возвратишь" – нам бы их средневековые заботы… "К зверям идет, перчатку он берет" – и все, ни в зуб ногой! "К зверям идет.., к зверям идет…" – ах ты боже ж ты мой!..
Выключив лампу, Она подбежала к окну. Конечно, еще не ушел!.. "Ну, что же ты?" – подумала не без нежности, но с досадой: следует ли так нарушать обдуманные планы, если даже ты их не знаешь?.. Нажала трижды кнопку выключателя. Темная фигура у фонтана встрепенулась.
"Иди, уходи скорее! – взмолилась Она мысленно. – Скорее – и до завтра!" Взмахнув на прощанье рукой, он пошел не оглядываясь. Вскоре следом покатил на вихляющемся велосипедике сыщик – "что и требовалось доказать", – подумала Она устало, ибо все происшедшее было предусмотрено.
Как не поступишь, чем не пожертвуешь ради общества!..
Затем у нее состоялся краткий диалог с реципиентом, дежурящим у двери в коридоре, – получено донесение и даны указания. Возвратясь, Президентша подумала наконец о том, что индуктор для связи не оставлен – сама она, стало быть, служит индуктором, – чего только она им сегодня не наиндуцировала! Угораздило муженька создать этот оккультный отдел! Впрочем, такой отдел, разумеется, полезен.., полезен.., полезен, необходимо только соблюдение ряда правил! Вы меня поняли? Мы поняли друг друга?
– Так точно, ваше превосходительства – донесся из-за двери безжизненный голос реципиента, имитируя интонации начальника оккультного отдела.
Она только усмехнулась: вот и хорошо!
С халатиком в руках Она еще долго стояла под открытой форточкой – пока не озябла, И последнее, что запомнилось Ей в эту ночь, был запах свежих роз, донесшийся невесть откуда.
Переданный по телефону приказ насчет присылки национальных гвардейцев и последующая отмена этого приказа застигли г-на мэра бодрствующим над теми же газетными новостями, изучением которых занимался днем Дамло.
– Суета! – со вздохом произнес г-н мэр, но вдруг призадумался, взгляд его снова упал на газетные строчки, глаза блаженно сузились. – А почему бы и нет? – бормотнул он. – Неплохая идея!.. Ну, не будем зайцев считать! Размышления, видимо, ответственные и чрезвычайно значительные, отняли у него немало времени. Затем он принялся названивать по телефону…
Паства давно разошлась по домам, когда в запертом соборе вновь запылали все свечи. Патер, стоя на коленях, плакал и молился до утра, шмыгал носом в платочек; утром его глаза были сухи, воспалены и яростны, как, наверное, у Савонаролы.
– Мед ядовитых цветов ядовит, – сказал он, вставая с колен. Свечи, кроме одной искупительной, весом в шесть фунтов, догорели давно и погасли. Пахло дымом, теплым воском, но его преподобию чудилось, что сквозь эти привычные запахи пробивается слабым ростком – знамение – едва слышный святой запах розы. Это прибавило ему уверенности.
По затекшим ногам под сутаной бежали мурашки.
Патер отправился будить пономаря.
Глава 15
Все холодало, и Дамло постанывал, поеживался во сне. Сверхгангстер Тургот подкрадывался к нему в виде черного осьминога, все щупальцы которого были вооружены кинжалами, Дамло только и знал отбиваться, устал. Осьминог вцепился в кобуру. Тут Дамло зарычал и проснулся.
Сон, показалось, продолжается наяву, только осьминог принял форму громадного черного зверя. Но вместо принятия мер Дамло вдруг расчувствовался: ах, песик, ах умница, ты тоже проголодался!
В кобуре вместо пистолета хранились обыкновенно бутерброды, каковые Дамло имел привычку потреблять в пору усиленных размышлений. Он вытащил два. Один кинул собаке. Бутерброд моментально исчез. Дамло кинул еще, потом еще, и сам торопливо жевал, но где было угнаться! Пес с умилением уставился на остаток его личного бутерброда, последнего. "Дудки!" – подумал Дамло, набивая рот и давясь подсохшей корочкой.
– Пупсик! – проворковал он невнятно. Пес шевельнул хвостом. Стало быть, давеча он был просто голоден, оттого и вышло между ними недоразумение. Каков паршивец: промаялся всю ночь из-за своей вежливости, что ему стоило взять и попросить еды, а затем проявить готовность к сотрудничеству? Давно бы могли приступить к поискам этого профессора кислых щей, из-за которого заварилась каша!
Сержанту не могло придти в голову, что искомый находится всего-то в нескольких шагах. К Биллендону и днем-то для кое-кого вход заказан: запросто могут огреть калиткой по лбу. Дамло его бдительность одобрял. Нелады с Турготом, пускай старые, вовсе не шутка. Вообще это странно, что Биллендон до сих пор остается в живых. Дамло, конечно, доглядывал, но Тургот – не чета ему ловкач, – сознавал он с горечью.
Биллендон был его надежда, приманка в мышеловке. Что Дамло сделает, если приманка сработает, к чему это приведет, он не думал. Управится как-нибудь. А пока что: ничего не выяснять и не интересоваться. Не разговаривать о Турготе, никого не спрашивать о нем, проявлять полнейшее безразличие ко всему, что происходит за пределами участка. И наступит, ей-богу, наступит светлый день, когда мыши убедятся, что мышеловку стережет голодный кот!
Дамло свирепо засопел, но улыбнулся умильно и протянул к ошейнику руку с веревочкой.
– Пу-упсик, пупсик!..
Пупсик на сей раз не имел возражений.
Дамло на корточках вылез из клетки, В этот ранний час воздух был свеж, как глоток пива из холодильника мадам Дамло. Сопливые соотечественники не могли помешать первому уроку служебного собаководства.
– След, возьми след! – сказал Дамло. Пес отвечал недоуменным взглядом. – Ты должен взять след! – Пес вильнул хвостом. – Ах разгильдяй! – сказал Дамло, сдвигая каску на затылок. – Тебе приказано – действуй! Взять след! – Пес был, в общем-то, на все согласен. Но что от него требуется, по-видимому, не соображал. – Бутерброды кто слопал? – попрекнул его Дамло. Оглянулся – не подсматривает ли кто. – Ладно, гляди!
Он опустился на четвереньки, почти уткнулся носом в землю, показывая псу, как берут след. Огромная черная морда возникла перед ним, носы встретились.
– Ну, понял?
Пес радостно гавкнул, решив, что с ним играют, снова толкнул Дамло мокрым носом и отскочил.
– Дубина!.. – сказал Дамло, но не поднялся с четверенек. Его заинтересовал какой-то предмет, запрятанный в щели под клеткой.
Он подобрался, засунул руку под днище, извлек промасленный продолговатый сверток. Одна его тяжесть говорила достаточно…
– И у этого автомат? – сказал Дамло шепотом. – Та-ак!..
На дознание он не имел времени. Изъять – насторожить, то есть, по существу, предупредить владельца?
– Проспал! – сказал он свирепо. – И это проспал! Ну больше я никогда ничего не просплю – это уж дудки!
Придав свертку прежний непотревоженный вид, Дамло снова сунул его под клетку. Встал, отряхнул руки и коленки, произвел глубокий вздох.
– Еще и цветочками воняет! – сказал принюхиваясь. Зря только израсходовал бутерброды. Пес, наверное, умеет брать след и делать все прочее, это Дамло не умеет с ним обращаться. Например, – тут Дамло хлопнул себя по лбу: с какой стати он требует от собаки выполнения приказа насчет следов здесь, на этом дворе, где мог наследить один паршивец-косоротик? (С косоротиком и его автоматом разобраться при первой возможности! Сигнал Эстеффана о наличии подобного оружия у сторожа морга проверить! Думать и думать!) Дамло думал.
Пес ждал.
Незнакомец со своей телепатической командой, прокрутившейся всю ночь возле соседней усадьбы, с любопытством дожидался, что Дамло предпримет. Сценка обучения собаки поискам следов чрезвычайно ему понравилась, он хохотал над ней беззвучно, зато от души, впервые с той минуты, как его, на собственную беду, порыв к исполнению служебного долга и повышению престижа отдела занес в этот распроклятый городишко!
Сержант наконец ухватил недостающую мысль, дернул поводок и приказал:
– Пошли!
Как лучшие друзья пересекли они двор, высокая трава смочила росой глянцевые бока пса и запыленные сапоги полицейского, каковые, спустя несколько минут, загремели подковами по крыльцу участка, прервав чуткий сон заключенных – г-на Эстеффана и пасторов! Бедолаги подумали, что за ними явились, чтобы повлечь на обещанное аутодафе, – вот до чего накалились страсти, пока патер вел с Даугеталем накануне свои абстрактные дискуссии! Дамло ничего ровно не знал, удивился тому, что наружная дверь не заперта, удивился и взял на заметку отсутствие постового кругом непорядок! Щелкнул выключателем в коридорчике, гаркнул во всю мочь:
– Э-эт-то что?!
Добровольная стража из католиков повскакала на ноги.
– Господин Дамло!.. – робко начал кто-то.
– Мо-олчать! Выметайтесь! Нет, стоп: становитесь в очередь, я вас перепишу! Сейчас перепишу, а после разберемся! – И действительно переписал, хотя очень спешил. Пес стоял рядом, увеличивая власть Дамло, и прежде грозную. Стражники разбредались, позеленев. Затем сержант выпустил из камер вероучителей, принял жалобы по установленной форме, вдаваться в подробности, однако, не стал.
– На вас мы подадим тоже жалобу, – пригрозил ему пастор, приходивший накануне с требованием пресечь деятельность г-на Эстеффана и не удостоившийся внимания.
– Ладно, ладно, отче, – отозвался Дамло, – делайте как следует свое! Будьте здоровы!
Пасторы удалились, унося ощущение прочности миропорядка. Г-н Эстеффан улизнул, разумеется, первым.
– Уф! – вздохнул Дамло, оставшись, наконец, один. – Если платочек не сперли, сейчас поработаем!
Забытый Даугенталем скомканный платок по-прежнему белел в углу камеры.
И тут на башне католического собора внезапно затрезвонили колокола.
Молодой человек проснулся в слезах: ему пригрезилось прощание навек. Он вскочил как встрепанный, второпях оделся и умылся, но помедлил, полагаем, над листками письма – чужого письма, которое разрешено было ему прочесть…
Это письмо и причудливейший разговор в мастерской посреди ночи довершили дело: странник знал теперь все, что возможно знать о предстоявшей ему участи. Надеялся ли он все же ее избежать? Ведь это было в его воле!