Руби делала домашнее задание за барной стойкой. Силья помахала дочери и вышла на задний двор, намереваясь прогуляться.
– Не забудь поздороваться с папой, когда окажешься в лесу, – сказала ей вслед Руби.
Силья развернулась.
– Что ты имеешь в виду, дорогая? Где твой отец?
– Ступай. Сама увидишь. – Пожав плечами, Руби вновь сосредоточилась на учебниках и, не поднимая головы, добавила: – Он там, у самой границы с соседним участком.
Силья вошла в лес, пестревший осенним убранством, и медленно побрела мимо высоких деревьев, приземистых кустов и покрытых колючками ползучих растений. Генри проложил в лесу множество тропинок, но в отличие от него и Руби, инстинктивно находивших дорогу в этом запутанном лабиринте, Силья никак не могла запомнить их расположение и, наверное, поэтому старалась не ходить в лес с наступлением темноты. Дорогу назад она могла отыскать лишь в том случае, если видела сквозь верхушки деревьев зигзагообразные очертания крыши дома.
Возле просевшей каменной стены, отделявшей участок от заброшенного кладбища, она встретила Генри, который энергично копал большую прямоугольную яму, размеры которой были обозначены натянутыми веревками.
– Что ты делаешь? – спросила Силья.
– Бомбоубежище, – ответил Генри, подняв голову и утирая пот со лба.
Силья была потрясена.
– Но зачем, скажи на милость, тебе это понадобилось? Неужели ты и в самом деле веришь, что русские сбросят на нас бомбу?
Генри скептически посмотрел на жену и только крепче сжал лопату.
– В это верят все. Все, кто обладает хоть каплей здравого смысла.
Покачав головой, Силья развернулась и отправилась в сторону дома. Бомбоубежище. Ничего более нелепого она еще не слышала.
Руби все еще делала домашнюю работу.
– Как долго отец этим занимается? – спросила Силья.
– Целый день. Он ушел утром, сразу после твоего отъезда. – Девочка перевернула страницу учебника и принялась задумчиво грызть ластик на конце карандаша.
Силья налила в бокал мартини и с удовольствием сделала большой глоток.
– А что ты думаешь? Нам действительно нужно бомбоубежище?
Руби оторвалась от учебника.
– Нет ничего дурного, если мы будем готовы ко всему. К тому же отцу необходимо чем-то заниматься.
Силья заинтересованно взглянула на дочь.
– Ему необходимо чем-то заниматься?
– Конечно, – ответила Руби. – Мама, разве ты не видишь, какой он неприкаянный? Несмотря на работу от случая к случаю и занятия на заочных курсах, у него все равно остается слишком много свободного времени и энергии. Он рыскает повсюду словно вор. Только вот украсть ему нечего, поэтому он и пытается придумать себе хоть какое-то занятие, чтобы не потерять сноровку.
Слова дочери немало удивили Силью. Конечно же, она знала о странностях и причудах Генри, но ей никогда не приходило в голову, что Руби тоже это замечает.
Силья с минуту смотрела на повзрослевшую дочь. Руби получала наивысшие оценки по всем предметам, но больше всего ей нравился английский. Она так и не обзавелась друзьями, дома была тихой и послушной и по-прежнему любила настольные игры, хотя теперь предпочитала не «Монополию», а шахматы. Руби обожала побеждать – да и кто этого не любит? – но никогда не злорадствовала. Она была великодушным победителем. Уважала родителей и никогда не доставляла им ни малейшего беспокойства.
В этот момент Силья осознала, что единственная дочь почти выросла, а ее почти никогда не было с ней рядом. Казалось, только вчера Силья читала Руби книжки, сидя перед камином в старом доме на Лоуренс-авеню, а теперь поглядите-ка на нее – пятнадцать лет, старшеклассница.
Через несколько лет Руби отправится в колледж, и что тогда будет делать она, Силья? Так и увязнет в этой глуши, живя под одной крышей с человеком, не желающим дать ей развод, с мужем, отказывающимся отпустить ее, чтобы она обрела счастье с другим.
Силья посмотрела в окно и увидела возвращавшегося из леса Генри. Он был без рубашки, мускулистое загорелое тело поблескивало от пота. Силья ощутила прилив тоски. Только вот желала она вовсе не Генри, хотя он по-прежнему оставался весьма привлекательным.
Да, его она больше не желала.
Силья позвонила Кристине, с которой не виделась несколько лет, и пригласила на чашку кофе.
Они встретились в субботу утром в кафе на Девятом шоссе, в нескольких милях от Стоункилла. Это место предложила Кристина, и Силья не возражала, зная, что Кристина хотела быть замеченной в компании Сильи не больше, чем та – в компании директора школы.
– Я хочу поговорить о Руби, – сразу перешла к делу Силья. – Я беспокоюсь за дочь. Чисто внешне с ней все в порядке. И все же… – Она осеклась.
– И все же? – переспросила Кристина, заглянув Силье в глаза.
– Не знаю. – Силья беспомощно развела руками. – Наверное, я просто надеялась… рассчитывала, что у нее появятся какие-то интересы. Что она займется чирлидингом или каким-нибудь видом спорта. Или, может быть, запишется в музыкальную школу, однако каждый день она возвращается из школы точно в срок и садится делать уроки. Руби получает отличные оценки и почти совсем ничего не просит, но…
– Но она должна чего-то хотеть, – закончила за нее Кристина. – И конечно же, у нее есть желания, как у всех старшеклассников. Видишь ли, Силья, у меня нет детей, но я хорошо знаю подростков. Некоторые из них справляются сами, некоторых нужно направить. Руби – очень умная девочка и очень способная, но наличие способностей вовсе не подразумевает понимания собственных потребностей. Руби нужен какой-то пример перед глазами. Нужен кто-то, кто сможет дать ответы на интересующие ее вопросы.
– Ты имеешь ввиду меня?
– Ты ведь ее мать, – ответила Кристина.
Некоторое время они пили кофе молча.
– Как ты в целом? – наконец спросила Кристина. – Мы не виделись… очень давно.
– Нормально. Работаю. Очень люблю свой дом.
– Продолжаешь ходить в кино?
Силья почувствовала, что ее губы непроизвольно растягиваются в улыбке.
– Не слишком часто, – призналась она и опустила голову, ощутив внезапную робость. – Не так часто, как раньше… Но я иногда бываю в городе с… друзьями.
Силья умирала от желания рассказать о Дэвиде и своей любви к нему, поведать о том, как потрясающе находиться в его объятиях. О том, с каким наслаждением она снимает с пальца обручальное кольцо и бросает на прикроватный столик в номере отеля, прежде чем забраться к Дэвиду в постель. Как бы Силье хотелось избавиться от этого проклятого украшения навсегда! Впервые за много лет она чувствовала себя счастливой и удовлетворенной.
Но Силья не могла рассказать обо всем этом Кристине и вообще кому бы то ни было.
– Спасибо за совет относительно Руби. – Силья допила кофе и, расплатившись за себя и Кристину, ушла.
Генри продолжал рыть бомбоубежище всю осень, а по весне собирался арендовать бетономешалку, чтобы залить пол и стены.
В своей комнате он устроил импровизированную чертежную доску из упаковок от молока и широкой поцарапанной доски, за которой проводил бесчисленное количество часов, штудируя присланную по почте брошюру «Семейное противорадиационное убежище». Чертил планы, изучал устройство вентиляционной системы и принципы использования галетных «сухих» батарей.
– Высота пятнадцать футов, – пояснил он, расстилая план на кухонном столе, чтобы показать Силье. – Я сделал с запасом, хотя рекомендуют десять. Но береженого Бог бережет. Размер самого помещения – десять на двенадцать, не считая входа. Видишь, – с воодушевлением продолжил он, указывая на черту на плане, – здесь располагается по меньшей мере одна прямоугольная перегородка. Она задержит бо́льшую часть радиации, и та не попадет в основное помещение.
– В самом деле, – пробормотала Силья, потягивая мартини. – Как интересно.
Однажды вечером она вышла из дома, чтобы взглянуть на сооружение. Генри в клетчатой шерстяной коф- те и рабочем комбинезоне стоял на краю ямы. Из его рта вырывались облачка пара. Обхватив себя руками, Силья подошла ближе.
– Толщина стен – восемь дюймов, – с гордостью поведал муж. – А крышу я сооружу из стальных балок и бетонных блоков. Никто и ничто не сможет проникнуть внутрь.
На губах Сильи заиграла едва заметная улыбка.
– Ты считаешь, это смешно? – спросил Генри.
Силья покачала головой.
– Нет-нет. Это очень серьезное дело, Генри. Я очень ценю твои попытки защитить семью. Правда ценю.
Конечно же, она лгала, ибо считала эту затею полным абсурдом.
Генри молчал, и Силья подумала, что он ей поверил, но потом муж произнес:
– Тебя это совершенно не волнует, верно?
– Да, не волнует. Потому что ядерного удара не будет и нам никогда не пригодится убежище. Никто не станет сбрасывать на нас бомбу, Генри. Это всего лишь пропаганда. Спекулирование страхом.
– Ах так? И какой же авторитетный источник сообщил тебе такую информацию? – Он принялся укладывать доски поверх ямы для защиты от зверей зимой. – Да что ты знаешь, проводя целые дни в своем роскошном офисе? Кто снабжает тебя секретными данными о том, что планирует советское правительство?
– Ради всего святого, Генри! – рявкнула Силья. – Мне не нужны никакие дополнительные источники информации. Я читаю газеты.
Генри бросил на жену испепеляющий взгляд, как если бы считал, что «Нью-Йорк таймс» – самая престижная национальная газета – не может публиковать сколько-нибудь ценную информацию. Впрочем, чему удивляться? О событиях в стране и мире Генри узнавал из издаваемой в Уайт-Плейнс газеты «Рипортер диспэтч» и местной «Стоункилл газетт», в которой, как однажды небрежно заметила Силья, работали не репортеры, а кучка наемных писак.
– Ты сама знаешь, что все крупные газеты принадлежат коммунистам, – сказал Генри, понизив голос, как если бы кто-то мог его услышать.
Не сдержавшись, Силья громко рассмеялась.
– Да ты окончательно сошел с ума.
– Черт бы тебя побрал! – Побагровев от ярости, Генри схватил доску и поднял ее над головой, как если бы доска была бейсбольной битой, а сам он намеревался совершить хоумран.