Пол развернулся, чтобы уйти, но я схватила его за руку и взмолилась:
– Сначала поцелуй меня. И скажи, что любишь.
Закрыв глаза, я ждала, и вскоре теплые губы Пола коснулись моих.
– Смотри, чтобы не подгорело, Энджел. – При этих словах он развернулся, отодвинул в сторону стеклянную дверь и вышел на улицу.
Я видела, как Пол развернул газету и принялся читать.
Мне отчаянно захотелось позвонить Дорис, Кэрол Энн или одной из подруг, захотелось услышать знакомый голос, рассказать о событиях в Нью-Йорке и выслушать точку зрения стороннего человека. Я смотрела на висевший на стене кухни телефон, и у меня чесались руки снять трубку и набрать знакомый номер.
Нет. Я хотела не просто поговорить с сестрами или подругами по телефону. Я хотела вернуться домой.
Впрочем, винить в произошедшем, кроме себя, мне было некого. Пол оказался прав: ему стоило отправиться сюда одному. Он смог бы позаботиться обо всем сам, поскольку не нуждался ни в моей помощи, ни в моем присутствии на похоронах Генри.
Я намеревалась проявить заботу по отношению к Руби: выслушать или подставить плечо, когда она будет плакать, пытаясь понять, почему мама ее оставила, – но та не испытывала никакого желания беседовать со мной. Меня и Пи Джея она воспринимала в лучшем случае как приложение к Полу или как внезапно возникшее на дороге препятствие.
Да, надо было послушать Пола и остаться с малышом в округе Дор, пребывая в блаженном неведении о том, что происходит в Стоункилле. Я могла бы оплакивать Генри издалека. Могла бы отправиться в церковь Святой Марии в воскресенье утром, чтобы помолиться о его душе. Могла бы по телефону интересоваться у Пола, нет ли каких-нибудь новостей от Сильи.
Я могла бы остаться дома и вести привычный образ жизни в окружении семьи, но нет: приняла решение отправиться в Стоункилл и стать частью этого действа. Так что винить и в самом деле было некого.
Телефон, на который я смотрела с таким вожделением, неожиданно зазвонил, прервав мои размышления. Я поспешно схватила трубку:
– Резиденция семьи Гласс.
Ответа не последовало.
– Алло? Кто вы?
Через мгновение в трубке раздался незнакомый женский голос:
– Миссис Гласс?
– Извините, миссис Гласс сейчас здесь нет. Она…
Я осеклась, не зная, что сказать. К тому же мне было неизвестно, знает ли звонившая женщина об исчезновении Сильи.
– Это миссис Пол Гласс? – спросила незнакомка.
– О… – выдохнула я. – Да, это я. Энджи Гласс. Жена Пола Гласса.
Последовала очередная пауза, а потом женщина сказала:
– Это миссис Хоук, директор школы. Я звоню, чтобы узнать, как Руби.
– Как это любезно с вашей стороны. – Я выглянула на улицу. Пол, закончив читать газету, теперь курил, развернувшись ко мне спиной. – Руби… она старается, миссис Хоук. Она не придет сегодня в школу. Ведь сегодня похороны ее отца.
– Да, мне уже сообщили. На похороны придет один из учителей в качестве представителя от школы.
– Вы очень внимательны.
– Что ж, – отрывисто произнесла миссис Хоук, – мы в школе сочувствуем вашей утрате, миссис Гласс. Примите наши соболезнования. – Она снова замолчала. – И, пожалуйста, передайте соболезнования… Полу.
Я не могла сказать с уверенностью, но мне показалось, что в голосе директора школы послышалась злость при упоминании имени моего мужа.
Я снова выглянула на улицу. Пол опустился на стул и сгорбился. Я наблюдала за ним с печалью в сердце. Бедный.
– Непременно передам, – ответила я. – Спасибо, что позвонили, миссис Хоук.
Глава 20Руби
Руби стояла перед окном своей комнаты и наблюдала за дядей Полом, стоявшим во дворе. Он читал газету, курил и выглядел при этом взволнованным, как человек, ожидающий поезда, который опаздывает на пятнадцать минут.
Докурив, он сложил газету, убрал в карман брюк и посмотрел на лес, а потом присел на один из металлических стульев и, опустив голову, обхватил ее руками.
Руби никогда не видела, чтобы высокий дядя Пол так сильно горбился. Его поза напомнила ей школьные уроки, на которых рассказывали, как надо вести себя в случае атомного взрыва. Такие уроки до сих пор проводились дважды в год. В начальной школе ученикам показывали фильм о том, как черепаха прячется в свой панцирь, а после просмотра дети учились также группироваться и прятаться. В старших классах фильмов уже не показывали, но школьники все равно тренировались, как надо пригнуться и укрыть голову руками. Именно так сейчас и сидел дядя Пол – пригнувшись и укрыв голову руками.
Во время таких занятий предполагалось, что ученики будут прятаться под своими партами, но девочки иногда переползали под соседние. Если же учитель делал замечание, они отвечали, что не хотели оставаться в одиночестве. Прижимаясь к другому человеку, девочки чувствовали себя в большей безопасности.
В этом году после первых занятий по гражданской обороне мальчики предложили девочкам переползать под их парты.
– Я тебя защищу и… согрею, – сказал Эмили Бруно Джерри Кроуз и изобразил руками объятия.
Остальные мальчишки засмеялись.
– Отстань, Джерри. Я останусь со своими подругами, так что спасибо, – фыркнула Эмили, уходя прочь и горделиво покачивая «конским хвостом».
Руби понимала, что чувствует Эмили. Ей тоже не хотелось бы прятаться под партой с кем-то из этих отвратительных мальчишек. А вот от компании девочки она бы не отказалась, да и вообще была бы не прочь обзавестись друзьями, только вот с ней никто не захочет дружить.
– Девочки в школе считают меня странной, – сказала как-то Руби своему отцу, объясняя, почему не приводит в дом подруг. – Они только и говорят, что о мальчиках да о нарядах. А я не знаю, как говорить о таких вещах, и если заговариваю о чем-то другом, смотрят так, будто у меня две головы.
Отец только пожал плечами.
– Тебе не нужны друзья. Заботься о себе, Руби, и все будет в порядке.
Оглядываясь назад – а эта беседа состоялась полгода назад, – Руби поняла, что это был последний раз, когда они с отцом разговаривали по душам, по крайней мере ей показалось, что они действительно разговаривали по душам.
Теперь Руби считала иначе.
Дядя Пол зашел в дом. Теперь, когда путь был свободен, Руби открыла окно и выбралась наружу. Вдохнув запах земли на заднем дворе, она подумала о том, каково это – оказаться глубоко под ней в небольшом ящике, в котором нельзя сидеть, нельзя двигаться. Ощущения, должно быть, еще более ужасные, нежели когда сидишь под партой.
Конечно же, она знала, что отец этого не почувствует: вообще больше ничего не будет чувствовать, – и все же представляла, каково это – находиться под землей, и что было бы, если бы отец внезапно ожил. Открыл бы глаза и увидел, что находится в кромешной тьме в замкнутом пространстве. Поднял бы руки, коснулся гладкой атласной обивки – для него, как всегда, все самое лучшее – и ощутил под ней твердость дерева. Тогда он наверняка понял бы, что над деревянным ящиком земля. Много земли. И как бы сильно он ни колотил в крышку ящика, как бы громко ни кричал, ему все равно не удалось бы выбраться наружу.
Мир вокруг него сжался до ничтожных размеров. И теперь он никогда не сбежит из этого презренного крохотного логова.
Глава 21Энджи
Пол вошел в кухню в тот момент, когда я вешала трубку после разговора с миссис Хоук.
– С кем ты разговаривала, Энджи?
Его тихий мрачный голос подсказывал, что лучше солгать.
– С мамой. Она позвонила узнать, как мы, – сказала я, отворачиваясь к плите. Растопила масло на сковороде и добавила яичную смесь, а потом повернулась к Полу и улыбнулась: – Завтрак будет готов через минуту.
Муж, очевидно, поверил моему объяснению и, сев за стойку, стал ждать, пока я поставлю перед ним тарелку с едой.
Поедая яичницу с беконом, Пол сообщил, что поминальная служба пройдет в помещении для гражданской панихиды.
– Они не были религиозны. Генри никогда не относился к католицизму серьезно, даже когда мы жили в Калифорнии и каждое воскресенье ходили на мессу. Силья вообще относится к какой-то финской церкви. Не помню, как она называется. – Пол пожал плечами. – Но, как бы то ни было, после того как умерла мать Сильи и они переехали из Бруклина, сомневаюсь, что она посещала церковь.
Я никак не могла постичь сказанное мужем, так как никогда не сталкивалась с чем-то подобным. Впрочем, многое в жизни Сильи и Генри было мне непонятно.
– А как насчет Руби? – спросила я. – Она никогда не ходила в церковь?
– Разве что когда была совсем маленькой, – ответил Пол. – Но насколько я знаю, с тех пор ни разу. Поэтому я и решил, что будет правильнее провести гражданскую панихиду.
В машине я держала малыша на коленях и нежно поглаживала по спинке. Руби притулилась в углу на заднем сиденье и, как обычно, молчала. Пока мы ехали по узким холмистым улочкам в центр города, я рассматривала дома и небольшие магазинчики. Мимо проплывали булочные и магазины канцелярских товаров, ателье и сапожные мастерские. Офисы компаний ютились в крошечных низеньких зданиях с мутными окнами и выцветшими вывесками. Большинство домов представляли собой узкие двух— или трехэтажные коробки, нуждающиеся в покраске и ремонте. Их отличали слишком отвесные крыши, безвкусно украшенные водосточные трубы и изрядно просевшие ступени.
– Генри и Силья сначала жили на Лоуренс-авеню, – тихо произнес Пол, кивнув в сторону одной из боковых улиц.
Руби даже не повернула головы.
Близ железнодорожных путей и реки Гудзон мы свернули на главную дорогу, и Пол прибавил скорость. В отдалении, у противоположного берега реки, виднелись стоявшие на якоре корабли – несколько дюжин, а может, и больше.
– Что это за корабли? – спросила я.
– В основном находящиеся в резерве военные суда. Правительство использует их для хранения зерна и другой продукции, но, если возникнет необходимость, вспомнит об их прямом назначении. Местные называют их «нафталиновым флотом».