиво почесала подбородок.
— А я наведаюсь к тому дому… к бывшему дому Роуза. Проверю, действительно ли туда невозможно попасть. Но одна внутрь не полезу! Просто… хочу иметь почву для расспросов у Долл.
Меган резюмировала:
— Стало быть, расходимся и встречаемся уже дома.
Хью и Бритт кивнули. Меган повернулась и, не говоря ни слова, побрела по улице вниз. Становилось морознее.
Кип был на месте. Ежился, сидя на маленьком стуле, грея руки в старых шерстяных перчатках. Меган задержалась у выхода на площадь, чтобы получше его рассмотреть. Кип выглядел, как выглядел бы типичный второстепенный сказочный персонаж: старичок-помощник, готовый рассказать любые подробности — ровно в том объеме, в котором ему будет позволено добрым сказочником со скрипучим пером. Меган передернуло. Вот же гадкий образ.
У Кипа был красный мясистый нос, веснушки и рыжие вихры, которые сверху прикрывала невзрачная шапка. Словно почуяв чужое присутствие, он повернулся и помахал Меган рукой.
— Добрый вечер, милая леди! — добродушно улыбнулся он. — Я был уверен, что вы и сегодня придете. Приятно будет поболтать с вами.
— Как и мне. — Меган подошла поближе, осматриваясь в поисках места, куда могла бы сесть.
Ступенька лестницы показалась ей удачным вариантом. Разгадав ее намерения, Кип вытащил из-под себя теплую подушку и положил на лестницу.
— Возьмите, возьмите, — поторопился сказать он. — У меня все равно теплый стульчик. Это так — для подогрева, для тепла. Морозно нынче… Хотя, может, еще потеплеет — зимы нынче непредсказуемые…
Меган улыбнулась и села на подушку.
Перед ней расстилалась мозаичная карта города, переливаясь яркими бликами в лучах заходящего солнца.
— Мне рассказали, что страшный черный дом, который видно с обзорной площадки Дальней Башни, принадлежал тому, кто сделал эту карту, — проговорила она.
Кип погрустнел.
— Да, все верно. Это был дом мастера Роуза. — Он вдруг встрепенулся. — А кто рассказал? Вряд ли Таласс стал бы трепать языком…
— Нет, не он. Гвендолин рассказала.
— Ох, милая, милая Гвендолин. — Кип улыбнулся. — Она так старается, чтобы мастера Роуза помнили. Это ведь нехорошо — умирает человек и его имя словно стирается из памяти города. Нехорошо — так много сделать в пустоту. Хорошо, что он успел закончить эту Карту! Точно что-то знал. Все твердил, что хочет оставить след в этом городе — настоящий, вечный, не умозрительный. Что картины и наброски исчезнут, а мозаика останется. Он вообще превыше всех искусств ценил мозаику. Все твердил, что это самое лучшее, что могло случиться с искусством — мозаики и витражи.
Меган кивнула.
Витражи пропускают свет и преломляют его, создавая картину в картине. Она тоже любила витражи, могла часами находиться в церкви, просто рассматривая игру света.
— Понимаете, милая леди… — продолжал тем временем Кип, задумчиво глядя перед собой. — Роуз был во всех отношениях исключительным человеком. Он, казалось, жил и дышал искусством. Для него не было ничего некрасивого, уродливого, страшного — взгляд его так преломлялся, что он видел только красоту. Как свет преломляется, проходя сквозь цветные стекла. Этим он, конечно, завораживал. И вовлекал в свой мир — мир полотен, ярких красок, бесконечный идей о том, как можно украсить это огромное полотно — целый город. Вдумайтесь, милая леди — перед кем еще мог быть такой холст?
— Перед Антонио Гауди, — сказала Меган. — Был такой человек в Испании. Украсил целый город и начал строить собор, да не закончил.
Кип невесело усмехнулся.
— Вот, видимо, их таких двое на всем белом свете — ваш Антонио да наш мастер Роуз. Хорошо, карту успел закончить… А вот карусель уже нет…
— Карусель? — встрепенулась Меган.
— Да, карусель. Мастер Роуз все мечтал построить такую карусель, которая изгоняла бы печаль, грусть и тоску. Этот образ его буквально преследовал. Он считал, что цель любого искусства — в наполнении зрителей счастьем. Все хотел побольше счастья и сказки успеть принести. И карусель должна была стать вершиной его творения. Он сутки напролет проводил за мольбертом, отбрасывая эскиз за эскизом — все ему не нравилось. Хорошо, господин Таласс все эти эскизы сохранил! Мастер Роуз-то все выкинуть норовил, очень легкий был человек, очень все ему легко давалось. Да только так он и не успел… Не успел. Господин Таласс и господин мэр потом столько усилий приложили, все собирая по эскизам да по наброскам, а все равно не получилось. Так и стоит под покрывалом, словно ждет чего-то, мертвая, как и сам мастер Роуз…
Казалось, Кип намеревался удариться в сожаление по покойному Роузу: лицо его сморщилось, темные глаза налились слезами. Меган нахмурилась: она никогда не знала, что делать с плачущими пожилыми людьми, каждый раз терялась. К тому же ощутимо похолодало, а она до сих пор не узнала ничего действительно стоящего — и не знала, как сдвинуть Кипа с разговора о Роузе в сторону разговора о Марблите в целом. Наконец она нашлась:
— Как холодно! — воскликнула она. — Кип, как вы не мерзнете, сидя здесь?
— Я тепло одеваюсь, моя леди. — В глазах Кипа сразу заиграла улыбка. — Но иногда помогает чашечка горячего какао. Тем более что у вас курточка-то тонюсенькая, вам точно надо.
— А где дают какао? Вы же не можете покидать площадь?
Кип засмеялся.
— Да прямо тут, на площади, и дают. С другой стороны — видишь, вывеска с огоньками? Томми сварит нам замечательный какао, и с горстью зефирок! Пойдем, пойдем, милая леди. Сегодня безлюдно. Можно и отойти.
Дорогу в кафе-библиотеку Хью вспомнил быстро. После посещения Дальней башни он вдруг понял, что Марблит, по сути своей, совсем маленький город, и, хотя улицы здесь и петляют, как положено и положено старинным улицам, раскусить закономерность довольно легко. Тем более, у него была при себе срисованная копия карты.
Ему в самом деле было интересно — что же на тех книжных полках? Стоят ли там настоящие книги или только муляжи — обман, как и многое другое в этом городе? Он уже убедился, что весь город — всего лишь огромная мистификация. Вроде реалити-шоу. Он не удивился бы, выскочи ниоткуда толпа операторов с камерами и разряженный в пух и прах ведущий.
Но он шел по улице, а вокруг была тишина.
Неожиданно ему начала нравиться прогулка. Мимо него медленно проплывали небольшие разноцветные домики, и у каждого из них было свое лицо — назвать фасадом не поворачивался язык.
Хью вдруг вспомнил, как в далеком детстве любил разглядывать фасады домов и придумывать истории и биографии жильцам. Родители часто переезжали, и он так привык постоянно находиться в движении, что то и дело срывался куда-то по выходным до сих пор. А привычка сочинять ушла. И теперь снова вернулась — потому что необычные вывески и сияющие цветные стекла провоцировали воображение. Призывали мечтать.
И вместе с тем, ему боязно было мечтать. Не потому, что он боялся выдумки, которая не имела ничего общего с реальностью. Просто странное чувство, что он может и угадать, поселилось глубоко в душе и отказывалось уходить.
Потому Хью гнал все мысли из головы — и дурацкую свою угадайку, и не менее дурацкую идею реалити шоу, пытаясь освободить сознание и воспринять все так, как оно представлялось. Окружающее.