Силья ни о чем не спрашивала мужа и больше не заговаривала о психиатрической клинике.
Ему нужно время? Он хочет побыть один, чтобы все обдумать? Прекрасно. Она даст ему все время, которое нужно. Она сделает все, что потребуется, чтобы в их мире воцарилось спокойствие.
Силья оставила Генри в покое и все свое внимание переключила на поиски высокооплачиваемой работы. В первую очередь она связалась со своей любимой преподавательницей из колледжа, доктором Элизабет Фрэнк, которая всегда заверяла Силью, что компании будут соревноваться между собой за то, чтобы нанять на работу такого замечательного специалиста.
– Ты самая умная девушка из всех, кого я когда-либо знала. И самая добросовестная. Это оценит любой работодатель, – заметила однажды доктор Фрэнк, не говоря прямо, но подразумевая, что эти самые работодатели предпочитают нанимать на работу девушек не слишком симпатичных, но умных, которые полностью посвятят себя работе.
Возможно, в молодости доктор Фрэнк оказалась в схожей ситуации. Как и мать Сильи, Элизабет Фрэнк принадлежала к поколению женщин, изменивших свой образ жизни и мыслей, женщин, которые выдвигали прогрессивные идеи и смелые планы и отстаивали право представительниц слабого пола на образование и участие в выборах!
И что же за женщины выдвигали столь смелые идеи? Внешне непримечательные. Именно простушки могли свернуть горы.
С помощью доктора Фрэнк Силья нашла работу в «Литлтон фудс» – компании, поставляющей продукты в рестораны и отели. Ее наняли в качестве полевого представителя в отдел замороженных продуктов. К удивлению Сильи, работа ей очень понравилась. Очень скоро все: начальник, коллеги и представители других компаний, с которыми ей приходилось контактировать, – прониклись к ней уважением и оценили ее по достоинству. Она могла с легкостью зайти на кухню любого из ресторанов, сесть за стол управляющего и, достав папку со списком продуктов, начать обсуждать с ним заказы. Сосредоточенная исключительно на работе, она ни в чем не уступала мужчинам. В эту пору Силья научилась курить, ведь в ресторанном бизнесе курили все, к тому же сигареты зачастую помогали влиться в коллектив. По окончании переговоров Силья и управляющий пожимали друг другу руки, и уже на следующий день грузовики с продуктами подъезжали к разгрузочной зоне ресторана, а вечером посетители восхищались деликатесами в своих тарелках.[8]
– Вы держите наш бизнес на плаву, – сказал как-то Силье управляющий рестораном в центральной части города. – Вы очень умная женщина.
Глава 19Энджи
Ночью, когда Пи Джей и Руби крепко спали в своих комнатах, я взяла Пола за руку и кивком указала на хозяйскую спальню. Вздохнув, он последовал за мной и тихонько прикрыл дверь.
Я чувствовала себя так, словно ждала этого целую вечность. Наблюдая за выражением лица мужа, я стала раздеваться. Сначала медленно, пуговица за пуговицей, расстегнула блузку, потом, развернувшись и посмотрев на мужа через плечо, молнию на юбке… Когда юбка упала к моим ногам, я перешагнула через лежавшую на полу одежду и подошла к Полу. Мы прижались друг к другу, слившись в долгом и глубоком поцелуе.
– Что ты со мной делаешь… – пробормотал Пол, увлекая меня в сторону аккуратно застеленной кровати.
Мне отчаянно хотелось заняться любовью с мужем, но только не в постели Сильи.
Пол словно прочитал мои мысли и, схватив покрывало, расстелил его на полу.
– Иди сюда, – позвал он, укладываясь на покрывало. – Я согрею тебя, Энджел.
Я села на Пола верхом, и его руки скользнули по моим ягодицам, легонько сжав их. Я любила исходивший от него жар, любила свежий запах его кожи, словно бы омытой дождем. Я любила то, как волосы на его груди щекотали мою грудь. Я обожала мужа всего целиком, но от нашей любви ждала не только наслаждения.
Я хотела еще одного ребенка.
Вскоре после рождения Пи Джея я заказала противозачаточную диафрагму, так как боялась немедленно забеременеть снова, но теперь сыну исполнилось шесть месяцев и он совсем не доставлял мне хлопот. Так что я не видела причин откладывать зачатие второго малыша. Я всегда мечтала о большой дружной семье, в какой выросла сама.
Пол хотел, чтобы мы подождали, но я решила, что, когда расскажу ему о беременности, он свыкнется с этой мыслью и со временем ужасно обрадуется. Стоило только посмотреть, как близки они были с Генри. Неужели он не хотел того же для своих детей?
– Как насчет диафрагмы, Энджел? – спросил Пол.
Немного поколебавшись, я ответила:
– Спасибо, что напомнил.
Войдя в ванную, я прикрыла за собой дверь и, сунув руку в ящик, куда накануне вечером положила пластиковый контейнер, с удивлением обнаружила там еще один такой же, только другого цвета, видимо, принадлежавший Силье.
Открыв свой контейнер и посмотрев на резиновый колпачок, я подумала, что Пол просто нервничает. Все мужчины ведут себя так, когда дело касается детей или беременности, но это вовсе не означает, что они не хотят иметь семью.
Взглянув на собственное отражение в зеркале, я представила маленькую смеющуюся девочку в украшенном лентами розовом платье, похожую и на меня, и на Пола, решительно захлопнула крышку контейнера и вернулась в спальню.
На следующее утро, когда мы вдвоем пили кофе, я наклонилась к мужу и, обжигая его своим дыханием, прошептала:
– Ты для меня настоящее волшебство. Я люблю каждую секунду, проведенную с тобой.
Пол улыбнулся, допил кофе и вышел на крыльцо, где почтальон оставлял свежую прессу.
Я распечатала упаковку купленного вчера бекона и принялась изучать кнопки на новомодной плите Сильи, пытаясь понять, на каком режиме можно приготовить мясо.
– Что, черт возьми, это такое? – вдруг заорал Пол, швырнув газету на барную стойку. Его глаза метали молнии.
С отчаянно бьющимся сердцем я взяла газету.
«НИ ОДНА МАТЬ НЕ СОВЕРШИЛА БЫ ПОДОБНУЮ ЖЕСТОКОСТЬ»
Джин Келлерман специально для «Стоункилл газетт»
«В то время как коронер подтвердил, что тридцатидевятилетний житель Стоункилла Генри Гласс покончил жизнь самоубийством посредством яда, его невестка утверждает, что пропавшая жена мистера Гласса не может иметь к его смерти никакого отношения.
«Не представляю, чтобы мать могла проявить такую жестокость по отношению к отцу своего ребенка», – сказала Энджи Гласс в эксклюзивном интервью нашей газете. Она признает, что знала миссис Силью Гласс не слишком хорошо. «Я встречалась с ней лишь однажды. Но ни одна мать не способна на такое».
Действительно ли не способна? В понедельник миссис Гласс оставила своей семье записку, в которой сообщила, что уезжает. Записку изъяли в качестве улики, и ни один репортер не получил разрешения взглянуть на ее содержание.
Но не была ли эта записка просто уловкой? Возможно ли, чтобы Силья инсценировала свой побег, дабы скрыть более тяжкий грех?
Судя по всему, ответа на этот вопрос не знает никто. Преуспевающую деловую женщину, занимавшую высокую должность в гостиничной индустрии Нью-Йорка, последний раз видели в понедельник выходившей из своего офиса на Манхэттене. Из достоверных источников известно, что ее график был весьма изменчив. Она возвращалась домой в час пик, но зачастую ей приходилось засиживаться на работе допоздна. Обычно она выезжала из своего шикарного дома на Стоун-Ридж-роуд на серебристо-сером спортивном автомобиле MGA 1958 года выпуска, который затем оставляла на железнодорожной станции. Этот автомобиль был обнаружен на парковке возле станции в понедельник вечером. Представители полиции опечатали его и транспортировали в участок.
В среду вечером наш корреспондент поговорил с пассажирами поезда, возвращавшимися в Стоункилл в конце рабочего дня в понедельник. «Я знаю леди, о которой вы спрашиваете, но не могу сказать, видел ли ее в понедельник, – сообщил нам мистер Берт Мейер с Олбани-Пост-роуд. – Она всегда возвращается в разное время. Иногда на поезде, иногда нет, – добавил он. – К тому же я всегда слишком сосредоточен на том, чтобы поспеть домой к ужину, и не смотрю по сторонам».
Остальные пассажиры в точности повторяют слова мистера Мейера. Полицейские так же провели опрос пассажиров.
Вполне возможно, что Силья Гласс так и не вернулась в Стоункилл в понедельник вечером. Семнадцатилетняя дочь четы Гласс обнаружила тело отца в лесу за домом. Рядом с ним валялась чашка, в которой были найдены следы яда.
Миссис Энджи Гласс, по-матерински заботливая особа, приехавшая из Висконсина, заявила, что непременно окажет племяннице всяческую поддержку. «В такие тяжелые времена девочке необходимы тепло и забота, – сказала она. – Я рада, что оказалась здесь, чтобы примерить на себя роль ее матери».
Семья Гласс уже не первый раз становится центром внимания нашего непритязательного городка. В 1951 году брат мистера Гласса Пол… (продолжение на странице 3)».
Я встряхнула газету, чтобы отыскать третью страницу, но нависший надо мной Пол, выхватил ее из моих рук.
– Достаточно, – грубо бросил он и, сунув газету в задний карман брюк, смерил меня гневным взглядом. – Тебе незачем читать остальное.
Я с ужасом подняла на Пола глаза и дрожащим голосом произнесла:
– Я не сказала и половины из того, что здесь написано. Она… корреспондент… вложила свои слова в мои уста.
– Ну конечно! – Пол ударил кулаком по столешнице, и на его виске вздулась вена.
Еще никогда я не видела его в таком гневе и инстинктивно отшатнулась.
Заметив это, муж сделал глубокий вдох и, ласково обняв меня за плечи, хрипло произнес:
– Прости. Мне не стоило выходить из себя. Но прошу тебя, Энджел, пожалуйста… пообещай, что больше не будешь разговаривать с ней или с каким-нибудь другим репортером. – Он приподнял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза. – Пообещай.
– Обещаю, – ответила я, испытывая облегчение, что вспышка гнева миновала.
– Хорошая девочка. – Он посмотрел на стоявшую на плите сковороду и заметил: – Пахнет чудесно. Хочу немного подышать свежим воздухом. Позови меня, когда завтрак будет готов, хорошо?