Меган по стеночке дошла до них и съехала на пол — видно было, что ноги не держали ее. Гвендолин подхватила ее под руку.
— Пошли, пошли, — шептала она.
Бритт, заметив, что ни Хью, ни Дроссельфлауэр так и не двинулись с места, ринулась обратно.
— Да идите же вы! — Она схватила Хью за шиворот и заставила подняться.
Дроссельфлауэр поднял голову. Бритт взглянула в растерянные голубые глаза и поняла, что не может уйти, просто оставив его здесь.
Она толкнула Хью к дверям, вцепилась в манжеты зеленого сюртука и хорошенько встряхнула Дроссельфлауэра:
— Вставайте и идите, или закончите как он! Вы и так натворили бед!
— Бритт, да оставь ты его! — проворчала Гвендолин. — Все вот-вот рухнет!
Бритт кивнула, еще раз встряхнула мэра за грудки и бросилась к двери.
Бежать вниз по винтовой лестнице сломя голову оказалось сложнее, чем она могла предположить. Тем более, когда целая толпа несется вниз, поддерживая друг друга. Меган с трудом переставляла ноги, и Бритт пришлось подхватить ее с другой стороны. Хью бежал впереди всех, и Бритт видела, как что-то темное летело рядом. Она вспомнила, как это же темное пришло ей на помощь в бою против оловянных стражников.
Тень Хью.
Кажется, она оказалась более верной, чем выбранные Хью люди.
Дверь, ведущая наружу, раскачивалась на скрипучих петлях — наверняка стражники тетушки Долл и не подумали закрыть ее за собой.
Жутко завывал ветер.
Внизу, на зеленом бархатном ковре, лежал искореженный механизм. Обломки разметало по полу, шестеренки слабо вертелись, инерция переставала действовать на них, механизм умирал.
Тело Таласса лежало на обломках. Неестественно запрокинутая спина и странная, жутковатая поза не оставляли сомнений о его судьбе. Выжить после такого падения никому было бы не под силу.
Черная птица сидела на его груди и с наслаждением выклевывала глаз.
Под ногами что-то хрустнуло.
Бритт опустила взгляд и увидела осколки. Ее собственное разбитое зеркало лежало рядом, выпав при ударе о землю из ослабевшей руки Таласса.
Хью рядом глухо выдохнул и наклонился подобрать зеркало. В глубокой пустоте уцелевшего куска стекла ничего не было видно. И никого. Роуз ушел.
Бритт надеялась только, что душа Роуза Леймисса обрела покой.
Хью подошел к телу Таласса и согнал птицу с его груди. Потом присел рядом на одно колено, глядя в изуродованное мертвое лицо. Бритт увидела только, как он вложил зеркало ему в ладонь и крепко сжал его пальцы.
Башню вновь тряхнуло.
— Бежим к карусели! — скомандовала Бритт. — Роуз все мне рассказал. Я знаю, как спастись!
Бритт и Гвендолин вытащили Меган на улицу. Она вздохнула и попыталась встать сама, но ноги снова подвели. Каждое движение отдавалось болью во всем теле.
— Бегите без меня, — попросила она.
Чтобы добраться до карусели, требовалось пересечь площадь. А это казалось ей сейчас чем-то невозможным.
Над площадью кружили птицы. Против них сражалась целая армия одинаковых оловянных солдат. Видимо, гибель Долл ослабила их, потому что все больше оловянных рук, ног и голов падали на площадь, и все более торжествующими становились крики птиц.
Ветер превратился в настоящий ураган.
Сложно было дышать от стеклянного крошева, замешанного в воздухе. Ветер вырывал мозаику из мостовой, бил стекла и витражи, ветки деревьев и снег кружили в воздухе. Жуткая красота стеклянного разрушения вселила в сердце Меган уверенность — она не дойдет.
Карусель была слишком далеко.
— Идем, идем. — Бритт тянула ее за рукав.
— Я не могу идти, — прошептала Меган. — Слишком поздно.
— Никогда не бывает поздно, моя леди, — раздался учтивый голос за ее спиной, после чего ее подхватили на руки.
Меган повернула голову. Это был Кип! Он бежал с ней на руках через площадь, раздираемую битвой, через стеклянное крошево, и, хотя он тяжело дышал, ни на шаг не отставал от остальных.
Томми бежал рядом, а с другой стороны, рядом с Хью, Меган увидела маленького человечка в больших очках.
— Гласс, Томми, снимайте покрывало! — скомандовал Кип.
Мистер Гласс и Томми схватили тяжелое фиолетовое покрывало и скинули его на площадь, вспугнув очередную стаю птиц. Меган увидела дивных созданий, украшающих карусель — каждое из них было по-своему волшебным и манящим. Меган захотелось к ним.
Бритт первая запрыгнула на карусель, проведя ладонью по носу Сфинкса, словно тот был ей старым знакомым — а, возможно, так оно и было, — и скрылась в глубине карусели.
Хью запрыгнул туда же и подал руку Гвендолин.
— Идите, моя леди. — Кип остановился у ступеней и бережно поставил Меган на ноги.
Ее тут же подхватили с двух сторон Гвендолин и Хью.
— А вы?! — закричала она. — Как же вы?
Кип грустно улыбнулся.
— Мы — часть этого города. Это был хорошая сказка, не правда ли?
Меган часто заморгала.
— Не плачьте, милая Меган. Лучше улыбнитесь. Когда предстоит сражаться с кошмарами, улыбка — лучшая награда, — сказал Кип. — Поспешу я, вон Гласс и Томми уже помогают Лайту и Вуду сражаться против этих поганых птиц. Хочу и сам поучаствовать!
Он деликатно пожал ей руку и побежал на площадь. Там и в самом деле отбивались от птиц фонарщик Лайт и старик Вуд, а в руках у них были бамбуковые палки.
Меган увидела, как двери окрестных домов открывались одна за другой, и все больше горожан стекались на площадь, вооруженные кто чем мог. Птицы налетали на них, драли когтями и клювами, но никто больше не бежал.
Никому не было страшно.
Меган обняла за шею красивую белую лошадь и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Силы возвращались к ней, но постепенно — стоять самостоятельно она все еще не могла. Она смотрела, как Бритт, найдя несколько рычагов, пыталась отыскать правильный.
— Просто пробуй все подряд? — предложила Меган, потому что хотелось хоть как-то быть полезной.
Хоть как-то отблагодарить за свое спасение.
— Думаешь? — вздернула голову Бритт. — Роуз не успел объяснить детали. А если… я все испорчу?
— Мне кажется, что-то испортить здесь сложно. Это же карусель, сделанная гениальным художником, так?
— Да…
— Все гениальное — просто. Это я точно для себя уяснила. Ты же тоже гений, Бритт. — Меган нелегко дались эти слова, и она совершила над собой усилие, чтобы продолжить. — Просто взгляни на мир вокруг его глазами. И ты поймешь.
— Надо сделать так, чтобы Сфинкс открыл глаза… — пробормотала Бритт. — Но Карусель стоит на месте… Значит…
Мир вокруг рушился.
Меган никогда не приходилось наблюдать за разрушением великой иллюзии. Не сказать, чтобы она этого хотела — но от разрушения Марблита не могла оторвать взгляд. Осколки и птичьи перья вились в воздухе, гонимые ветром, и весь лоск и красота разбивались в пыль, обнажая обычный городок, бедный и блеклый, затерянный среди гор.
— Нашла! — крикнула Бритт и потянула за рычаг.
Карусель заурчала.
Бритт кинулась к величественному Сфинксу и обняла его за голову. Сфинкс открыл глаза.
Сфинкс был велик — больше, чем любая другая фигура на карусели. Он поднял могучую голову, расправил крылья, и карусель пришла в движение, начав медленно раскручиваться против часовой стрелки. Послышалась музыка — красивая скрипичная мелодия, и сердце Меган заколотилось от тоски, страха и пережитого ужаса. Ведь это была мелодия, созданная Дроссельфлауэром. Как такой талант мог навлечь столько бед на своих близких?
Белая лошадь под руками Меган зашевелилась, прянула головой, заржала — и Меган не иначе как сказочным чутьем поняла, что должна сделать. С трудом подтянувшись, она перекинула ногу через белый в яблоках круп и села, прижимаясь к длинной шее. Грива у лошади была серебряная, длинная, и Меган взялась руками за нее, надеясь только, что не упадет.
Она огляделась.
Бритт, конечно, уже сидела на спине гордого Сфинкса, и сама в этот момент напоминала древнюю воительницу. Распахнутое пальто трепал ветер, бирюзовые волосы развевались на ветру. Меган мимолетом подумала, что той Бритт — завернутой по самые глаза в шарф тихой художнице в поезде — уже давно нет. Так же, как нет и угрюмой Меган, мечтающей об уединенной прогулке, и нет свободного Хью, идущего куда пожелает душа.
«Мы все потеряли что-то на этой безумной войне…» — пронеслась в голове у Меган строчка из полузабытой песни.
Хью сидел на спине белого медведя, а его Тень кружила рядом, свободная и независимая. В глазах его Меган увидела такую тоску, что поспешила отвести взгляд.
Гвендолин все еще стояла, держась за длинный золотистый шест. Меган удивилась, почему Гвендолин не торопится выбрать себе животное, но, проследив за ее взглядом, все поняла. Рядом с каруселью стоял Дроссельфлауэр.
В опущенных руках он держал чудом спасенную скрипку. Плечи его сгорбились, и сам он был воплощением потерь и одиночества. Пожалуй, из всех них он потерял больше всего. Он потерял мечту — и, несмотря на все, что он сотворил с ней, Меган испытала к нему жалость.
Может быть, он был безумцем — но он был волшебником. Может ли волшебник быть не безумцем?
Или это стокгольмский синдром говорит в ней?
Пока Меган размышляла об этом, карусель сделала еще один оборот. И еще один. С каждым разом она словно ускорялась, казалось, нет-нет, да и взлетит.
Меган не могла понять, чего хочет Гвендолин. И почему медлит.
Дроссельфлауэр стоял на ветру, и его словно не касалось развернувшееся за его спиной сражение, стеклянный ураган, крики птиц. Взгляд его был прикован к карусели.
Гвендолин, не выдержав, вцепилась в шест и, свесившись с карусели, протянула руку:
— Хватайся! — крикнула она. — Ну же!
Дроссельфлауэр не сразу понял, что она обращается к нему. Он моргнул, осознавая, и карусель ушла на новый круг. Гвендолин все так же держалась за шест, яростные порывы ветра норовили опрокинуть ее на землю.
— Дай мне руку! Ну же! Дроссель! — Она потянулась к нему, и он в каком-то мгновенном порыве схватил протянутую руку и дал втянуть себя на карусель.