Меган даже хотела под любым предлогом отказаться от еды, вспомнив графа Монте-Кристо, ничего не евшего в стане врага, но тут же передумала. Во-первых, рассудила она, их здесь уже неоднократно кормили. И даже если в еду было что-то подмешано — от еще одной порции ничего не случится. К тому же совместное поедание пищи сближает… И, что важнее, просто пойти и поесть в Марблите было негде. Меган почувствовала, что успела проголодаться, бродя по морозу. Странный распорядок города буквально вынуждал ужинать с господином мэром.
Дроссельфлауэр явился в сопровождении миловидной горничной, которая быстро расставила блюда и скрылась за дверью.
— Прошу простить, леди Меган, но сегодня только легкий перекус. В такое время я обычно еще не обедаю, — произнес Дроссельфлауэр, аккуратно пристраивая скрипку на столик перед окном. — Однако не расстраивайтесь, уверяю вас, все, безусловно, вкусно.
Он сам снял крышки с блюд. Ароматы стояли такие, что у Меган потекли слюнки. Несмотря на желание и готовность продолжать расспросы господина мэра, Меган на некоторое время отвлеклась на еду: говорить и есть было выше ее сил. Впрочем, Дроссельфлауэр тоже ел с отменным аппетитом, не иначе, как все-таки замерз. И как не боится выносить из дома скрипку в такой мороз? Хотя это не главная его странность…
Скрипка!
Меган ухватилась за эту мысль. Хороший повод начать разговор.
— Господин Дроссельфлауэр, а как вы не боитесь в такой мороз рисковать скрипкой? Это ведь очень тонкий инструмент. У меня есть подруга… — Меган покривила душой. Выскочка Анна-Мария ей подругой никак не могла быть. — Так вот, моя подруга играет на скрипке, занимает разные места на престижных конкурсах. И она всегда так трясется над своей скрипочкой, кутает ее в какие-то особые чехлы и тем более не достает на холоде!
Раскосые глаза мэра лукаво сощурились.
— Твоя подруга совершенно права. Скрипка — инструмент, требующий бережного обращения. Если это, конечно, не особенная скрипка.
— Особенная?
— Да, у меня именно такая. По легенде, ее изготовил сам мастер Гануш. Волшебная скрипка. Хотите, я сыграю для вас? Только для вас? Обычно я никому не делаю таких предложений, но в вас, леди Меган, я вижу что-то особенное…
Его лицо вдруг оказалось совсем близко, на Меган дохнуло свежим цветочным ароматом.
Сама не зная почему, она ответила:
— Хочу. Сыграйте.
Хотя собиралась сказать совсем не это…
Господин Дроссельфлауэр подошел к окну, но скрипку в руки брать не торопился. Вместо этого он плавно провел рукой по одному из ящичков высокого шкафа красного дерева, и ящичек выехал вперед. В нем оказалось что-то золотое, сияющее — приглядевшись, Меган с изумлением поняла, что видит точную копию механизма из колокольни. Механизма того самого мастера Гануша. Господин Дроссельфлауэр тронул его пальцем и механизм задвигался. Меган завороженно смотрела.
— Красиво, правда? — улыбнулся господин мэр. — Ох, о чем это я… Я же обещал вам музыку.
Господин Дроссельфлауэр поднял скрипку и устроил ее под подбородком. Меган вдруг охватила паника, она подумала, что пора бежать и осадила сама себя — куда бежать, зачем, это же всего лишь музыка?.. Тонкая рука в зеленом бархате взмыла вверх и изящный смычок опустился на струны.
Чарующая музыка разлилась в воздухе. Господин Дроссельфлауэр играл блестяще. Тонкие пальцы летали по струнам, а в звуках, слетающих со смычка, не было ни единой фальшивой ноты. Они завораживали. Сейчас, наедине — не под балконом, не на улице — они обволакивали, обнимали и словно бы принадлежали одной только Меган. Она прикрыла глаза.
Музыка точно проникала под кожу и заставляла все вокруг озаряться светом. Ей показалось, что она уже не в обеденном зале городской ратуши, а в университете, возле своего любимого грота, ее убежища. Она часто приходила сюда во сне — и как хотела бы оказаться наяву. И ведь словно бы оказалась… Меган прошла по цветущей лужайке и погладила теплые камни нагретого солнцем грота.
Здесь ей было так хорошо и спокойно — среди музыки, солнца и тепла. Здесь никто не использовал ее и не указывал, что ей делать — здесь вообще никого не было. Даже скрипача. Только она сама.
Ее мечта о покое и радости, которую он дает, словно бы вырвалась из нее и воплотилась в мир, оставив позади стеклянный блеск Марблита, навязанных спутников и загадки, к которым не находилось ответа….
Хью думал, что Ханс отведет их в одно из внутренних помещений, но тот повел по незаметной мраморной лестнице, круто забирающей вверх. Хью толкнул небольшую дверь и охнул: он находился на крыше здания, сверху нависали суровые могучие горы, небо было усыпано звездами, а прямо под его ногами раскинулся огромный бассейн.
— Нравится? — улыбнулся Таласс. — Здесь есть скамейки. Можно снять одежду.
Хью послушно опустился на деревянную скамью и принялся расшнуровывать ботинки. Ханс кинул полотенца рядом с ним, отряхнул руки и сказал:
— Ну, развлекайтесь. Не буду вам мешать.
Он скрылся за дверью и плотно прикрыл ее за собой.
Хью молчал. Таласс тоже — только снимал с себя одежду, слой за слоем, пока не остался вообще без ничего. Потом — шагнул в воду и мощными гребками поплыл.
— Присоединяйся, Хью! — Остановившись на середине, помахал рукой Таласс. — Вода теплая, не бойся замерзнуть.
Хью выдохнул и решился: скинул одежду и шагнул в воду, не давая себе времени одуматься. Вода оказалось теплой, почти горячей, смывающей все тревоги последних дней. Хью подплыл к Талассу и спросил ошеломленно:
— Откуда вы узнали, что мне нужно было именно это? Я сам не знал!
Таласс улыбнулся:
— Возможно, нам просто нужно одно и то же, мастер Хью.
С крыши открывался захватывающий вид на звезды — такие крупные, что казались искусственными гирляндами, подвешенными в синем небе, вырезанном из бархатной бумаги.
Вода в термах была теплая, почти горячая, и Хью с наслаждением погрузился в нее почти по шею, держась за мраморный бортик, положив подбородок на руки.
Вокруг была тишина.
Горная гряда полукругом огибала маленький домик и создавала ощущение потерянности в огромном, пустующем мире. Горы изгибались в сумрачной ночной тишине и казались хребтами давно уснувших драконов, огромных и невозможно-прекрасных.
Хью попытался представить себе этих драконов, и у всех них были звездные глаза.
В самом низу, далеко, почти в долине виднелись разноцветные огни Марблита, и они манили — так, что хотелось бросить все и немедленно отправиться к ним. Хью на мгновение показалось, что он слышит звуки скрипки.
Позади раздался тихий плеск — Таласс вошел в воду и неслышно, как рыба, пересек бассейн и подплыл ближе.
— Любуешься? — тихо спросил он.
Само место не давало повышать голос.
Хью кивнул.
— Очень красиво. Спасибо, что привезли меня сюда. Я именно за этим и ехал… просто сам не знал раньше, за чем именно.
— Вот как? — В голосе Таласса звучала мягкая улыбка. — Расскажешь?
Хью перевернулся в воде, опустив затылок на мраморный парапет, и уставился в звездный купол над головой.
— Не узнаю созвездия, — невпопад сказал он. — Вроде бы такие, как должны быть… И в то же время отличаются.
— А разве созвездия кому-то что-то должны? — удивился Таласс. — Я думал, они сами по себе.
Хью промолчал. Звезды мерцали в темноте, точно чьи-то ласковые глаза.
— Папа говорил, что звезды — это те, кого мы любим. И что они наблюдают за нами даже тогда, когда их нет больше рядом.
— Ты веришь в это?
— Я… Да, хочу в это верить. В то, что я под присмотром папы, куда бы меня не заносила жизнь, — проговорил Хью. — Но небо над головой не делает тебя менее одиноким.
— Я слышал другую историю, — задумчиво проговорил Таласс. — Один мой… друг рассказал мне однажды, что все, кто любил нас и рано покинул, однажды воплотятся вновь в других людях. Что тела — это лишь сосуды, в которых пробуждаются души.
— Звучит заманчиво… — Хью окунулся с головой, наслаждаясь ощущением горячей воды на продрогшей коже, и вынырнул снова. — Не отказался бы однажды от такой встречи.
— О, как и я… — Таласс помолчал, пристально рассматривая Хью в тусклом свете фонарей, освещающих термы. — Так расскажешь?
— Я… Хорошо. Расскажу, — решился Хью. — Только вы обещайте, что не поднимете меня на смех?
— С какой бы стати поднимать тебя на смех? — удивился Таласс. — Я спрашиваю не чтобы подразнить, мне самому интересно, каким образом такой, как ты, попал в Марблит.
— Такой, как я?
— Особенный.
— Разве ваш поезд не охотится на особенных? — сощурился Хью.
Таласс рассмеялся.
— Наш поезд вовсе не охотится, милый! — отсмеявшись, проговорил он. — Он просто оказывается там, где надо. На месте любого другого поезда. Но ты, правда, особенный — это видно на фоне Меган и Бритт. И дело не в том, что они девочки. Они сделаны из другого теста. Разве тебе не душно с ними?
— Мне с ними странно, — подумав, признался Хью. — Но я не знаю, почему. Может быть, оттого, что я не выбирал себе эту компанию. Я вообще предпочел бы быть без компании. Я всегда путешествую один. Мне это важно. Нужно. Я… ищу. Повсюду ищу себя. И почему-то никогда не нахожу, потому что как-то так получается, что вожу за собой свою тень. А она ужасно мешает!
— Мешает чему?
— Мешает быть смелым, быть… чем-то большим, чем этот… сосуд! — Хью развел руками в воде. — А тень прилипла и не отлипает никак, трусливая, грузная, потерянная… И девчонки. Они такие же потерянные. Они меня словно тянут назад. А я ехал вперед. Воплощать…
— Что? — мягко спросил Таласс.
— Себя, — растерянно ответил Хью. — А то мне кажется, что меня как-то в целом и нет.
Таласс поднял его лицо за подбородок, разворачивая на себя.
— А мне кажется, что ты очень даже есть, мастер Хью.
В темноте глаза Таласса казались совсем черными. Хью засмотрелся — настолько красивой была картина. Если бы он был художником, как Бритт, то нарисовал бы Таласса — но он даже художником не был. И рисовать оставалось пальцами по воде, в опасной близости от покрытой мурашками под холодным горным ветром кожи.